Сухой тон банкира смягчился.

— Ваш отец, мистер Натаниэл Хоув, заложил все до последнего.

— Этого не может быть! — Зак был потрясен услышанным.

— Мне очень жаль, что вам пришлось узнать обо всем от меня. — Голос банкира звучал искренно. — Я был уверен, что вам все известно. Полтора года назад мистер Хоув заложил ферму и не смог выплачивать по закладной. Хуже всего то, что он ничего не делал на ферме, чтобы получать доход.

Зак слушал как громом пораженный. В ушах стоял звон. Отец заложил ферму? Да тот ли это Натаниэл, который никогда, сколько Зак себя помнил, не бывал в банке? Для которого собственный кусок земли был священным?

— Болезнь мамы заставила его заложить ферму, — тихо сказал юноша. — Ему пришлось ухаживать за ней и платить доктору.

— А платежи по закладной? — настаивал Коллинз. — Почему он не заботился о них?

— Потому, — горько проронил Заккес, — что у него просто не было на это денег.

— У него остался еще месяц, — мягко проговорил Мак Коллинз, — до того как банк лишит его права выкупа. После этого ферма перейдет в распоряжение банка. Мне искренне жаль, но выбора нет.

— Только один месяц! — Все закружилось у Зака перед глазами. — Так, значит, вы мне отказываете.

— Да, это так.

— Пожалуйста, ваше преподобие, помогите мне! — с мольбой в глазах обратился юноша к отцу Флэттсу.

— Мак, — медленно проговорил священник, — что, если я буду сопоручителем Заккеса?

— Ну, это будет зависеть от того, какая сумма ему нужна, — нахмурился банкир.

— Сколько? — вопросительно посмотрел на Зака отец Флэттс.

Мозг его заработал с невероятной быстротой, цифры с бешеной скоростью завертелись у него в голове. Требовалось восемьсот долларов, но и половины этой суммы было достаточно, чтобы поместить мать в клинику хотя бы на некоторое время. И все же четыреста долларов… Внутренний голос подсказывал ему, что следует еще уменьшить сумму.

— Двести долларов, — быстро проговорил Зак.

— Боюсь, ничего не получится, — покачал головой Мак Коллинз. — Пятьдесят, ну, сто долларов, не больше. — Он бросил взгляд на отца Флэттса. — Вы тоже, ваше преподобие, берете на себя очень много. Знаю, знаю… — Он поднял руку, предваряя возражение. — Бог воздаст. Но боюсь, что верно на небесах, не всегда справедливо в делах земных.

— Но, Мак! — прошептал отец Флэттс. — На карту поставлена человеческая жизнь. Я лично буду отвечать за эту ссуду.

И вновь, в который раз, банкир покачал головой. Он тоже входил в число прихожан, но на первом месте у него были дела банка.

— Я уже позволил заложить пасторат[7], когда требовалось починить крышу в церкви.

— Да, да, я знаю, — раздраженно проговорил отец Флэттс. — Вы мне уже напоминали о том, что я превысил свой кредит.

— Дело не в том, что я вам не доверяю. — Коллинз постарался смягчить остроту ситуации. — Я вам верю, поэтому и предоставил кредит.

— Знаю, Мак, — вздохнул священник.

Зак ошеломленно молчал. Он не знал, что отцу Флэттсу пришлось занимать деньги на новую крышу. Почему он раньше об этом не подумал? Ведь приход в Мадди-Лейк был небогат. Ясно только одно: ссуды ему не видать. Зак устало поднялся.

Когда они были на улице, отец Флэттс огорченно покачал головой.

— Мне очень жаль, сынок, я старался, как мог. Не знаю, что еще можно сделать.

— Я думаю так, — сказал медленно Зак, — если помощь нельзя найти на земле, возможно, небеса будут более благосклонны.

11

Зак сидел в кабинете отца Флэтгса и невидящими глазами смотрел на лежащий перед ним чистый лист бумаги. Покусывая карандаш, юноша обдумывал содержание письма. Он и не подозревал, как сложно будет сочинить такое письмо. Сколько Зак себя помнил, Натаниэл старался внушить ему чувство гордости и независимости, которое в итоге и вошло в его плоть и кровь. Просить помощи было не принято. Никто из Хоувов никогда никого ни о чем не просил.

«Ты ничего ни у кого не выпрашиваешь, — старался переломить себя Зак, — ты просишь деньги в долг, потом ты все вернешь».

Вошла Фиби с чашкой дымящегося кофе, поставила ее перед Заккесом и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

Зак колебался, не зная, с чего начать. Но вот появились первые строки, за ними последовали другие.


«Ваше преподобие, уважаемый отец Астин!

Благодарю Вас за то, что Вы дали мне возможность навестить семью. У меня нет слов, чтобы выразить мои чувства, и Вашу доброту я никогда не забуду, я Ваш вечный должник. Болезнь моей матери оказалась значительно серьезнее, чем я предполагал.

Вы позволили мне оставаться с ней столько, сколько я сочту нужным, я также признателен Вам за это. Вы так много для меня сделали, что мне невыносимо трудно обращаться к Вам с просьбой, но выбора у меня нет.

У моей матери туберкулез. Уверен, Вы знаете, что это такое. Однако местный доктор считает, что может наступить улучшение, если поместить ее в санаторий в Ашевилле в Северной Каролине. К сожалению, лечение стоит дорого, моя семья и я не имеем для этого средств. Я знаю, что прошу очень много, но я умоляю Вас посодействовать тому, чтобы колледж ссудил нам восемьсот долларов для восстановления здоровья моей матери. Я с радостью буду выполнять любую работу в неучебное время или даже прерву занятия, чтобы быстрее вернуть долг.

Еще раз хочу подчеркнуть, что я с невероятным трудом решился просить помощи, но Вы, преподобный Астин, единственный человек, к кому я могу обратиться.

Заранее благодарен.

С уважением,

ваш брат во Христе

Заккес Хоув».


Заккес перечитал письмо, аккуратно сложил, нашел конверт и вложил в него листок. Юноша долго смотрел на конверт, прежде чем отправиться на почту.


Прошло уже девять дней с тех пор, как Заккес отправил письмо. Фиби раздвинула кружевные занавески в гостиной и увидела Зака, сидящего на ступеньках веранды в ожидании почтальона, мистера Пибоди. В письме он указал адрес Флэттсов, полагая, что в город почта доставляется скорее.

Фиби опустила занавески, поправила волосы и тоже вышла на веранду.

— Заккес, — мягко позвала она.

От неожиданности он вздрогнул и быстро обернулся. На Фиби было длинное, до щиколоток, платье переливчатого синего цвета с высоким кружевным воротником, который охватывал ее лебединую шею ниспадающими складками. Поверх кружев она надела серебряный медальон, который превосходно смотрелся на этом фоне.

— Ждешь мистера Пибоди? — спросила Фиби.

Он молча кивнул.

Она подобрала платье и села рядом на ступеньку, обхватив колени руками. Некоторое время они молчали. Она взглянула на него сбоку. От ее зрачков исходил особый мерцающий свет.

— Ты не собираешься стать проповедником, когда придет время принимать сан? — тихо спросила Фиби.

У Зака появилось странное чувство, будто ему рассекли кожу и заглянули глубоко в душу. Он медленно повернулся к ней.

— Почему ты так говоришь? — резко спросил он.

— О… — Она красноречиво пожала плечами. — Я не знаю, — она внимательно изучала свои руки, — у меня просто такое ощущение.

Фиби старалась расспросить его, но он не стал больше говорить на эту тему. Все же она осталась довольна: он не пытался ничего отрицать.


Наступил тринадцатый день ожидания.

— Мне жаль, Заккес, — сказал мистер Пибоди, — для тебя опять ничего. Может быть, письмо придет завтра.

— Да, может быть, и завтра, — тяжело вздохнул Заккес. Завтра, всегда надежда на завтра.

Но у его матери осталось не так много этих «завтра».

Прошло семнадцать дней. И вот Зак увидел, как по улице бежал, размахивая письмом, мистер Пибоди, его черная кожаная сумка болталась из стороны в сторону.

— Заккес! — кричал он хрипло. — Заккес Хоув!

Сидевший на крыльце Флэттсов Зак встрепенулся. Он уже потерял всякую надежду получить известие от преподобного Астина. И вот мистер Пибоди, нарушив свой график разноски, бежит к нему с письмом. «Бог есть в конце концов», — с облегчением подумал Заккес.

Юноша вскочил и с торжествующим воплем ринулся навстречу почтальону. Возбуждение заразительно. Люди оглядывались, выходили из домов, смотрели из окон. Где это видано, чтобы мистер Пибоди так спешил!

Входная дверь в дом Флэттсов распахнулась и с треском захлопнулась. Фиби появилась на веранде в белом накрахмаленном переднике, на лице ее было написано удивление. Она вытерла руки о полотенце. Увидев бегущего мистера Пибоди, Фиби отбросила полотенце и бросилась за Заком.

— Спасибо, мистер Пибоди! — радостно кричал Зак. — Я вас люблю. Я люблю вас. — Он изо всех сил неловко сжал в объятиях пораженного почтальона, звонко расцеловал его в обе щеки и выхватил письмо.

Мистер Пибоди почесал в затылке и тряхнул головой.

— Наверное, важное письмо, — пробормотал он, — меня за письмо еще никто не целовал!

— Важное! — Заккес рассмеялся, подпрыгнул, счастливые слезы текли по его щекам. Письмо было не только важным. Дело шло о жизни или смерти. Наверное, внутри чек или денежный перевод — очень уж тонок конверт, это означает спасение для матери.

Наконец Фиби догнала Заккеса, лицо ее побледнело от напряжения. Она наблюдала за тем, как Зак дрожащими руками распечатывает конверт, подняла письмо, когда Зак его уронил, и улыбнулась, когда конверт был наконец разорван.

В конверте оказались два сложенных листка почтовой бумаги. Зак развернул их и нахмурился. Он ожидал увидеть чек или денежный перевод, но ни того, ни другого не было. Юноша даже посмотрел на землю: не обронил ли он их?

«Возможно, они придут отдельно», — предположил Зак и нетерпеливо начал читать.


«Сын мой во Христе!

С глубоким сожалением воспринял я известие о серьезной болезни твоей матери. Я не предполагал, что она так тяжело больна. Предлагаю тебе взять отпуск и побыть с ней, сколько необходимо. Не сомневайся, я и все мы молимся о здоровье твоей дорогой матери. В прошлое воскресенье вся наша община молилась о вас. Я уверен, что Бог услышал нас, остальное в его руках».