— Доброе утро, — ответил Безил уверенным тоном.

Аманда грустно улыбнулась и убрала с лица выбившуюся прядь волос.

— Доброе утро, мисс Клауни. Счастливого Рождества, — застенчиво глядя себе под ноги, поздоровалась Аманда.

— И вам счастливого Рождества, миссис Грабб.

Вид у Аманды был еще более несчастный, чем накануне. От Эленды не укрылось, что она все время нервно теребила обтрепанные рукава своей кофты. Очевидно, между мужем и женой произошел какой-то важный разговор. «А может быть, — предположила Эленда, — она его боится? В нем действительно было что-то устрашающее, почти отталкивающее. И вообще чета Грабб меньше всего напоминает счастливую, любящую пару». Они относятся друг к другу как-то холодно, почти отчужденно. Без всяких видимых причин Эленда вдруг подумала, что Элизабет-Энн будет значительно лучше с ней, чем с четой Грабб. И чем больше она об этом думала, тем четче ее интуиция или предчувствие превращались в четкое убеждение, Но здесь от нее ничего не зависело, она никем не приходилась девочке, а Элспет и Безил были ее родственниками.

Она не имела никаких прав на Элизабет-Энн, а то, что любила ее всем сердцем, сейчас не имело никакого значения.

Безил откашлялся, при этом его кадык несколько раз некрасиво дернулся.

— Мы хотели бы узнать, не можете ли вы уделить нам несколько минут, мисс Клауни?

Эленда заглянула в гостиную: постояльцы уже начали рассаживаться за столом в ожидании праздничного завтрака.

— Мы можем поговорить на кухне, после того как я подам завтрак. Девочки! — позвала Эленда.

Дженни и Элизабет-Энн обернулись, их лица едва виднелись из-за пакетов.

— Не пойти ли вам в гостиную, — предложила Эленда и, понизив голос, обратилась к мистеру Граббу: — Вы развели огонь в камине?

— Поскольку было холодно, а дрова приготовлены…

— Вы передвигали пианино?

Безил как-то странно поглядел на нее и медленно покачал головой.

— Это хорошо. Я спросила потому, что Элизабет-Энн боится пламени. После того ужасного пожара, который она видела…

Эленда отступила и улыбнулась, пропуская девочек. Затем она вошла в кухню, Граббы последовали за ней.

— Садитесь, пожалуйста. Вам я накрою не в столовой, а здесь. Вы будете завтракать, и мы сможем поговорить. Я сейчас вернусь.

Эленда поправила передник и занялась делами. Безил и Аманда наблюдали, как она сновала из кухни в столовую и обратно. Вскоре она поставила перед Граббами кружки с горячим молоком, тарелки с яичницей, колбасой и свежеиспеченными булочками с клюквой. Наконец Эленда закрыла дверь в столовую, налила себе кофе, поставила кружку на стол, села и, придвинув стул поближе к столу, положила руки на стол.

— О чем вы хотели поговорить со мной, мистер Грабб?

Но Безил жестом попросил ее помолчать. Он закрыл глаза и наклонился над тарелкой. Аманда сжала руки на коленях и так же, наклонившись, произнесла одновременно с Безилом.

— Благослови, Господи, сей дар, что мы готовы вкусить, аминь!

После этого Безил открыл глаза и потянулся за соусником. Он щедро полил соусом яичницу и свиные колбаски. Затем, проткнув вилкой яйцо, Безил наколол колбаску и обмакнул ее в жидкий желток. Он откусил кусок и начал говорить, не переставая жевать.

— Мы долго говорили с миссис Грабб, — последовал жест вилкой в сторону Аманды, он проглотил еще кусок, — об Элизабет-Энн…

— Она такая милая девочка, — сказала Эленда, глядя на Безила. — А волосы какие красивые — чистое золото, и глаза светло-голубые. Могу вас уверить, у вас не будет с ней хлопот.

— А мы в этом и не сомневаемся, — сказал Безил, — она совсем как ее мама. — Он бросил взгляд на Аманду. — Я правду говорю, Элспет?

— Ну, вылитая мать, — наклонив голову, пробормотала Аманда. — Упокой, Господи, ее душу.

— Аминь, — добавил Безил. — Мы любим Элизабет-Энн, она ведь наша родня. Из нее вырастет настоящая леди, совсем как ее мать. — С этими словами Безил взял блинок, разорвал его и задумчиво стал жевать. — Боюсь, однако, что ей будет трудно жить с нами.

Эленда вопросительно посмотрела на него.

— А почему вы так думаете?

— Видите ли, мисс Клауни, — подняла голову Аманда, — у нас нет дома, — тихо пояснила она, — а детям нужен дом. Мы сказали вчера, что были в отъезде, поэтому не сразу смогли приехать. — Она говорила, тщательно подбирая слова, стараясь быть убедительной, втайне надеясь заслужить прощение Безила за то, что сожгла акции. Аманда глубоко вздохнула и продолжала дрожащим голосом: — Мистер Грабб и я — люди религиозные. Поэтому ездим по стране, неся слово Божье туда, где его хотят услышать. А для этого нужны деньги, мисс Клауни, много денег. — Они обменялись взглядами с Безилом, который жестко смотрел на нее, как бы заставляя продолжать: — Когда мы получили ваше письмо, — продолжала Аманда, — мы решили, что это Божий знак. Мы хотим продать вам малышку, если вы не против. По всему видно, что вы с ней поладили и все такое. Мы хотим за нее столько, чтобы можно было дальше нести слово Божье.

Эленда не могла поверить своим ушам: «Правильно ли я их поняла? Они хотят продать Элизабет-Энн? Эти… эти идиоты продают ей свою чудесную племянницу?» Никогда в жизни Эленда не испытывала такой ярости.

Не успела она оправиться от потрясения и подобрать слова, чтобы ответить этим чудовищам, как Безил нарушил молчание:

— Конечно, если вы не согласны дать нам за Элизабет-Энн хорошую цену, мисс Клауни, тогда мы продадим ее в Далласе или еще где-нибудь. Думаю, за нее можно будет выручить кругленькую сумму, ведь она такая хорошенькая.

Но внезапно его рассуждения о купле-продаже прервал душераздирающий, нечеловеческий вопль, прокатившийся по всему дому.

10

Сначала Дженни и Элизабет-Энн были так заняты своими подарками, что не обращали внимания друг на друга. Не слышали они и стука столовых приборов о фарфор, доносившегося из раскрытой двери столовой.

Дженни поставила два своих пакета на стол, потом по очереди подняла и потрясла каждый, после чего стала разворачивать тот пакет, что поменьше, но тяжелее.

Элизабет-Энн свои подарки положила на диван, встала рядом на колени и стала неловко развязывать красивую ленточку на большом пакете. Перчатки мешали ей справиться с неподатливой лентой.

Когда Дженни сорвала бумагу и увидела черный бархатный футляр, она испустила такой громкий радостный вопль, что Элизабет-Энн оторвалась от своего занятия и посмотрела на нее.

Дженни открыла медный замочек, подняла крышку и наклонила коробку, чтобы Элизабет-Энн увидела, что было внутри. Там на красном бархате холодным блеском отливал золотистый металл и серебрилось зеркало.

— Это же тот туалетный набор, который я хотела! — радовалась Дженни. Она вынула из футляра ручное зеркальце и стала самодовольно смотреться в него. Затем схватила щетку с белоснежной щетиной и стала причесываться, подражая взрослым дамам. Спустя несколько минут Дженни взглянула на Элизабет-Энн, которой наконец удалось справиться с лентой и бумагой. Она собиралась снять крышку с коробки.

Дженни нахмурилась, прикидывая про себя, что могло лежать в такой большущей коробке: «Возможно, зимнее пальто, — подумала она. — Как раз такой подарок ей подойдет». По своему опыту Дженни знала, что у тети, как правило, один подарок был для развлечения, другой — для пользы. Белье, например.

Дженни пребывала в благодушном настроении: она получила желанный туалетный набор, тетя простила ее за украденный у Элизабет-Энн завтрак. Она даже заговорила с Элизабет-Энн, бросив через плечо:

— Уверена, там у тебя что-то интересное. — Однако ее не очень волновало, что было так тщательно упаковано в белую папиросную бумагу. Дженни не смотрела в сторону Элизабет-Энн, а продолжала заниматься своим вторым пакетом. Действительно, там оказалось белье. Дженни недовольно поморщилась и отодвинула пакет.

Элизабет-Энн осторожно развернула бумагу и восхищенно вздохнула. В коробке сидела кукла с льняными волосами — самая красивая кукла, которую только можно было себе вообразить.

Она бережно взяла куклу и вынула ее из коробки, глаза ее сияли. Матовое фарфоровое лицо было выполнено настолько искусно, что казалось живым. Широко раскрытые небесно-голубые глаза оттеняли длинные густые ресницы. Никогда в жизни Элизабет-Энн не видела ни такой чудесной куклы, ни такого роскошного платья, отделанного оборками и кружевами. Самый пышный цирковой костюм не шел ни в какое сравнение с этим изысканным нарядом.

Дженни обернулась, и из ее груди вырвался негодующий, полный зависти крик.

— Она моя! — завопила она, глаза ее горели злобой. — Я видела эту куклу в Браунсвилле!

Но Элизабет-Энн ее не слышала: она была целиком поглощена красавицей куклой. Девочка усадила ее к себе на колени и, замирая от восхищения, гладила мягкие светлые волосы. Элизабет-Энн слишком поздно заметила, как рванулась Дженни, как вырвала куклу у нее из рук. Напрасно Элизабет-Энн старалась ей помешать.

— Она моя, — шипела Дженни, стиснув зубы.

Элизабет-Энн отрицательно покачала головой и, спрыгнув с дивана, бросилась к Дженни, но та метнулась за стол.

Сдавленный крик вырвался из груди Элизабет-Энн, из глаз ее лились слезы, она умоляюще протянула руки к своей обидчице.

Дженни скорчила гримасу, отвернулась, прижимая куклу к груди.

— Ты моя, — шептала она кукле, — только моя. Тетя ошиблась. Ты кукла из Браунсвилля. — Тут она почувствовала, как Элизабет-Энн тащит ее за платье. Дженни рывком освободилась и бросила через плечо: — Ты никому здесь не нужна. Отстань от меня!

В отчаянии Элизабет-Энн снова попыталась схватить куклу, но Дженни высоко подняла ее и с мерзкой улыбкой спряталась за пианино. Она была совершенно уверена, что Элизабет-Энн не пойдет туда, ведь пианино скрывало камин, в котором, потрескивая, горел огонь. Элизабет-Энн никогда не подходила к огню.

Но Дженни недооценила упорство Элизабет-Энн, не учла, что она была вне себя от гнева, кроме того, Дженни не понимала, что значила кукла для Элизабет-Энн. Это была не просто игрушка, а подарок тети, любовь к которой становилась сильнее с каждым днем. Тетя подарила куклу ей, а не Дженни, которая отняла подарок, желая помучить ее.