Но в этом году от свечей нужно было отказаться: они могли напугать Элизабет-Энн. Эленда это прекрасно знала. После пожара в цирке девочка боялась любого пламени.

Часы с маятником, стоявшие на намине, показывали почти одиннадцать. В это время обычно она уже давно была в постели. Назавтра ей предстоял беспокойный день. Придется встать в пять утра, чтобы завернуть подарки, приготовить закуски для шведского стола, навести порядок в доме. Будет еще много разных мелочей, которые вспоминаются в последнюю минуту.

Эленда пересекла комнату и подошла к окну. Раздвинув занавески, она посмотрела на улицу. Ночь была очень темной из-за сильного дождя, от рамы тянуло холодом. В Техасе она никак не могла привыкнуть к рождественской погоде. Как правило, в эти дни было дождливо и холодно, а если и сухо, то все равно холодно. Но никогда не было снежного Рождества. Только пронизывающий до костей холод.

Эленда опустила занавески, обошла гостиную, проверила, погасли ли в камине последние тлевшие угольки, затем, подняв матовые абажуры, погасила лампы. Матовые абажуры она купила тоже ради Элизабет-Энн: так девочка меньше боялась огня ламп.

Последнюю лампу Эленда оставила зажженной и взяла в свою комнату. По дороге она заглянула к девочкам. Дженни мирно спала, уютно свернувшись под ворохом одеял. Эленда поцеловала ее в щеку и вышла, закрыв за собой дверь. Затем она направилась в кладовую, где спала Элизабет-Энн.

Определенно, девочка опять видела страшный сон. Эленда вздохнула и, подойдя к кровати, подняла лампу. Элизабет-Энн металась по постели, была вся в поту. Лоб наморщен, лицо горит, из горла вырываются клокочущие звуки, единственные, которые ей удавалось произнести.

Эленда быстро опустила лампу на тумбочку, наклонилась над кроватью и слегка потрясла девочку за плечо.

— Элизабет-Энн, — позвала она, — Элизабет-Энн!

Девочка вздрогнула и проснулась, в глазах ее застыл страх. Она тотчас села и крепко обхватила Эленду за шею.

Эленда присела на край постели и, крепко прижимая к себе ребенка, поглаживала ее по спине и успокаивающе шептала:

— Успокойся, детка. Это только плохой сон, все будет хорошо. Тетя прогонит дурной сон.

Эленда осторожно разжала руки девочки и снова уложила ее. Глаза Элизабет-Энн, широко раскрытые от страха, казалось, молили:

— Не оставляй меня, прошу, побудь со мной.

Эленда угадала эту немую просьбу. Она ободряюще погладила девочку по щеке, но сама сильно встревожилась. Ночные кошмары преследовали Элизабет-Энн с того самого дня, как Эленда подобрала ее в поле, но в последнее время они стали повторяться значительно чаще. «Возможно… — неуверенно подумала Эленда, — возможно, небольшая доза настойки опия поможет ей спать спокойно, защитит от навязчивых видений. В конце концов, смесь опия и спирта совсем безвредна».

— Я сейчас вернусь, — решительно проговорила Эленда. — Я принесу тебе то, что прогонит страшные сны.

Элизабет-Энн снова села и изо всех сил прижалась к Эленде, чтобы не остаться один на один со своими кошмарами.

— Я только на одну минуту, — уверила ее тетя.

Девочка посмотрела на нее с сомнением, но послушно легла. Эленда вышла из комнаты и скоро вернулась. В руках у нее был пузырек с настойкой опия, который она взяла с полки в кухне. Она капнула из пузырька в чайную ложку.

Девочка слизнула каплю и поморщилась, но остаток ночи спала спокойно. Когда на следующее утро она проснулась, в глазах ее не было больше затравленного выражения.

На следующую ночь кошмары вернулись. Эленда опять дала девочке мизерную дозу, и она крепко уснула. С тех пор каждый вечер перед сном Эленда давала Элизабет-Энн одну-две капли настойки.

Она и не догадывалась, что постепенно приучает девочку к наркотику.

8

Аманда и Безил в нерешительности стояли перед большим, обитым вагонкой домом. Окна первого этажа были ярко освещены, оттуда доносились звуки пианино и мелодия рождественского гимна. В основном были слышны мужские голоса, низкие и немного фальшивые, но сильный женский голос уверенно вел их за собой.

Украсить дом пришла пора,

Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла,

Нам Рождество встречать пора,

Фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла…

— Мне все это очень не нравится, — пробормотала Аманда, искоса глянув на мужа. У нее от холода занемели губы и начался насморк. Она вытерла нос рукавом пальто. — Нехорошо все это, Безил, нельзя затевать такое дело, да еще на Рождество.

Безил неотрывно смотрел на дом сквозь пелену дождя. Впервые на душе у него было так смутно. Дурные предчувствия появились еще на вокзале. С поезда они сошли в сплошную ночь. Всю дорогу от станции, пока они ехали в нанятой коляске, Безил тщетно осматривался, стараясь увидеть хоть какие-либо признаки цирка. Правда, в темноте трудно было что-либо разглядеть, шел сильный дождь, и луны не было. Безил предпочел ничего не спрашивать у старика, который их вез. Он прекрасно знал, что все маленькие городки похожи один на другой. Стоит кому-то чихнуть на одном конце, как назавтра об этом говорит вся округа.

Настроение Безила передалось Аманде. Она взяла его за руку, чтобы увести от этого дома, хотя идти им было совершенно некуда.

Безил холодно взглянул на нее. Его глаза за мокрыми стеклами очков отливали стальным блеском.

— Тебя зовут Элспет, — тихо сказал он, — и постарайся помнить об этом. Вот что самое важное. Отзывайся только на это имя. Если поинтересуются, когда ты вышла за меня замуж, тогда ты станешь для всех Элспет Грабб. — Безил неожиданно поежился. — Здесь холодно, давай войдем в дом.

Аманда тяжело вздохнула, взяла свои чемоданы и пошла вслед за мужем. Они поднялись на три ступеньки и оказались на веранде. Музыка стихла, но через мгновение гимн сменила другая мелодия: «Внемлите! Ангелов славная песнь…»

Внемлите! Ангелов славная песнь

Несет о рождении Владыки нам весть,

Мир на земле…

Безил громко постучал в дверь.

В это время в гостиной Элизабет-Энн тихонько двигалась в дальний угол дивана, зорко следя за Дженни, которая старалась улучить момент и ударить ее по ногам носком туфли. Одновременно она поглядывала на мужчин, окруживших пианино. Инструмент обычно стоял у окон, но сейчас его отодвинули и развернули: в таком положении он полностью загораживал камин. Элизабет-Энн знала, что это сделали специально для нее, и у нее потеплело на душе. Если бы Дженни к ней не приставала, жизнь можно было бы считать прекрасной.

В этот вечер Элизабет-Энн была необычайно хорошенькой. Тетя купила два одинаковых платьица: одно для нее, другое для Дженни. Такие замечательные платья — чисто белые, ажурные сверху. Элизабет-Энн никогда ничего подобного не видела. По случаю Рождества волосы у девочек были распущены, разделены пробором на две части и перехвачены шелковыми лентами, красной и зеленой.

Вдруг тетя прервала игру, пальцы ее замерли в воздухе. Она наклонила голову и прислушалась. Лишенная ее поддержки мелодия постепенно угасла, Эленда нахмурилась. Она вновь прислушалась и наконец спросила:

— Кажется, внизу стучат?

— Я тоже слышу, — отозвалась Дженни. Она вскочила со своего места и выбежала из гостиной.

Эленда отодвинула вертящийся стул, встала и взглянула на мужчин-постояльцев, плотно окруживших пианино. Она чувствовала, что все устали и наступило время подкрепиться.

— Думаю, на сегодня пения довольно, — тепло улыбаясь, проговорила Эленда. — Не выпить ли нам по стаканчику пунша? И закусить не мешает.

Раздались благодарные возгласы, и все перешли к столу, застеленному нарядной скатертью, на которой Эленда вышила кисти красных ягод и зеленые листья остролиста. В центре стола возвышался объемистый хрустальный сосуд с пуншем, а вокруг на тарелках, искусной рукой хозяйки было разложено много вкусных вещей, от одного вида которых у гостей потекли слюнки.

Эленда заняла свое место у стола и начала разливать пунш. Так было на каждое Рождество. Затем она стала обходить присутствующих, находя для каждого доброе слово, справедливо считая, что хорошая хозяйка должна всем уделить внимание, чтобы каждый за столом почувствовал себя свободно и просто.

— Тетя!

Эленда резко остановилась и нахмурилась. На пороге стояла Дженни, а за ней — закутанные с головы до ног незнакомые мужчина и женщина. Да, это так. Никогда раньше не приходилось ей встречаться ни с полной румяной женщиной, ни с ее спутником — высоким мужчиной с неестественно бледным лицом. Чуть поодаль стояли четыре чемодана.

Эленда пересекла комнату и любезно обратилась к вошедшим:

— Слушаю вас?!

Безил быстрым взглядом окинул теплую, праздничную гостиную, не оставив без внимания ни высокую рождественскую елку, ни праздничные веночки на окнах. Приметил он и маленькие хвойные веточки, выглядывавшие из-за рамочек и зеркал, и, конечно, оценил стол, щедро уставленный закусками. Обменявшись взглядами с Амандой и сделав шаг вперед, он откашлялся.

— Мое имя Безил Грабб, — произнес он сухим, бесстрастным тоном. — А это миссис Грабб. — Он взял Аманду за руку и почти вытолкнул ее вперед. Аманда робко улыбнулась Эленде и потупилась. — Девять месяцев назад миссис Грабб носила фамилию Гросс. — Безил сделал многозначительную паузу и добавил: — Мисс Элспет Гросс.

— Мы недавно поженились, — сказала Аманда, заметно волнуясь, — потом переехали и только недавно получили ваше письмо. Как только у нас появилась возможность, мы сразу приехали, и все ради малютки Элизабет-Энн.

Безил повернулся к Дженни и, чуть заметно улыбаясь, произнес:

— Вы очень симпатичная молодая особа, Элизабет-Энн.

Дженни возмущенно вскинула свой острый подбородок.

— Меня зовут Дженни, — высокомерно произнесла она и, указывая на диван, презрительно фыркнула: — Это она Элизабет-Энн. Она не может говорить. Мы думаем, что это от страха, когда цирк горел.

Улыбка сползла с лица Безила, глаза сощурились. Не обращая внимания на взгляд Аманды, которых, казалось, говорил: «Я так и знала», он, запинаясь, переспросил: