Наконец она перевела взгляд с картины О'Киффи на Рогана.

– Об этом я и собираюсь поговорить с вами, Мегги. Да сядьте вы, наконец!

– Хорошо.

Мегги повернулась и села перед Роганом. Как респектабельно он выглядит на своем месте! Каким важным и значительным! Такой человек никогда не швырнет женщину на пол, чтобы овладеть ею на служебном ковре… Эта мысль заставила ее рассмеяться.

– В чем дело? – спросил он с подозрением.

– Просто я подумала, какие предположения могут бродить сейчас в голове у вашей секретарши. Он пожал плечами.

– Она уверена, мы ведем деловой разговор. Что же еще?

– Ха! Я уже говорила вам раньше, вы ничего не понимаете в женщинах. Но оставим это. Так о чем вы хотели поговорить со мной?

– Ваши последние работы исключительно хороши, Мегги. Как вам известно, мы придержали десять с прошедшей выставки, чтобы впоследствии выставить их в других городах. К ним и присоединили новые. Вскоре все они будут в Париже.

– Неужели вы вытащили меня в Дублин, чтобы сообщить об этом? Или для того, чтобы заняться сексом на ковре?

Он почувствовал приступ привычного раздражения. Нет, она совершенно невозможна! Дикарка, и больше ничего!

– Не совсем для этого, – процедил он сквозь зубы. – Но в связи с тем, о чем я только что сообщил, я собираюсь поехать в Париж. И немедленно.

Вот как? Не пробыли вместе и часа, а он уже говорит о своем отъезде. Позабыв о том, что предписывает в таких случаях женская гордость, а точнее, оскорбленное самолюбие, она сказала с горечью:

– Я полагала, что люди, которые у вас работают, умеют и сами кое-что делать. Без вашего указательного перста и начальственного глаза.

– Они умеют, уверяю вас. Но тут особый случай. Я слишком заинтересован в вашем успехе и потому хочу все сделать в Париже сам. А также, чтобы со мной ту да поехали вы.

Очередная язвительная фраза замерла у нее на губах.

– В Париж? С вами?

Нет, она совсем не дикарка, а ребенок. Взрослый ребенок. Из таких людей, про кого говорят: «до старости щенок». Как она обрадовалась и не может скрыть этого. Словно дитя, которое редко балуют.

– Я понимаю, – он старался говорить нарочито сухим официальным тоном, – что вам претит самой заниматься презентацией своих работ. Но ваше недолгое пребывание на дублинской выставке произвело, как ни странно, благоприятное впечатление. Мне кажется, вам будет полезно и даже интересно побывать и на вашей первой международной выставке.

– Международной выставке, – тупо повторила она. – Но я.., я не знаю французского.

– Это не имеет значения. Далеко не все французы знают английский. Уж не говоря об ирландском. Зато походите по музеям и галереям, посмотрите город. Ну, так как?

Она смотрела на него, ошарашенная, еще больше напоминая ребенка, надолго которого выпало неожиданное счастье.

– Когда? – чуть слышно вымолвила она.

– Завтра.

– Завтра? С вами?

– Если у вас не назначено на завтра более важных дел.

У нее не хватило духу обидеться на его ироничный тон, и она серьезно ответила:

– Нет.

– Значит, решено. – И, не давая ей времени опомниться, добавил:

– А потом поедем на юг Франции. Тоже вместе.

– Вместе? На юг?

– Нет смысла повторять каждое мое слово, Мегги. Да, вместе, да, на юг. Там у меня дом на берегу Средиземного моря. – Его тон сделался серьезным и одновременно проникновенным. – Я хочу быть там только с тобой, Мегги. Никаких дел, никаких отвлечений. Только ты.

– И для этого ты меня вызвал?

– Конечно.

– Если бы я знала раньше, не стала бы кричать на тебя.

– Значит, едешь?

Ее улыбка могла показаться застенчивой, когда она ответила:

– Да, с тобой – куда позовешь!


Часом позже она уже ходила по галерее, с трудом приходя в себя после встречи с Роганом, в поисках Джозефа, с которым хотела переговорить по весьма важному вопросу. Она увидела его наконец наверху, в одном из уголков главного зала, где тот занимался обычным для себя делом: пытался обворожить очередного клиента, что ему всегда неплохо удавалось. Дожидаясь, пока он освободится, Мегги с интересом рассматривала металлические скульптуры, заменившие экспозицию американских индейцев.

– Немецкий художник, – объяснил подошедший сзади Джозеф. – Работа, которую вы рассматриваете, весьма интересна. Удачное соединение глубокого, внутреннего и какой-то легкости, я бы даже сказал, бесшабашности. Стоимость всего две тысячи фунтов.

Отвечая ему в той же шутливой манере искусствоведа-продавца, Мегги продолжила:

– О да, вы правы. Земля, вода, огонь, порывы ветра в этих медных конструкциях – все говорит о жизни и смерти, о любви и страданиях. Возьмете меня в помощники? Что касается покупки, то, к сожалению, я почти без денег. – Она рассмеялась и поцеловала его. – Рада вас видеть, Джозеф. Вы прекрасно выглядите. Сколько еще сердец разбили за время нашей разлуки?

– Всего одно – свое собственное. Которое безраздельно принадлежит вам.

– Ха, так я и поверила! Льстецы, подобные вам, представляют большую угрозу для всего женского населения планеты. У вас найдется свободная минута?

– Для вас – весь день. Неделя. – Он поцеловал ей руку. – Годы.

– Две минуты будет вполне достаточно. Джозеф, что мне нужно для Парижа?

Вопрос не застал его врасплох. Казалось, он ожидал его, потому что сразу ответил:

– Узкий черный свитер, короткая юбка, очень высокие каблуки.

– Это днем. Я действительно еду в Париж и, признаюсь вам, не знаю, что должна надеть. Хотела поговорить с миссис Суини, но ее нет дома.

– Значит, я был всего вторым в ряду доверенных лиц. О, Мегги, вы убиваете меня! Так вот, все, что вам нужно взять в Париж, – это романтическое сердце!

– Но где его купить?

– У вас оно бьется в груди, Мегги!

– Как вы добры. – Она доверительно взяла его под руку. – Послушайте, я сделаю вам признание. Я никогда в жизни не путешествовала. Была в Венеции, но это не считается. Там я только училась и не думала о нарядах. Одевалась в то, что не жалко, если немножко прогорит возле плавильных печей. Но в Париже я не собираюсь стоять у печей и не хочу выглядеть совсем дурочкой.

– Это вам не грозит. Вы же едете с Роганом, если не ошибаюсь, а он там как настоящий парижанин. Вам же следует быть немножко нахальной, немножко утомленной – и все будет в норме.

– За этим дело не станет. Но я прошу у вас совета в отношении моды. Как ни унизительно, придется, наверное, разодеться и раскраситься, как кукла. Однако при этом я не хочу быть похожей на провинциальную кузину Рогана.

– Что ж… – Джозеф, кажется, решил наконец стать серьезным. Отодвинув Мегги на вытянутую руку, он смерил ее оценивающим взглядом. – Вы и так смотритесь неплохо, но, пожалуй.., м-м-м…

– Договаривайте скорей!

– Вам нужны яркие цвета, моя девочка. Никаких пастельных тонов. Брюки вам очень к лицу, если так можно выразиться. Глаза хорошо бы немного оттенить. Совсем немного. Короткая юбка – тоже ваш стиль. А то ваше черное платье…

– Я не взяла его с собой.

Он неодобрительно покачал головой и поцокал языком, как старая незамужняя тетушка.

– Это нехорошо. Нужно всегда быть готовой, как солдат к бою. Значит, придумайте что-то новенькое. Яркое и смелое. Ни в коем случае не классического стиля. Он не ваш. – Джозеф слегка постучал пальцем по медной скульптуре. – Что-нибудь в таком духе и такого цвета.

– Мне, правда, не по себе. Противно, что все это стало для меня таким важным.

– Здесь нечего стыдиться. Вполне естественно для женщины.

– Может быть, но все равно не говорите Рогану, ладно?

– Считайте, что вы открылись вашему исповеднику, дорогая.

Он глянул в сторону, и Мегги поразилась внезапному всплеску радости в его глазах. Повернув голову туда же, она увидела Патрицию. Та в нерешительности остановилась в дверях, но потом направилась к ним по лощеному, сверкающему паркету.

– Здравствуйте, Мегги. Не знала, что вы в Дублине.

– Совершенно случайно.

Черт возьми, какая перемена произошла в этой женщине! Куда подевалась неизбывная тоска в глазах, хрупкость и ломкость всего облика? Ответ напрашивался сам собой, когда Мегги увидела, каким взглядом обменялись они с Джозефом. Ей все стало ясно. Быстро, однако, развиваются события. Стоило ей уехать ненадолго…

– Прошу прощения, – сказала Патриция, и видно было, она ищет, что бы еще сказать. – Я ехала, как всегда, мимо и хотела узнать… Джозеф, в отношении встречи в семь часов. Она состоится?

– Конечно. – Он стоял, глубоко засунув руки в карманы, стараясь сдержаться и не коснуться Патриции. – Как договаривались.

– Я боюсь, что не успею. Лучше перенести на полчаса позже. У меня по делам школы…

– Тогда в восемь. Устроит?

– Прекрасно. – Она хотела еще многое добавить, но вспомнила о присутствии Мегги. – Вы долго пробудете в городе?

– Нет, завтра уезжаю. А сейчас я тоже…

– Нет, нет, пожалуйста. Я правда на одну минуту. – И снова долгий взгляд в сторону Джозефа и его, ответный. – До свидания…

Патриция ушла, но Джозеф продолжал смотреть ей вслед, словно она, видимая лишь ему одному, еще находилась в комнате.

– И вы продолжаете утверждать, – нарушила молчание Мегги, – что ваше сердце принадлежит мне?

Он непонимающе взглянул на нее, потом улыбнулся.

– Как она хороша, правда?

– Трудно отрицать, Джозеф.

– Я ведь еще сто лет назад влюбился в нее. До того, как она вышла за Робби. Но никогда не думал.., не надеялся. Был уверен, что ее избранник Роган.

– Даже я думала так же. Но теперь она счастлива.

Это заметно каждому. Рада за вас.

– Мы не хотим, чтобы… Дело в ее семье. Не думаю, чтобы ее мать была в восторге.

– Черт с ней!

– Патриция рассуждает примерно в том же роде.

Но все-таки не надо пока…

– Даже Рогану?

– Я ведь работаю у него, Мегги. Мы друзья, верно, но я его служащий. А Патриция вдова одного из его близких друзей и женщина, к которой он сам не был равнодушен. Многие были уверены, что она станет его женой.