Знак Друидов [4]. Вероятно, эти суровые жрецы не одобрили бы ее поведение.

В голове стало проясняться. Мегги вспомнила, как Мерфи высадил ее у дома, как она поцеловала его на прощанье, как он запел песню, которую потом она все время бормотала про себя, когда бродила по полю под светом луны.

К ней с пугающей ясностью вновь пришел тот сон, что она увидела этой ночью, лежа под серебряным одеялом лунного света. Так отчетливо представился он ей, теперь уже наяву, что она сразу позабыла и о десятках молоточков, стучащих в голове, и о скованности во всем теле.

А было так: вовсю светила луна, ее холодный белый свет пульсировал, как удары сердца, заливая небо и землю. Но вдруг он вспыхнул, этот свет, ярко и горячо, словно огромный факел, и затем разлился разноцветьем красок – синих, золотых, пурпурных – таких прекрасных, что она во сне зарыдала от нестерпимости красоты.

И она потянулась к этому факелу света, выше, выше, пока не дотронулась до него. Он был гладкий, твердый и прохладный, и она держала его в ладонях. Внутри она увидела себя, и в самом центре, в самой глубине плывущих красок билось ее сердце.

Видение, возникшее в ее голове, не могло быть банальным синдромом похмелья. Нет, это было нечто большее – озарение! Забыв обо всем – о головной боли, о коровах, о ночи, проведенной в траве, – она помчалась домой, не разбирая дороги, переполненная лишь одним желанием: воплотить свое видение в жизнь! Вдохнуть его краски и формы, его смутную глубинную суть в горячее стекло.

Ей не нужны были для этого, эскизы – они находились у нее в голове. Она забыла о еде, обо всем и обо всех. Видение окутало ее своим покрывалом и никуда не отпускало, пока она не ворвалась к себе в мастерскую и не сделала первую плавку. Только выложив ее на мраморную доску, чтобы остудить, она сумела перевести дыхание.

Потом снова были плавки, уже с применением красителей; она добавляла материал, увеличивала огонь, приток воздуха, прибавляла красок. Она вращала стеклодувную трубку, используя силу земного тяготения и отвергая ее, действуя одновременно специальной лопаткой для придания соответствующей формы изделию и смоченным в воде металлическим прутом, испаряющийся пар от которого помогал тому же.

Ей определенно нужна была еще одна пара рук – подавать инструменты, готовить новые плавки, – но она и думать не хотела о помощнике.

Что-то бормоча себе под нос, она продолжала сновать от печки к рабочему стулу и обратно. От печки к стулу, от стула к печке.

Солнце тем временем поднялось уже высоко, его лучи проникли в окна мастерской, добавляя в нее света, озаряя Мегги своим сиянием.

В этом сиянии и увидел ее Роган, когда открыл дверь – на высоком стуле, с расплавленным шаром из цветного стекла под руками и солнечным ореолом над головой. Волшебница – да и только!

Она искоса взглянула на него.

– Снимите ваш чертов пиджак и галстук! Мне нужна помощь.

– Что?

– Ваши руки, непонятно? Делайте, как вам говорят, и не задавайте лишних вопросов!

Он не был уверен, что сможет чем-то помочь. Нет, он не считал себя совсем уж неумелым, но в тот момент ощутил полное бессилие – в этом царстве огня и света, в присутствии свирепой богини, творящей новые миры.

Он отложил папку, снял пиджак.

– Держите это крепко, – безапелляционно скомандовала она, слезая со стула. – И поворачивайте трубку так же, как я. Видите? Медленно, ровно. Никаких рывков, или мне придется убить вас! Тут нужна смекалка.

Он был так ошарашен ее просьбой, а точнее повелением, что беспрекословно уселся на стул, куда она указала. Трубка в руке оказалась теплой и тяжелее, чем он думал. Мегги, положив свои руки на его, несколько раз показала, как нужно делать.

– И не останавливайтесь, – предупредила она. – Поверьте, ваша жизнь зависит от этого.

В чем он, уже зная ее, почти не сомневался.

– Видите, как делаю я?

От жара печи у него перехватило дыхание. Подчиняясь Мегги, он погрузил инструмент в расплавленную массу, увидел, как стекло прильнуло к трубке. Местами оно напоминало капли сгустившихся отяжелевших слез.

– Принесете мне, когда я скажу, – услышал он новый приказ. – Хорошо, теперь подходите сзади, справа. Не слева, а справа, это вы можете понять?

С этими словами она схватила щипцы и помогла ему донести трубку до стула. Затем началось священнодействие: стекло добавлялось к стеклу, сыпались искры, менялись краски и оттенки.

Завершив работу над самим материалом, она выдула его до размеров футбольного мяча – стеклянного мяча, внутренность которого переливалась всеми цветами радуги; мяча, который жил и дышал, как живое существо. Так казалось Рогану.

Словно сон, подумал он. Как цепь сновидений.

– Дайте мне тот напильник! – услышал он.

– Что?

– Напильник! Проклятье!

Она направилась к скамье, покрытой огнеупорной подстилкой. Там же находились деревянные тиски.

Не оглядываясь, протянула руку назад – как хирург, потребовавший скальпель. Роган вложил в нее напильник. Удар, еще один – и стеклянный шар оторвался от трубки и удобно поместился на подстилке.

– Перчатки! – раздалась команда. – Самые тяжелые. Которые возле моего стула. Быстрей!

Не сводя глаз со стеклянного шара, она натянула перчатки. О, как хотелось ей взять его в руки, в голые руки без перчаток, этот шар, воплощение ее сна, ее мечтаний! Но в руке у нее оказалась металлическая вилка, покрытая асбестом, с помощью которой заготовка была помещена в печь для обжига.

Затем Мегги включила таймер и минуту постояла неподвижно, глядя в пространство.

– Это, наверное, луна, – сказала она тихо. – От нее зависят движения волн. В океанах и в нас самих. Люди зарождаются при ней, любят при ней, спят и видят сны. Если повезет, кто-то может взять ее в руки и мечтать.

– Как вы назовете свою новую вещь?

– У нее не будет названия. Каждый может увидеть в ней то, что захочет. О чем грезит. – Она приложила руку ко лбу и взглянула на Рогана, словно сама возвращалась из страны грез. – Я устала немного.

Она медленно дошла до своего стула, села, откинула назад голову, прикрыла глаза.

Сейчас она была совсем бледной, беспомощной, заметил Роган, никаких следов недавней энергичности, подвижности.

– Снова работали всю ночь? – заботливо спросил он.

– Нет, эту ночь я спала. – Она чуть улыбнулась. – На поле у Мерфи Малдуна, под яркой луной.

– Прямо на поле?

– Я была пьяна. – Она потянулась, засмеялась и открыла глаза. – Немножко. Зато какая была ночь!

– А кто он, этот Малдун?

– Человек, которого я знаю с детства и кто был бы немало удивлен, застав меня спящей у него на пастбище. Вы не нальете мне выпить? – Она снова рассмеялась, увидев, как его брови осуждающе полезли наверх. – Не виски и не пива. Немного сока. Там, в холодильнике. И себе тоже, если хотите. Из вас получился бы неплохой подмастерье, Роган.

– Благодарю вас, – ответил он, понимая ее слова как благодарность за помощь. И на том спасибо. Большего от нее не дождешься.

Пока она пила, он обошел комнату и заметил, что Мегги ни минуты не теряла даром после своего побега из Дублина. Несколько новых вещей уже были готовы – явно навеяны индийскими мотивами. Особенно ему понравилось широкое блюдо какого-то странного пасмурного цвета. Как осеннее небо.

– Прекрасная работа.

– Правда? Значит, проба удалась. Я соединила светонепроницаемое стекло с прозрачным. – Она снова зевнула. – И закоптила испарениями олова.

– Закоптили? Впрочем, неважно, – поспешил он добавить, увидев, что она готова пуститься в объяснения. – Все равно я мало что пойму. Химия никогда не была моим любимым предметом. Но конечный результат мне нравится.

– Вы не хотите сказать, что он «просто обворожителен»?

Он взглянул на нее с удивлением.

– Уже прочитали рецензии о выставке? Пока что Бог на нашей стороне. Вы не собираетесь отдохнуть? Мы можем увидеться и поговорить позднее, когда пойдете со мной обедать.

– Вы проделали весь этот путь, чтобы пригласить меня на обед?

– Не только.

Что-то в нем изменилось, подумала она. В чем-то он стал другим. Почти неуловимо, но другим. Заметно по голосу, по выражению глаз. Конечно, он себя вполне контролирует, но она все равно чувствует. А пройдет немного времени, и, возможно, почувствует еще яснее.

– Можем пойти в дом, выпить чая и немного перекусить, – предложила Мегги. – И вы расскажете мне, зачем приехали.

– Во-первых, чтобы увидеть вас.

Она внутренне вздрогнула от этих простых слов. Осторожнее, Мегги, будь начеку, чтобы потом не пришлось кусать локти.

– Вы уже увидели, – произнесла она резче, чем хотелось.

Он удивленно взглянул на нее, взял свою папку, распахнул дверь мастерской.

– Хочу выпить вашего чая, – сказал он.

– Хорошо. Можете сами заварить. Если знаете, как это делается.

– С трудом, но припоминаю. – Они уже вышли из мастерской. – Ваш сад похорошел.

– Брианна приложила к нему руки, пока меня не было. А это что?

Она пнула ногой картонную коробку, стоящую у дверей в кухню.

– Кое-какие вещицы, которые я прихватил с собой. Например, ваши туфли. Вы оставили их в передней моего дома.

Он внес коробку в кухню, поставил на стул, огляделся.

– Где у вас чай?

– В шкафчике над плитой. Пока он возился с чаем, она открыла коробку. Потом плюхнулась на соседний стул и рассмеялась.

– Господи, Роган! Я думала, вы шутите. Вы действительно истинный человек долга. На ветер слов не бросаете. Но зачем мне телефонный ответчик? Если я не отвечаю на звонки, то неужели буду слушать эту дурацкую машину?

– Будете, потому что иначе я подошлю наемных убийц. Там еще кое-что, посмотрите.

– О, вот это приятно! – Она вынула большой настенный календарь. – Французские импрессионисты. Красота!

– Смотрите на него все триста шестьдесят пять дней. И на автоответчик тоже. – Он подошел ближе и вынул из коробки изящный бархатный футляр, открыл его. – А вот на это особенно.