Нора Робертс - Рожденная в огне

– Значит, вы испугались?

– Да, да, черт побери! Вам приятно это слышать? Испугалась в первый же миг, как вы втолкнули меня в зал и я увидела все, что вы для меня сделали! Оробела, струсила, душа ушла в пятки! – Она снова почти кричала на него. – Вы открыли ящик Пандоры [3], и оттуда посыпались все мои надежды, страхи и недостатки. Вы не можете представить, как это страшно! Когда вдруг увидишь в себе то, о чем никогда не подозревала.

Он неотрывно смотрел на нее – невысокую, стройную, в облегающем черном платье; по ее коже цвета слоновой кости пробегали багряные блики пламени.

– Могу, Мегги, – негромко ответил он. – Это я хорошо могу себе представить. Почему вы раньше не сказали?

Он сделал движение по направлению к ней, но она выставила вперед обе руки, как бы отталкивая его.

– Нет, не надо. Я не вынесу сейчас вашего добросердечия, когда его совсем не заслуживаю. Я не должна была поступать так, как сделала. Это и в самом деле неблагодарно, эгоистично. – Она уронила руки вдоль тела. – Но там, на лестнице, никого около меня не было. Ни одной души. Мне стало так тоскливо, так…

Она выглядела такой слабой, такой беспомощной в эти минуты, что он не осмелился коснуться ее. Казалось, если он это сделает, она разломится на кусочки.

– Мегги, если бы вы раньше сказали, как вам необходимо присутствие кого-то из родных, я бы постарался помочь.

– Вы бы не уговорили Брианну, не воскресили моего отца. – Голос у нее дрогнул, она устыдилась этого и, заглушая рвущиеся наружу всхлипывания, прижала руку ко рту. – Я просто очень устала. Извините еще раз. Слишком большое напряжение, не рассчитала силы. Спасибо за все, что вы сделали для меня. Такое невозможно забыть.

Роган предпочел бы сейчас, чтобы она кричала или плакала, а не говорила вот так: тихо, неестественно любезно.

Он постарался ответить в том же тоне:

– Теперь можете успокоиться. Самое главное произошло: выставка имела успех. Ее глаза блеснули в свете огня.

– Да, вы правы. Это главное. А сейчас, извините меня, я пойду спать.

– Конечно. Только еще одно, Мегги.

Она повернулась, почти уже дойдя до лестницы.

– Да?

– Между прочим, я искал вас.., там, на лестнице.., везде. Возможно, если вы когда-нибудь вспомните мои слова, они принесут вам хоть какое-то удовлетворение.

Она не ответила и стала быстро подниматься наверх. Роган услышал, как закрылась дверь в спальню.

Он продолжал стоять возле камина, глядя в огонь, где длинное полено с треском переломилось пополам под силой огня и жара. Струйки дыма унеслись в трубу, ливень искр ударился в экран отражателя, рассыпался и погас.

Она такая же, как этот огонь, подумал он. Переменчивая, взрывная, опасная и странная. И в то же время простая.

А он.., он совершенно отчаянно влюблен в нее.

– Что вы имеете в виду под словом «улизнуть»? – грозно вопросил Роган, отодвигаясь от своего стола. – Никуда она не денется!

– Но она действительно уехала. Зашла на минуту в галерею попрощаться и улизнула. Час тому назад. – Джозеф достал из кармана конверт. – Просила передать вам.

Роган взял конверт, швырнул на стол.

– Хотите сказать, она поехала к себе в Клер? На следующее утро после выставки?

– Да, и в жуткой спешке. У меня даже не было времени показать ей отклики в некоторых газетах. – Он дотронулся до небольшого золотого кольца в своем ухе. – Заказала билет до аэропорта Шеннон. Говорила, что опаздывает на рейс, и потому быстро попрощалась, вручила мне записку для вас, запечатлела прощальный поцелуй – и адью. Налетела как ураган и так же исчезла. – Увидев, что Роган остается серьезен, добавил:

– Если бы я знал, что она вам еще нужна, то задержал бы ее как-нибудь. Не уверен, получилось бы у меня, но попытался бы.

– Неважно. – Роган снова откинулся на спинку кресла. – Какой она вам показалась?

– Какой? Нетерпеливой, яростной, полубезумной. Как всегда. Единственное, что я понял с ее слов: ей совершенно необходимо срочно вернуться домой и приступить к работе. Я не был уверен, что вы уведомлены о ее отъезде, и потому счел нужным сообщить. А вообще-то у меня сейчас встреча с генералом Фицсиммонсом.

– Отлично. Передайте ему мои наилучшие пожелания.

– Лучше, если он передаст мне деньги за свою покупку, – осклабился Джозеф. – Между прочим, он предлагает еще пять тысяч сверх за «Капитуляцию».

– Она не продается. Я уже говорил.

После ухода Джозефа Роган вскрыл конверт, вынул оттуда листок бумаги, вырванный из блокнота, лежащего в его комнате для гостей, и покрытый быстрым, но довольно разборчивым почерком Мегги.

"Дорогой Рогам!

Понимаю, вы будете раздражены моим внезапным отъездом, но я ничего не могла поделать. Мне нужно быть дома и приступить к работе тотчас же. За это я даже не считаю необходимым извиняться. Предполагая, что вы можете звонить и посылать мне телеграммы, хочу предупредить заранее: я не стану на них отвечать. По крайней мере, какое-то время. Пожалуйста, передайте мой привет вашей бабушке. И я не буду против, если вы время от времени станете думать обо мне.

Мегги.

Р. S. Да, еще одно. Быть может, вам будет интересно узнать, что я увожу с собой полдюжины рецептов от Жюльена (таково имя вашего повара, если вы этого не знаете). Он считает меня очаровательной"

Роган прочитал записку во второй раз, прежде чем бросить ее в корзину для бумаг. Что ж, оно и к лучшему, решил он. Им обоим станет легче, если их будет разделять вся Ирландия. Ему, во всяком случае. Трудно быть в хорошем рабочем состоянии, когда рядом с тобой женщина, в которую влюблен и которая нарушает твои планы в любую минуту и по любому поводу.

Теперь же те чувства, что зародились в нем, неминуемо притупятся, а там и вовсе исчезнут благодаря двум выигрышным факторам – времени и расстоянию.

Итак, он должен быть доволен. Она уехала, план его удался – во всяком случае, начало нового направления в галерее положено; теперь он может спокойно жить и работать, и приводить в порядок свои сумбурные чувства.

Черт! – в сердцах подумал он, а ведь мне уже ее недостает!

Небо напоминало цвет яйца красногрудой птицы малиновки и такое же чистое и прозрачное, как горный ручей. Мегги сидела на маленькой скамейке возле двери своего дома, сложив руки на коленях, и просто вдыхала утренний воздух. За калиткой ее собственного сада, в котором ярко цвели фуксии, простирались зеленые поля и долины. А еще дальше – ведь день выдался таким ясным – можно было увидеть темные очертания гор.

Сорока, поболтав о чем-то, взлетела с дерева и, пронесясь стрелой над живой изгородью из кустарников, мигом исчезла из вида.

Раздалось мычание какой-то коровы из стада Мерфи. Ей ответили другие. Словно дальнее эхо, слышался рокот трактора, немного громче, подобно морскому прибою, ревели плавильные печи у нее в мастерской, которые она разожгла, как только приехала.

Как прекрасны были цветы под лучами солнца: алые бегонии, поздно расцветшие тюльпаны, нежные стрелы жимолости. Она вдыхала легкие ароматы розмарина и тимьяна и более сильный запах диких роз, чьи головки раскачивались на длинных стеблях под слабым теплым ветерком.

Подобие звонницы, которую она соорудила из осколков стекла, наполняло воздух еле слышным мелодичным перезвоном.

Дублин с его шумными, тесными улицами казался где-то за тридевять земель.

На ленте шоссе, вьющейся внизу в долине, она увидела красный грузовик, маленький и яркий, как игрушка. Он свернул на боковую дорогу, начал подниматься к ее дому.

Мегги удовлетворенно вздохнула: вот и она пожаловала. Как раз к чаю.

Автомобильный мотор умолк совсем близко. Раздался густой собачий лай, треск кустов, хлопанье птичьих крыльев. И строгий голос сестры:

– Оставь в покое бедную птицу! Кон, ты же большая умная собака.

Снова громкий лай, и калитка чуть не сорвалась с петель от напора – особенно, когда пес почуял Мегги.

И снова голос Брианны:

– Иди прочь! Что ты делаешь? Хочешь, чтобы Мегги приехала домой, а калитка сломана? Ой! – Она увидела сестру. – Не знала, что ты уже здесь!

– Я только-только, – улыбнулась Мегги. Следующие несколько минут она вынуждена была отвечать на яростные приветствия Конкобара, который прыгал на нее и лизал лицо и руки, пока Брианне не удалось заставить его сесть и успокоиться. Но, и усевшись, он положил лапу на колено Мегги, как бы для того, чтобы быть уверенным: та больше никуда не сбежит.

– Выдалась свободная минутка, – сказала Брианна, – и я решила приехать и повозиться в твоем саду. Хочу привести его в божеский вид. Он так запущен!

– Он мне и таким нравится.

– Ты всегда так говоришь, Мегги! Еще я привезла свежий хлеб, испекла ранним утром. Думала положить к тебе в холодильник. – Брианна протянула корзинку, внимательно посмотрела на сестру. Что-то в ее облике показалось ей странным, необычным. Хотя выглядела Мегги гораздо спокойней, чем всегда. Но в глазах, в глазах что-то… – Как тебе Дублин?

– Слишком много народу. Спасибо. – Мегги поставила корзинку рядом с собой. Запах хлеба из-под салфетки был настолько возбуждающим, что она не выдержала и, откинув материю, отщипнула кусок от еще теплой темноватой буханки. – Там очень шумно, – продолжала она и кинула кусок Конкобару, который поймал его на лету, проглотил и благодарно оскалился. – Нравится, негодник? Мне тоже. – Она дала ему еще кусок и поднялась со скамейки. – У меня есть кое-что для тебя. Сейчас принесу.

Брианна осталась в саду. Мегги прошла в дом, куда за ней устремился Конкобар, а когда вышла оттуда, в руках у нее были коробка и конверт.

– Ты вовсе не должна… – начала Брианна, но замолчала. Она внезапно почувствовала, что сестрой движет сознание вины. Поняла это яснее, чем когда-либо раньше. И, приняв коробку из рук Мегги, открыла ее. – О, какая красивая! – воскликнула она. – Такой у меня в жизни не было! – Она полюбовалась брошкой, покрутила ее под лучами солнца. – Ты потратила уйму денег!