– А ты бы хотела, чтоб она забыла?

– Да, хотела. Хотя ненавижу себя за это. Потому что в этот момент думаю не о ней и не о моем отце – о Колине, – а только о самой себе.

– Не суди себя слишком строго, Шаннон. Ты не заслуживаешь такого осуждения. Ведь для тебя это было как снег на голову.

– Ты не представляешь, какая спокойная, даже безмятежная, была у меня жизнь в семье. Как меня любили, уважали, оберегали. Надежный дом, хорошие школы, хотя их было несколько. И главное, спокойствие, твердая основа в семье, и в то же время почти никакого давления на меня, не говоря уж о насилии. А теперь оказывается, все держалось на лжи, на обмане. Это вызывает порою такую злость, которой я сама боюсь и за которую ужасно стыдно.

– Ты наговариваешь на себя, дорогая, – сказал он тихо, но она хорошо слышала его сквозь шум ветра, потому что его губы были возле ее уха. – Тебя мучает не злость, а всего-навсего печаль.

– Но как от нее больно!

– Да, дорогая. Потому что она теснит сердце. – Он крепче обнял ее и повернулся так, чтобы видеть перед собой одно лишь море. – Как прекрасно тут, правда? На самом краю земли. Когда-нибудь, довольно скоро, ты принесешь сюда свои кисти и краски и нарисуешь то, что чувствуешь.

– Не знаю, смогу ли. Здесь так много воспоминаний. Здесь призраки прошлого. – И оттого что она заговорила об этом, ей захотелось узнать подробности о вещих снах Мерфи, и она, набравшись смелости, спросила: – Ты говорил, что видел во сне всадника на белом коне и женщину. Это правда?

Не отрывая глаз от неспокойного океана, он медленно начал говорить:

– Чистая правда. Сначала – очень смутно, когда еще был мальчишкой. Потом видение повторилось, оно было более ясным. Это случилось после того, как я нашел ту медную пряжку в каменном кругу. А яснее всего – когда впервые увидел тебя на кухне у Брианны. Когда ты посмотрела на меня глазами, которые я уже видел раньше.

– У Тома Конкеннана?

– И у него тоже. Но те глаза – я говорю о моих видениях – были спокойными. В твоих же я сразу увидел боль, гнев и страсть. Поэтому я так глупо вел себя в первое время. Мне было не по себе.

– Человек так устроен, что поддается разным влияниям, – медленно, стараясь быть спокойной, заговорила Шаннон. – На него действует атмосфера тех мест, где живет, люди с их нормами жизни, характерами. Ну и, конечно, многое другое, не всегда известное и понятное нам. А в общем… – Она стала говорить быстрее. – В общем, в жизни много чудес или того, что мы называем так, до тех пор, пока не разберемся в них. Но тогда появляются новые чудеса.

– И лишают нас спокойствия.

– Да. Когда я только приехала сюда, я почувствовала… ощутила что-то такое…

– Тревогу? – подсказал он. – Смятение?

– Что-то странное и в то же время знакомое. С первого же дня меня мучили видения. Бушевала буря. – Она снова вспомнила свой самый первый сон на новом месте. – Холодные молнии через все небо. Словно ледяные копья. Земля, твердая от мороза.

И хорошо слышен топот копыт. Еще до того, как появился всадник на коне…

– И ветер раздувает ее волосы, – подхватил Мерфи. – А она ждет. И он видит ее, и сердце его стучит громче, чем копыта коня.

Продолжая вглядываться в даль, обхватив руками плечи, она пробормотала, словно разговаривая с океаном:

– А еще было так. В небольшой темной комнате горит очаг. Женщина отирает ему лицо влажным куском материи. Он без сознания. У него лихорадка из-за многочисленных ран.

– Он знает, что умирает, – продолжил Мерфи, – и только ее рука, которую он сжимает в своей, удерживает его в этой жизни. И еще звуки голоса, запах волос и кожи.

– Но он останется жив. – Шаннон глубоко вздохнула. – И видела потом, как они любили друг друга при свете костра, в каменном кольце. Смотрела и ощущала себя на ее месте. А потом проснулась как в огне, желая только тебя! – Она круто повернулась к нему. – Все! Больше не будем об этом говорить.

Его удивил ее внезапно гневный тон.

– Скажи, чем я тебя обидел? Чем восстановил против себя? – недоумевал Мерфи. – Что с тобой?

– Не знаю.

– Но все-таки что я сделал? – настаивал он.

– Говорю, что не знаю! – Шаннон почти кричала. – А если бы знала, все равно не сказала. Здесь не мой мир, Мерфи, и не затягивай меня в него. Он для меня чужой. Не настоящий. Пойми это!

– Почему ты дрожишь?

– Не хочу больше говорить об этом! Думать. Это сводит меня с ума!

– Шаннон…

–Нет.

В полном отчаянии Шаннон судорожно поцеловала его, стараясь прекратить все разговоры.

– Этого не всегда достаточно, чтобы успокоиться, – Мерфи помрачнел. Поцелуи Шаннон никогда не оставляли его равнодушным, но на сей раз он даже не сделал попытки обнять ее.

– Другого способа у нас сейчас нет. Поедем обратно, Мерфи! Поедем к тебе, и мы найдем способ, как утешиться.

Грей увидел грузовик Мерфи на дороге к дому и, радостно замахав рукой, остановил. Заглянув в кабину, он сразу почувствовал что-то неладное. Там царила какая-то напряженная атмосфера. Больше того: он понял, что Шаннон только недавно плакала, хотя она всячески старалась не показывать этого.

Он выразительно взглянул на Мерфи, как бы желая сказать: понимаю и сочувствую, но не одобряю тех, кто доводит женщину до слез.

Вслух же он произнес совсем другое:

– Я только что от тебя, Мерфи. Брианна забеспокоилась, что у вас никто не отвечал на телефонные звонки, а ведь мы собирались съездить в галерею Рогана.

– Я попросила Мерфи свозить меня на Луп Хед, к океану, – объяснила Шаннон чуть дрожащим голосом.

– А как насчет галереи?

– С удовольствием. Ты сможешь поехать? – повернулась она к Мерфи.

– У меня кое-какие дела. Если часа через два, то присоединюсь.

– Договорились, – обрадовался Грей. – Мегги и ее маленький бандит тоже поедут, а Роган будет ждать на месте.

– Я пойду с Греем, – Шаннон вышла из машины. Чтобы не совсем обидеть Мерфи, она добавила: – Мне надо переодеться.

– Прекрасно. – Мерфи включил скорость. – До встречи.

Он уехал, и Шаннон старалась не смотреть на удаляющуюся машину.

– Тяжелое утро? – посочувствовал Грей после того, как некоторое время они шли молча.

– В какой-то степени. Оказалось, я совсем не могу говорить с ним о том, что должно произойти в самое ближайшее время.

– А это действительно должно произойти?

– Но я же уеду, Грей! Я должна была сделать это уже неделю назад. У меня ведь там работа. Они уже вошли через калитку в сад.

– Я несколько раз бывал в том месте, на скалах, – немного невпопад сказал Грей. – Откуда ты сейчас. Там всегда что-то давило на меня. Сам не пойму, что именно. – И без паузы добавил: – Если бы я прямо спросил тебя: чего ты хочешь от жизни, в жизни? Ты могла бы ответить?

– Не с такой легкостью, как месяц назад, – сказала Шаннон после короткой паузы, глядя на траву, на цветущие лютики и наперстянку. – Ты веришь в видения?

– Это непростой вопрос.

– Я тоже так думаю. И не стала бы тебя спрашивать, если бы ты не был американцем. Стопроцентным янки. – Он улыбнулся, и она продолжала: – Твой дом и семья теперь в Ирландии, но ты остался каким был, верно? Человеком двадцатого века, который окружен компьютерами, факсами.

– У Рогана они тоже есть, между прочим. А у Мерфи – компьютерная дойка, трактор последней модели.

– Зато навоз он убирает лопатой, – с улыбкой сказала Шаннон. – Но я не о том. У него кельтская кровь, а в ней полно мистики. И какая-то его часть, наверное, верит в сверхъестественное – в духов, приходящих из далекого прошлого, в перевоплощение, в передачу мыслей на расстоянии и во всякое такое.

– А ты не веришь? – удивился Грей.

– Ну вот, теперь ты задаешь мне тот же самый вопрос. Ответь сначала сам.

– Я верю.

– О, Грей! И ты говоришь это на пороге двадцать первого века? – Потрясенная, Шаннон сделала несколько быстрых шагов, затем вернулась.

– То, что мы называем сверхъестественным, – сказал он не совсем обычным для него серьезным тоном, – было, есть и будет всегда, пока существует человечество. И потом тоже. Так я думаю.

– Лягушки будут превращаться в принцесс, люди летать по воздуху, а ведьмы делать свои темные дела?

И опять у него был вполне серьезный, даже немного торжественный вид, когда он ответил:

– А разве мы уже давно не летаем в небесах? Не превращаем что-то в совершенно необычное, порою страшное для самих себя? И разве не носим в себе, в своих генах память о прошлом? – Он помолчал. – Знаешь, когда я приехал сюда, в Ирландию, я не думал оставаться надолго. Месяцев пять-шесть. Думал закончить новую книгу – и привет. Но загад не бывает богат. Конечно, главная причина – Бри. Однако дело не только в ней. Я… я узнал эти места, хотя никогда в жизни здесь не был.

– Не может быть! – воскликнула Шаннон, всплеснув руками.

– Я бродил тут повсюду – по дорогам, по скалам, по кладбищам, бывал в селениях, на развалинах замка. И ощущал какую-то ничем не объяснимую связь со всем этим. Нет, у меня не было никаких видений, галлюцинаций, но я твердо знал, что уже бывал здесь и должен был вернуться.

– Прямо мурашки по коже!

– Меня тоже поначалу оторопь взяла. Особенно когда в Брианну влюбился. – Он весело подмигнул. – А тебя это напугало, старушка?

– Не знаю… У меня были сны.

– Ты уже говорила как-то. Можешь рассказать подробней? Если есть желание.

– Да, пожалуй. Когда я начинала говорить об этом же с Мерфи, мне делалось вдруг жутко. Будто кто-то завладевал мною и говорил вместо меня. Я совсем не истеричка, Грей, не с причудами какими-то, не суеверная.

– Расскажи, что ты видела, – попросил он еще раз.

Она начала с первого сна и постаралась описать его как можно обстоятельнее – все подробности и свои ощущения. Ей было проще говорить об этом с Греем, нежели с Мерфи. Слова лились почти сами собой, она испытывала какое-то радостное облегчение.