Нора Робертс - Рожденная в грехе

– Но вы хотите это сделать? – настойчиво спросил он, потому что она долго молчала.

– Не знаю. У меня какой-то провал. Я потеряла почву под ногами. Этот телефонный звонок напомнил мне о том, кто я и где живу. Но я уже не там, а сама не знаю где. И я не могу не думать о родителях. Они со мной. Хотя я никогда уже не скажу им «доброе утро» или «спокойной ночи». Никогда.

Он молча обнял ее, она прижалась лбом к его плечу, ее слезы падали ему на рубашку.

– Хочу, чтобы они были со мной, – всхлипнула она. – Зачем люди умирают? Я даже не смогла с ними попрощаться. Отец умер, когда меня не было, а мать… Я повысила на нее голос, а она уже умирала. А я…

– Они не уходят насовсем, – заговорил наконец Мерфи. – Они остаются с нами, в наших сердцах. Разве не слышите вы порою их голоса, не видите улыбки, движения рук? Не пьете с ними вместе чай?

Ее рыдания стали затихать. Она подняла заплаканное лицо.

Как хорошо, пришло ей в голову, что она решилась выплакаться. Не стесняясь, вволю. Глупо столько времени сдерживать слезы, носить в себе, копить.

– Да, – губы ее дрогнули в подобии улыбки, – я недавно завтракала с ними, с моими покойными родителями. И все было так хорошо.

– Вот видите. Они не покидают нас навеки.

Она устало прикрыла глаза, ее голова склонилась ему на грудь. Ее успокаивало равномерное биение его сердца, которое стучало ей в ухо. Как все-таки хорошо, когда можно вот так прислониться и ощутить надежность, умиротворение, и тебе передается уверенность другого существа.

– Перед заупокойной мессой, – тихо заговорила она, – когда хоронили мать, рядом со мной был священник. Тот же, кто незадолго перед этим хоронил отца. Мужа моей матери. Священник был полон сочувствия, он утешал меня, говорил, как всегда в таких случаях, о вечной жизни, о вознаграждении, которое получат мои родители на небесах, поскольку были настоящими католиками и хорошими людьми.

Она крепче прижалась к Мерфи, как бы в последний раз, затем отстранилась.

– Он хотел, конечно, утешить меня, тот священник, и это ему удалось, наверное. Но совсем ненадолго. То, что сказали вы, – она опять слегка улыбнулась, – почему-то помогло больше.

Мерфи ответил с полной серьезностью:

– По-моему, вера – это когда умеешь помнить. И воспоминания должны приносить облегчение душе, а не ранить ее еще сильнее. – Он осторожно вытер большим пальцем остатки слез на ее щеке. – Вам лучше? Я могу еще побыть с вами. Или схожу за Брианной.

– Нет, все в порядке. Спасибо. Он поцеловал ее в лоб.

– Тогда пейте чай. Я подолью горячего. И не тревожьте себя мыслями о Нью-Йорке, пока не почувствуете, что готовы к нему.

– Неплохой совет. Я рада, что вы появились, Мерфи. Не исчезайте опять надолго. Ладно?

– Буду все время поблизости. – Он снял шапку с вешалки. – Вы придете снова на поле? Хочу увидеть ваши картины при ярком солнечном свете.

– Приду. – Он был уже в дверях, когда Шаннон его окликнула. Мерфи остановился.

– Нет, ничего…

– Лучше сказать сразу, – посоветовал он с усмешкой, – чем ходить вокруг да около.

– Я хотела… Я вижу, как вы все здесь дружны. Сначала казалось, даже слишком. Меня раздражали такие отношения, они выглядели чересчур навязчивыми. Но потом, потом я поняла. Если бы то, что случилось у меня, произошло не в Америке, а здесь… Там я себя ощущала такой одинокой. Хотя у меня немало знакомых. Но тут, я знаю, было бы по-другому.

– Мы были бы с вами, – заверил Мерфи. – Как же иначе? Это обязанность друзей. Даже не обязанность, не то слово, а, как бы это сказать, необходимость.

– Так я и думаю.

Эти слова она сказала как бы себе и потом посмотрела на Мерфи долгим взглядом – таким долгим, что он почувствовал неловкость и даже вытер рукой подбородок: уж не осталось ли на нем следов от рулета?

– Что? – спросил он наконец.

– Ничего. Так… – Она рассмеялась. – Куча всяких мыслей.

Несколько озадаченный, он вернул ей улыбку и сказал:

– Значит, скоро увидимся. Да, вы придете все-таки на наше сейли? На вечеринку?

– Неужели думаете, пропущу ее?! Не надейтесь!

Из дома Мерфи слышалась музыка, когда Шаннон подъехала туда с Брианной и ее семейством. Понадобилась машина, потому что Брианна набрала неимоверное количество еды и еще был ребенок, так что пешком они всего бы не дотащили.

Что сразу поразило Шаннон возле дома, это обилие всех видов транспорта, уставленного в один ряд вдоль дороги.

– Дом набит битком, – удивилась она, помогая Брианне вынимать из машины сумки и пакеты.

– О, на машинах только те, кто издалека. Многие прибыли на своих двоих. Грей, осторожней с кастрюлей! Ты прольешь бульон.

– Если б у меня было три руки… – проворчал он.

Они вошли в дом, и Шаннон удивилась еще больше: казалось, население всего графства Клер заполнило помещение. Прежде чем она сделала несколько шагов, ее уже познакомили с десятком людей и еще столько же, если не больше, приветствовали ее издали.

Из гостиной неслись звуки флейт и скрипок, там уже танцевали. Тарелки с едой плыли в поднятых руках идущих, стояли на коленях у сидящих. Стаканы с напитками передавались из рук в руки.

Еще больше народа набилось в кухню, где кувшины, тарелки, блюда, стаканы теснились на столах и шкафчиках. Здесь уже начала хозяйничать Брианна, а ее малышкой занимались по очереди опытные мамаши и бабушки.

– Сюда, Шаннон! – Брианна помогла ей разгрузиться от сумок, объяснила присутствующим, что они видят перед собой человека, не знающего, что такое «сейли», и никогда не бывавшего на нем.

– Держи крепче, девушка, – одна из женщин протянула Шаннон тарелку с закусками. – Будешь прохлаждаться – останешься без еды. Все умнут до крошки.

– Дайте ей пива!

– И вина!

– Вся деревня сейчас тут. Тим О'Малли закрыл пивную и сам пожаловал сюда! Верно мы говорим, Элис? Твой парень отбил всех посетителей у Тима!

Шаннон посмотрела на женщину, к которой только что обратились. У нее была молодая фигура, кофейного цвета волосы, глаза – точь-в-точь как у Мерфи.

– Мой парень, боюсь, умрет от голода, – сказала она со смехом. – Сунули в руки скрипку и не отпускают. Дайте ему хоть кусочек хлеба. – Увидев Брианну, она спросила: – А где же ваш ангелочек? Мы столько о ней говорим.

– Он здесь, этот ангел, – вмешался Грей. – Совсем недалеко. Пойдемте, отведу вас. Только сначала познакомьтесь с нашей гостьей из Америки. Мисс Шаннон Бодин. Миссис Бреннан.

– Рада видеть вас, миссис Бреннан, – Шаннон торопливо проглотила кусок пирога. Надо бы еще что-го сказать? Но что? – Мерфи много говорил о вас. Он вас очень любит.

– Спасибо. Я сама чувствую это. А вы живете в Нью-Йорке и зарабатываете на жизнь как художник?

–Да.

На более пространный ответ Шаннон была неспособна. Вместо слов она отпила пива из бутылки, которую ей вручили вместе с едой.

И тут на кухню с шумом ворвалась Мегги, и Шаннон готова была расцеловать ее как свою спасительницу.

– Мы опоздали, – энергично объявила Мегги, – и Роган будет во всем винить меня. Поэтому говорю заранее: я не выбирала туалеты, а должна была окончить работу. Пока печь не остыла. – Она плюхнула Лайама на свободный стул. – Голодна как зверь! О, миссис Бреннан, вас я хотела увидеть в первую очередь!

Мать Мерфи прорвалась навстречу Мегги из гущи гостей с распростертыми объятиями.

– Господи, такая же шумная, как в детстве! Дай я тебя поцелую!

– Сделаете это после того, как вручу вам подарок. Роган, неси его сюда.

С кружкой пива в одной руке и большим пакетом в другой к ним подходил Роган. Шаннон, воспользовавшись суматохой, решила ретироваться, чтобы не беседовать с матерью Мерфи. Зачем? И о чем? Им обеим нечего сказать друг другу.

Но невесть откуда взявшийся Грей преградил ей путь.

– Куда ты, трусиха?

– Пусти меня.

– Ни за что!

Шаннон увидела, как Элис Бреннан начала разворачивать темно-коричневую бумагу, в которую Мегги завернула свой «сюрприз». Окружавшие разразились криками одобрения, когда перед их глазами предстала картина, изображавшая Мерфи.

– Ну точно как в жизни! – восхищенно воскликнула миссис Бреннан. – И, глядите, как повернул голову! Вылитый Мерфи! Лучшего подарка мне и не надо, Мегги. Не знаю, как и благодарить тебя.

– Благодарите только за то, что передала его вам. А рисовала не я, а Шаннон. Вон она стоит!

Все головы как по команде повернулись в указанном направлении.

– Как у вас хорошо получилось, милая! – с чувством произнесла Элис. – Вы так верно его изобразили! А лошади какие! Как настоящие!

Пока Шаннон думала, что ответить, в круг ворвалась невысокая черноволосая женщина.

– Что там у тебя, ма? Покажи! – крикнула она. – Ух ты! Это наш Мерфи со своими лошадками!

– Их всех нарисовала вот она. Шаннон Бодин. Женщина тут же повернулась к ней.

– А, вот вы какая! А меня зовут Кейт, я его сестра и рада с вами познакомиться. Знаете, вы ведь первая, за кем он по-настоящему стал ухаживать.

Если бы Грей снова не удержал ее, Шаннон наверняка убежала куда глаза глядят. Но этого не получилось, и она ответила, запинаясь от растерянности и раздражения:

– Вы… Это совсем не так… – Под безжалостно-доброжелательными взглядами присутствующих она закончила тоном полной безнадежности: – Мы просто друзья!

– Самое безопасное, когда за тобой очень ухлестывают, это подружиться, – глубокомысленно изрекла Кейт. – По себе знаю. А вы не могли бы как-нибудь на днях нарисовать моих детей? Прошу Мегги, но она не хочет.

– Я уже объясняла тебе сто раз – я художник по стеклу, – сказала та. – И вообще не приставай к человеку. Она все свои картины подрядилась отдавать Рогану.

– Ничего я не подрядилась! – в отчаянии воскликнула Шаннон. Господи, что они все к ней пристали!