– Что? – переспросила она.

– Тысячу фунтов за вашу картину. Слава богу, она еще не начала пить чай, иначе бы обязательно поперхнулась.

– Вы шутите?

– Я всегда серьезен, когда говорю об искусстве. И если у вас есть что-то еще оконченное или в процессе работы, был бы благодарен за разрешение взглянуть первому.

Она была огорошена. Не обрадована.

– Я не торгую картинами, – немного сердито сказала она.

– Прекрасно. Это я могу сделать за вас. Кроме того, галерея с удовольствием займется презентацией ваших картин.

Она не знала, что ответить. Она понимала: у нее были и есть способности к изобразительному искусству. Возможно, даже талант. Иначе бы за нее так не держался сам Рай-Тайлментон. Но живописью она занималась обычно лишь по утрам в субботу и во время коротких отпусков. И исключительно для себя.

– Мы хотели бы также выставить некоторые ваши работы в галерее Клер, – продолжил Роган.

– Но я не ирландка. – Ответ прозвучал чересчур резко, она поняла это и потому добавила: – Мегги говорила, что представлено только национальное искусство, а я из другой страны.

Однако Роган не так-то легко выпускал жертву из рук и к ее возражениям и попыткам вырваться был неплохо подготовлен.

– Если вы согласны, – сказал он, – мы представим вас как художника из Америки, но ирландского происхождения. Что чистая правда. – Он помолчал, ожидая ответа, который не последовал, и заговорил вновь: – Я мог бы приобретать ваши работы по мере их появления, так сказать, поодиночке, но предпочел бы заключить контракт. На определенных условиях.

– Вот так он подцепил Мегги, – вмешался Мерфи с веселым смехом. – Не отдавайте ему ничего, пока я не увижу. Может, я перекуплю.

Шутка повисла в воздухе.

– Я вообще не думала о продаже, – растерянно сказала Шаннон. – Хотя и работаю в коммерческой фирме, но никогда сама не занималась коммерцией. Я – дизайнер.

– Вы художник, – поправил ее Роган. – Впрочем, дело не в названии. Я увидел в вас художника, и, мне кажется, будет неразумно с вашей стороны, если вы станете сами себя ограничивать. Например, ваша картина со здешним мегалитом… (Мегалит – древнее сооружение из каменных глыб.)

– Камни, – поправила она его. – Картина называется «Камни».

Именно в этот момент, услышав, каким тоном она сказала это, Роган понял, что выиграл битву. Но он не был бы самим собой, если показал бы, что догадался о ее поражении.

– Именно эту картину, – мягко сказал он, прикидываясь робким просителем, – я бы с удовольствием купил или, если не хотите продавать, взял бы у вас во временное пользование и выставил у себя в галерее. Это вы позволите?

– Я… Конечно, почему нет, – ей было неловко отказать в такой смиренной просьбе. – Если хотите…

– Очень благодарен вам. – Он поднялся из-за стола. Половина дела была уже сделана. На сегодня достаточно. – Я ухожу. Надо доставить Лайама домой, ему пора поспать хоть немного в собственной постели. Моя смена окончилась, теперь на дежурство заступает Мегги. Могу я прямо сейчас забрать картину, Шаннон? Брианна мне отдаст ее.

– Да, конечно. Только она без рамы. – Мы позаботимся об этом. Что касается контракта, я составлю его и дам для ознакомления.

– Мне?

– Разумеется, вам. Вы не торопясь просмотрите и все решите. Спасибо за чай, Мерфи. Не провожай.

Глядя в окно вслед Рогану, уносившему сонного Лайама, Мерфи проговорил усмехаясь:

– Он и мертвого уговорит, верно? Шаннон с недоумением взглянула на него.

– На что я дала согласие, вы хоть поняли?

– Ну, это как посмотреть. Пожалуй, ни на что. Или на все. Он мастак в таких делах, наш Роган.

– Не знаю, что и думать.

– Я скажу вам. Если бы я был художником…

– Но я не художник!

Мерфи с досадой взглянул на нее.

– Что у вас за привычка, Шаннон, говорить про себя только с частичкой «не»? Я не ирландка, не сестра Мегги и Брианны, не художник… Не люблю Мерфи, – добавил он с усмешкой.

– Потому что гораздо легче знать, кем и чем ты не являешься, чем кто ты есть.

– Звучит прямо как изречение мудреца. Хоть записывай. Но разве вы всегда предпочитаете то, что легче?

– Не всегда, наверное. – Она пожала плечами. – В последнее время на меня свалилось довольно много всего, и, возможно, я в самом деле немного растерялась. Как будто выбили почву из-под ног. Иногда делается даже страшно. – Она прикрыла глаза. – И одиноко.

– Да, – сказал он негромко, – если давит груз, а почва нетвердая, это нелегко. – Он придвинулся к ней, обнял за плечи. – Не бойтесь. И не напрягайтесь так, я не сделаю вам ничего плохого. Расслабьтесь и выкиньте из головы всякие трудные мысли.

– Представляю, как бы удивилась моя мама, – пробормотала Шаннон, – узнай она, что я здесь.

– Уверен, она была бы только рада.

Он легко гладил ее по волосам, надеясь, что эту ласку она примет, как ему того хотелось, за дружеское участие.

Наступило долгое молчание.

– Знаете, – сказал он затем со смешком, – моя мать когда-то мечтала, чтобы я уехал в город и зарабатывал себе на жизнь музыкой.

– В самом деле? – Голова ее покоилась на его плече, ей были приятны нежные прикосновения, она вновь закрыла глаза. – Я думала, вас запрограммировали для сельского хозяйства.

– Мать рассчитывала и на то и на другое, но она никогда не давила на своих детей. Меня она любила больше, чем ферму. – Мерфи улыбнулся, его губы коснулись волос Шаннон. – А потом она совсем успокоилась, когда увидела, что мне другого и не надо. Вы счастливы на своей работе, Шаннон?

– Конечно. У меня неплохо получается, и через несколько лет я могу рассчитывать на самое лучшее место у Тайлментона. Или открыть свое дело.

– Мм… Похоже больше на удовлетворение честолюбия, чем на счастье.

– А кто вам сказал, что это не одно и то же, черт возьми?

– Ну, как сказать… – Он отстранился от нее, видя, что она рассержена, и не желая докучать своими прикосновениями. – Рисовать для кого-то или рисовать для себя, то, что хочешь сам, – это, наверное, совсем разные вещи. Как если бы я работал здесь, на поле, для других людей.

Он прошелся по кухне, начал убирать со стола.

– Вам бы сейчас радоваться, а вы переживаете, Шаннон, – сказал Мерфи, стоя у шкафчика, куда ставил посуду. – Роган не из тех, кто разбрасывает комплименты. Он человек дела. В свои галереи плохого не возьмет. Вы еще не были в Эннистимоне?

– Нет. – Голос у нее снова звучал сердито, на этот раз потому, что он отошел от нее так далеко. Ей сейчас не хватало тепла его рук. – Там у него галерея?

– Неподалеку. Я отвезу вас туда, если хотите. Только не сегодня. – Он кивнул в сторону настенных часов. – У меня тут еще дела, а потом обещал зайти к Мэттью Финн, это сосед: надо помочь ему с трактором.

– Я задерживаю вас.

Он взял ее руку, легонько погладил пальцы.

– Может, сходим сегодня вечером в паб? Я угощаю. Отметим вашу удачу.

– Не знаю, что отмечать, но сходить можно.

Недовольная своим внезапным согласием, Шаннон отступила от него, высвободив руку, которую он пытался удержать.

– Мерфи, я пришла сюда не для того, чтобы все время бороться с вами!

– И не надо этого делать, Шаннон.

– Опять у вас такой взгляд… Мне лучше уйти. Держите руки так, чтобы я их видела! Он поднял руки ладонями вверх.

– Так? Не бойтесь, они чистые.

– Я боюсь не этого, я боюсь… Ладно.

Мерфи почувствовал, что все в нем перевернулось, когда она, поднявшись на цыпочки, поцеловала его в щеку.

– Спасибо за чай и за дружеское плечо.

– Для вас всегда наготове и то и другое. Шаннон вздохнула, сделала не очень решительный шаг к двери.

– Знаю, – с благодарностью сказала она. – Только вы это доказываете не слишком разумными средствами.

– Если и вы согласитесь быть неразумной, мистер Финн может подождать.

Шаннон не могла сдержать смеха. Никто раньше не приглашал ее в постель в таком стиле.

– Отправляйтесь по вашим делам, Мерфи. Я ухожу. У меня появилось настроение рисовать.

Она уже вышла из дверей кухни, когда Мерфи окликнул ее:

– Шаннон Бодин!

–Да?

Она остановилась, смеясь. Ей хотелось смеяться.

– Нарисуйте что-нибудь для меня. Что напоминало бы вам обо мне.

– Попробую.

Шаннон помахала ему рукой, повернулась на каблуках и зашагала по знакомой уже дороге в сторону «Терновника».

В садике с задней стороны дома, возле цветущего миндального ореха, посаженного в ее честь Мерфи, спала в раскладывающейся кроватке Кейла. Неподалеку от нее трудилась Брианна: полола клумбу с многолетними цветами, а Грейсон развлекал ее разговорами.

– В доме никого нет, – убеждал он Брианну. – Все гости отправились глазеть на окрестности. Наша малышка спит крепким сном. – Он провел пальцами по склоненной шее Брианны, от чего та слегка вздрогнула. – Мне пришла в голову смелая мысль. Почему бы нам тоже не улечься в постель?

– Я работаю.

– Цветы подождут.

– А сорняки нет.

Грей опустился рядом с ней на колени и провел языком у нее за ухом.

– Смотри, я чуть не выдернула астру! Отойди, пожалуйста.

– Это выше моих сил.

Его язык продолжал щекотать ей шею, мочки ушей.

– Ох, Грей! Мы не можем. С минуты на минуту вернется Шаннон.

– Полагаешь, она не догадывается, откуда взялась Кейла?

– Дело не в этом.

– А в чем? – Грей вынул первую шпильку из пучка Брианны.

Брианна повернулась к нему, обвила руками шею.

– Ни в чем. Я тебя очень люблю. Вот и все. А кроме того, мне еще нельзя.

Вошедшая в сад Шаннон замерла у калитки. Ее заворожила картина, представшая перед глазами. Старинная гравюра, идиллическая сценка. Крошечный ребенок, спящий под розовым одеяльцем; цветущие растения; белье полощется на веревке от ветра. И крупным планом – мужчина и женщина, стоящие на коленях в траве, слившись в единое целое.