— Я еще не люблю тебя, — честно призналась она, — но, думаю, смогу полюбить. Ты и в самом деле любишь меня, Оуэн?

— — Всей душой. С самой первой встречи. Даже тогда я восхищался, как прекрасно ты держишься, несмотря на гнусное поведение и жадность Генри Болтона. Ты сумела дать ему отпор и не сломаться, невзирая на то что Хью Кэбота только что опустили в землю.

— О, разве дело во мне? Это твой своевременный приезд спас меня.

— Знаю, — кивнул он.

— Оуэн, сейчас не время для разговоров! — неожиданно воскликнула Розамунда. — В эту ночь я хочу стать женщиной, узнать все радости брачной постели. Ты шокирован?

Оуэн, немного подумав, покачал головой:

— Нет, скорее испытываю облегчение, ибо я схожу с ума от любви к тебе, невеста моя, и вожделение не дает мне покоя.

Он снова стал целовать ее, пока она не задохнулась.

— Я жажду ощутить твое копье в себе, — горячо прошептала она, посылая по его телу волну яростного желания. — Ты оседлаешь меня, как баран овечку?

— Мог бы, но не стану. Обычно женщина и мужчина соединяются, лежа друг к другу лицом. Ни о чем больше не спрашивай, Розамунда. Позволь показать, как я люблю и желаю тебя.

Он осыпал ее поцелуями. Их губы слились, языки играли друг с другом в прятки. Светлые волосы на его торсе щекотали ее грудь. Он почувствовал, как гладкие полушария расплющиваются под его весом.

Голова Розамунды шла кругом. Соски чуть покалывало от каждого прикосновения коротких завитков на его груди.

Она обняла его за шею, провела ладонями по широким плечам и, закрыв глаза, наслаждалась мириадами восхитительных ощущений, одолевающих ее. Неужели это и есть желание? Должно быть, да!

— О-о-о, муж мой, — прошептала она, прикусывая мочку его уха, не в силах себя сдержать.

Ее очевидное возбуждение воодушевило Оуэна. До сих пор он был осторожен, не зная, как она ответит на его всевозраставшую страсть. Он нежно погладил ее по мягким волосам. Темные ресницы лежали на ее щеках уснувшими мотыльками. Он впервые заметил, что на кончиках они золотистые. Ах, ему еще так много нужно узнать о своей жене!

Розамунда почувствовала, как что-то твердое упирается ей в бедро. Твердое и длинное.

Его плоть налилась и готова проникнуть в нее!

Ее сердце забилось еще сильнее. Его ладонь сжала ее венерин холмик и чуть надавила. Палец скользнул вдоль ее сомкнутых створок. Она тихо вскрикнула, когда он нашел ее бутон любви, уже расцветший предвкушением. Немного поиграв с ним, Оуэн проник в ее любовные ножны сначала одним пальцем, потом и вторым и, когда они окропились влагой, лег на жену. Набухшая плоть искала входа в заветный грот. Чуть приподнявшись, он стал входить в ее нетерпеливое лоно медленно, осторожно, чтобы дать ей привыкнуть к первому вторжению.

— Ты готова стать женщиной, любимая? — пробормотал он в ее распухшие от поцелуев губы.

Она кивнула и тут же широко раскрыла глаза, когда он глубоко вонзился в нее. Ей показалось, что боль разрывает ее. Две слезинки скользнули по щекам, но он тут же снял их губами. К его облегчению, она прильнула к нему. Он стал двигаться, проникая все глубже, изнемогая от блаженства, которое она ему дарила. Розамунда снова вскрикнула, но на этот раз не от боли. От наслаждения. Его любовные соки мощно излились в ее лоно как раз в тот момент, когда она, забывшись, провела ногтями по его спине.

Да, ей было больно, но боль как по волшебству почти мгновенно прошла. Яростные выпады, мерные движения его чресл произвели на нее странное воздействие. Она, казалось, впала в исступление, потеряла всякую власть над собой и жила только ради восхитительных ощущений, охвативших ее напрягшееся тело. С каждым толчком его любовного ствола она все больше теряла рассудок, пока страсть не взорвалась в ней огненным клубком, и она на несколько мгновений потеряла сознание.

— Оуэн! Оуэн…

Ее собственный голос доносился словно откуда-то издалека.

Он обнял ее и стал укачивать, как ребенка, целуя рыжевато-каштановые волосы.

— Ну вот, любимая. Теперь ты стала женщиной, и, возможно, этой ночью мы зачали дитя.

Розамунда вздохнула и покрепче прижалась к мужу.

— Я бы хотела родить тебе ребенка, — кивнула она и, подняв глаза, призналась:

— Это было чудесно, сэр рыцарь.

Клянусь, даже боль стала наслаждением. Какое счастье, что я больше не девушка и стала тебе настоящей женой. Спасибо тебе, Оуэн.

Он ощутил, как глаза наполняются слезами, но постарался не выказать, как растроган. Мужчины не плачут.

— Нет, любимая, это я должен благодарить тебя за великолепный дар — твое целомудрие. Я навсегда останусь тебе верен, Розамунда, и приношу в этом обет в нашу брачную ночь.

* * *

На рассвете прибыл Генри Болтон. Он вошел в зал как раз в тот момент, когда Мейбл выносила на всеобщее обозрение окровавленную простыню с брачной постели. Завидев Болтона, камеристка нахально помахала простыней перед самым его носом.

— На этот раз она обвенчана с крепким мужчиной, который сделал ее женщиной! — с ухмылкой объявила она.

— Он еще может умереть, — мрачно заметил Генри Болтон.

— А она, вполне вероятно, уже беременна, — отрезала Мейбл. — И теперь, Генри Болтон, тебе не получить Фрайарсгейт! Хью Кэбот, упокой Господи его душу, перехитрил тебя!

Она ехидно засмеялась.

— Сама знаешь, как часто умирают здесь люди, особенно дети, — настаивал Генри. — Тогда ей ничего не останется, кроме как выйти за моего сына.

— Хепберн из Клевенз-Карна просил разрешения ухаживать за ней и отступился только потому, что он — человек благородный, — возразила Мейбл. — Если, не дай Бог, что-то стрясется с сэром Оуэном, Хепберну достаточно только перебраться через холмы, чтобы оказаться в этом доме.

— Шотландский ублюдок имеет наглость ухаживать за моей племянницей? — рассерженно вскричал Болтон.

— Вот именно, и человек он хороший. Приехал на свадьбу госпожи и играл на волынке для жениха и невесты.

— Чтобы под шумок разведать, где держат скот! — прорычал Генри.

— Он привез виски и лососину, дядюшка, — вмешалась Розамунда, входя в зал и услышав обрывки беседы. — Лососина просто превосходна, а виски хватит на всю зиму.

Жаль, что ты и Мейвис не приехали. Ты оставил ее дома, дядюшка?

Она улыбнулась ему, расправляя красновато-оранжевые юбки.

— Моя жена нездорова, поэтому я не смог присутствовать на свадьбе, — проворчал Генри.

— Доброе утро, братец Генри, — приветствовал Ричард, появляясь на пороге. — Нам не хватало тебя на мессе, племянница. Но, учитывая обстоятельства, ты прощена. Кстати, после завтрака я уезжаю. В аббатстве меня ждут.

Розамунда смущенно зарделась, но все же храбро выдержала взгляды мужчин.

— Жаль, дядя, что приходится расставаться.

Ричард с улыбкой повернулся к младшему брату:

— Генри, ты не очень-то хорошо выглядишь. Слишком много жирной пищи и сладкого вина. Думаю, воздержание лишь пойдет тебе на пользу.

— Не лезь не в свое дело! — огрызнулся Генри. — Не хватало еще, чтобы я выслушивал проповеди бастарда, пусть хотя бы и священника! Племянница, ты не предложила мне поесть, и это после того, как я проскакал всю дорогу от Оттерли-Корт! Погода стоит холодная для августа! И никто не поднес вина! Твои слуги — лентяи, нуждающиеся в твердой руке. Надеюсь, что твой муж сумеет их приструнить, раз уж ты так распустила своих людей.

— Доброе утро, дядя. Надеюсь, что, как муж Розамунды, могу называть вас дядей, — объявил Оуэн, заговорщически подмигивая Ричарду.

Священник, чуть улыбаясь, кивнул ему.

— Десять месяцев при дворе, и не смогла найти никого получше, чем этот безземельный оборванец? — грубо буркнул Генри, не отвечая на приветствие Оуэна. — С таким же успехом оставалась бы тут и вышла за моего парня.

— Вряд ли я была бы счастлива и довольна наутро после такого замужества, — уколола Розамунда.

Оуэн и Ричард громко рассмеялись, но Генри кисло поморщился.

— Дядюшка, да будет тебе известно, что это королева Шотландии Маргарита Тюдор и ее бабушка, почтенная мать короля, выбрали для меня мужа. Сам король объявил о нашей помолвке перед всеми придворными, и те приветствовали его радостными криками. Мой муж рос при дворе, и король знает, что может доверить ему управлять этим клочком приграничной земли. Сэр Мередит никогда не предаст короля, ибо этот самый грозный и могущественный человек в Англии уважает его, впрочем, как и все знатные и богатые люди страны. Для меня большая честь быть его женой. Я скорее ушла бы в монастырь и отдала бы Фрайарсгейт, прежде чем пошла бы под венец с твоим отродьем!

— Но все кончилось хорошо, и тебе ни к чему становиться монахиней, любимая, — успокоил сэр Оуэн. — Пойдемте, дядюшки, завтрак уже ждет.

Он повел Розамунду к высокому столу и усадил, устроив Генри Болтона справа от себя, а Ричарда — слева от Розамунды.

Слуги принесли овсянку, вареные яйца, окорок, хлеб, масло и сыр, поставили на стол вино и сидр. Генри Болтон не произнес ни слова. Завидев еду, он стал жадно хватать ее обеими руками и выпил три кубка вина.

Когда столы были убраны, Ричард Болтон заметил:

— Когда немного отдохнешь, братец Генри, я провожу тебя.

— Проводишь меня? Но куда? — удивился Болтон.

— Домой, братец Генри Ты поздравил новобрачных, но не станешь же мешать их медовому месяцу, тем более что твоя добрая жена больна. Тебе следует ухаживать за ней.

— Поскольку вы уезжаете, позвольте распрощаться, — вставил Оуэн. — Я должен осмотреть стада. Нужно выбраковать овец и отвезти на рынок. Мы не можем себе позволить кормить бесполезную скотину, да еще на зиму глядя.

Он встал и, сердечно тряхнув жирную лапу Генри Болтона, обратился к Ричарду:

— Благодарю за помощь, отец Ричард, Желаю благополучно добраться до аббатства. Почаще приезжайте к нам.

Он пожал худую изящную руку отца Ричарда и, наклонившись, поцеловал Розамунду. Поцелуй длился достаточно долго, чтобы сердце ее забилось.