Воррик смотрел на тащившуюся за ним старую ведьму и, несмотря на то, что считал себя храбрым человеком, он слегка вздрогнул от страха. «Дрожащее пламя факелов и темные углы коридоров удивительно подходили для этой старухи», – подумал он.

Ее маленькое, ссохшееся и удивительно костлявое тело делало ее похожей на столетнюю старуху. И каждый день ее нелегкой жизни отпечатался на морщинистой коже. Граф никогда в жизни не видел такого испещренного морщинками лица. Кожа свисала складками от впалых глаз и щек; ее глаза были черными, как обсидианы.[8]

Они очень ярко блестели. Горбатый нос старухи свисал над тонкими потрескавшимися губами. А ее полуоткрытый, истекающий слюной рот, обнажал редкие зубы. Те, которые остались, были черными и гнилыми. Изо рта исходил ужасный запах. Над верхней губой и на подбородке росли темные жесткие волосы. С головы свисали тонкие пряди седых волос. Изрядно поношенное платье женщины было не первой свежести.

«Как можно позволить этому чудовищному созданию осматривать Изабеллу? – в десятый раз спрашивал себя Воррик. – С другой стороны, как могу я этого не позволить?»

– Изабелла, – он негромко постучался в дверь ее комнаты, – Изабелла, пришла женщина по имени Мод.

Алиса открыла дверь и предложила им войти, страшно напуганная внешностью Мод. Как и граф, преданная нянюшка не могла не воспользоваться случаем, чтобы спасти Изабеллу. Она, как никто в Рашдене, понимала, как жестоко страдала девочка в своем детстве. Изабелла доверяла Алисе все свои радости и огорчения, рассказывала о лорде Лионеле Валерексе и о том, как сильно боялась предстоящей свадьбы с Ворриком. Только няня знала, как сильно боялась Изабелла смерти, потому что именно нянюшку разбудил плач девушки в ту ночь, когда умер Феген.

Изабелла прижимала подушку к груди, плакала и причитала:

– Я не хочу умирать, не хочу умирать! – Она повторяла так снова и снова, пока Алиса гладила каскад ее серебристых волос, беспорядочно рассыпавшихся по плечам девушки.

– Ну, ну, милая, – успокаивала ее Алиса в темноте, – вы и не умрете, хотите вы этого или нет, но вам придется присутствовать на собственной свадьбе.

Сейчас девушка с тревогой взглянула на древнюю, сгорбленную старуху, вошедшую в комнату. Это и была та женщина, которая должна была ее исцелить? Старая ведьма, к тому же, была грязной. Но она была единственным спасением для Изабеллы, единственным шансом выжить. Девушка решительно расправила плечи.

«Я не хочу умирать, – сказала она себе, – я не собираюсь умирать. Боже, помоги мне справиться с этим, и я выйду замуж за Воррика и никогда не взгляну ни на одного мужчину, пока буду жива!»

– Спасибо за то, что вы пришли, Мод, – сказала она, и, подавив в себе брезгливость, протянула руку.

– Покажите мне то место, куда вас укусила бешеная собака, – довольно бесцеремонно сказала женщина.

Изабелла медленно подняла юбки и вытянула ногу.

– Да, – Мод кивнула, – хорошо, что эта рана ниже вашего сердца. Хорошо. А то бы эта зараза попала к вам в кровь. Когда это случилось?

– Три дня назад.

– Тогда я пришла вовремя, чтобы спасти вас.

– А вы… вы, действительно, сможете меня вылечить? Врач сказал, что ничего нельзя сделать.

– Старый дурак, – презрительно фыркнула Мод. – Откуда ему знать древние способы исцеления, секреты, которые передавались от одного поколения к другому? Из-за таких вот образованных идиотов, которые ругают старое и пытаются схватиться за все новое, старинные знания скоро будут забыты, потеряны навсегда. Верьте в Бога, миледи: несмотря на то, что он послал нам много болезней в качестве испытаний, он также дал нам и способы их излечения. На этой земле растет много трав, миледи, и каждая имеет свое название. Только такие дураки, как ваш доктор, которые не понимают подобной мудрости… Ложитесь, миледи, и я начну приготовления. А вы, – она повернулась к Алисе, – поставьте чайник с водой, чтобы она закипела.

Мод молча открыла сумку из мешковины, которую держала в одной руке, и вытащила недавно сорванную листву, которая только что начала увядать, пригоршню корней и маленьких семян, а также ступку и пестик. Она истолкла корни и бросила их в горшок с водой, который няня поставила греться на огонь. Потом, что-то бормоча себе под нос, колдунья бросила в ступку несколько листьев и семян, стала их тщательно перетирать пестиком. К измельченным растениям она добавила немного темного варева, которое теперь кипело в котелке. Когда мазь была готова, женщина надела пару толстых рабочих перчаток, которые крестьяне используют при работе на полях, и приблизилась к большой кровати с балдахином, на которой лежала Изабелла.

– Зачем… зачем вам нужны перчатки? – спросила девушка.

– Чтобы не заразиться, миледи, – ответила старая карга. – Перчатки не дышат, в отличие от тела, и через них болезнь не пройдет.

Потом, забормотав что-то странным голосом нараспев, ведьма намазала приготовленную смесь на ногу Изабеллы. После этого Мод накрыла укус каким-то листком и замотала вокруг ноги девушки.

– Теперь вам надо выпить немного варева, миледи, – приказала колдунья.

Изабелла неторопливо взяла предложенное ей лекарство. Темная жидкость была достаточно горькой, но ей все-таки удалось проглотить ее. Изабеллу тотчас же затошнило, и она поняла, что ее сейчас же вырвет прямо в горшок, который ей подала ведьма. Но с большим усилием она сдержалась. Мод одобрительно кивнула, потом аккуратно сложила свои принадлежности в сумку и перекинула ее через плечо.

– Завтра я снова приду. И с каждым днем, начиная с сегодняшнего, болезнь будет отступать, – сказала она Изабелле.

– А сколько… сколько мне дней понадобится, чтобы полностью поправиться? – спросила Изабелла, потому что по какой-то необъяснимой причине она боялась. Женщина была настоящей колдуньей!

– Через много дней, миледи. Это зависит от того, когда появятся первые приступы сумасшествия. Может быть, вы поправитесь к полнолунию.

Изабелла хватала воздух ртом и пыталась закричать, почувствовав сильнейшее удушье, но из ее горла не вырвалось ни звука. Она задыхалась, задыхалась. Ей трудно было глотать. Над ней кружилась какая-то хищная черная птица с острыми страшными когтями и вливала темную жидкость в ее горло. Изабелла яростно сопротивлялась, но все попытки были тщетны, потому что ее руки и ноги были привязаны.

Девушка не могла дышать, ей было слишком жарко, она вся горела. Птица душила ее, сжимала, пыталась утопить, делала все, что хотела, пытаясь убить свою несчастную жертву. Изабелла кричала, кричала, но никто не услышал от нее ни звука. Темная жидкость тонкой струйкой вливалась и вливалась ей в горло, но больная не могла ее проглотить. Она давилась. Перья крыльев страшной птицы царапали ей горло, заставляя проглотить эту отвратительную жидкость.

И, о Боже, какая боль! Невыносимая, страшная боль! Она буквально разрывала ей тело. Крылья хлопали ей по спине. Эта невыносимая боль стучала у нее в голове и отзывалась во всех частях ее тела. Девушка билась в агонии, ей ужасно крутило все мышцы, но она ничего не могла поделать. «О, Боже, кто-нибудь, помогите! Остановите эту боль!»

– Ах, миледи, бедная, бедная моя, – плакала и заламывала руки Алиса, стоящая радом с кроватью Изабеллы, видя, как она мечется, неестественно выгибая тело и пытаясь порвать веревки, привязывающие ее к кровати, в тщетной попытке освободиться.

Воррик медленно снял свои черные охотничьи перчатки и вымыл руки, так тщательно натирая их, будто они были заразными. Сумасшествие девушки было для него невыносимо, оно убивало его, но все-таки он не мог заставить себя убить ее, тем самым выполнив просьбу Изабеллы. Даже у него, кому Изабелла велела прервать ее жизнь в случае, если сойдет с ума, не хватало мужества что-либо предпринять. Воррик боком повернулся к старой ведьме Мод, которая стояла поблизости и наблюдала.

– Ей хуже, – мрачно сказала он. Старуха кивнула.

– Эта болезнь сильная, милорд, но мы ее победим.

– Почему вы так уверены? – сердито спросил граф с осунувшимся и изможденным от беспокойства лицом.

Изабелла чувствует себя так уже пятый день, с тех пор, как появились первые признаки сумасшествия.

– Да, но у нее изо рта не идет пена, ее не парализовало и она все еще живет. Ей очень повезло: мы вовремя начали бороться с этой болезнью, милорд. Леди Изабелла поправится.

– Если ты мне лжешь, и она умрет, старая ведьма, то я тебя убью – взревел Воррик.

Но Мод не испугалась. Ее темные глаза захлопнулись, и она злобно хихикнула, забирая свою сумку.

– Я приду завтра, – сказала старуха.

– Воррик, тебе надо отдохнуть, – негромко сказал Кэрливел, – иначе ты совсем свалишься с ног. Ты сделал все, что смог, и даже больше. Я посижу с Изабеллой немного.

– Нет, – отрицательно покачал головой граф и устало потер глаза.

– Ну, как хочешь, – Кэрливел не стал больше настаивать, сознавая, что спорить с братом бесполезно. – Пойдем, Алиса, – мягко обратился он к няне. – Тебе не надо здесь оставаться. Воррик позовет нас, если понадобится, когда произойдут какие-либо изменения. До завтра!

Очутившись один, граф подошел и стал возле Изабеллы. Он стоял и смотрел на нее, презирая себя за то, что произошло в жизни его невесты. Воррик винил себя в ее теперешнем состоянии. Каким-то образом он навлек эту болезнь на девушку, потому что никогда не хотел на ней жениться. Если бы только он заботился о ней, запрещал прикасаться к этой чертовой собаке в тот день… Боже, Боже! Кэрливел был прав. Изабелла была доброй и хорошей; она всех жалела и не думала о себе, а он относился к ней с презрением: требовал от нее поцелуев, которые девушка отказывалась ему давать, насмехался над ней, угрожал, вместо того чтобы завоевать ее любовь. Вот за это Бог его и наказал. Чувство вины поедало графа живым. Если девушка умрет, то он никогда себе этого не простит.

«Будь проклята Бренгвен! – молча ругал он сам себя. – Из-за того, что ты оказалась простой глиной, я потерял бриллиант! Боже мой! Какой я дурак. Я был жесток и беспощаден, хотел обидеть Изабеллу, чтобы та не смогла обидеть меня. Обидеть ту, которая так свободно отдавала всю себя тем, кто находился в беде. Кэрливел, действительно, знал, что у нее добрая душа, и не раз говорил мне об этом, но я ничего не хотел слушать. Так же, как он пытался предупредить меня о том, что в тебе сидит бес, Бренгвен! Ну почему я не слушал его? Был слишком горд, слишком упрям. О, Боже праведный! Пусть она живет! Оставь Изабеллу в живых, и я сделаю ее счастливой. Обещаю!»