Очень скоро нос лодки стукнулся о корму корабля. Прибывших приветствовала вся команда. Детей, словно мешки с зерном, подняли на корабль. Речь была незнакома. И Актис с Пелием не понимали языка, на котором разговаривали вокруг них люди.

Заскрипела мачта — это матросы подняли парус, который, шумно вздохнув, тут же наполнился ветром. Корабль, набирая скорость, отправился в дальнейший путь. Матросы, осмотрев добычу, занялись своими обязанностями и не обращали внимания на несчастных детей. Для них это было вполне обычным явлением — сколько таких жертв повидали на этом корабле за многие годы!

Полоска лесбийского берега становилась все тоньше и тоньше. Его зеленые берега медленно таяли на горизонте, а бедные дети даже не могли видеть, как исчезает и тонет в синем море их родина, которая даже не может крикнуть им на прощание слово надежды на их родном эолийском наречии. Они лежали, связанные на днище корабля у кормы, и видели только небо да заходящее на западе солнце, навстречу которому, наполнив гудящий на ветру парус, мчался корабль, похитивший мальчика и девочку, навсегда отнявший у них свободу.


…Прошло уже много времени, а Актис с Пелием еще не вернулись с Белого Склона. Мать девочки заволновалась. Тревога за детей камнем легла на ее сердце. Выйдя на порог хижины, женщина посмотрела в ту сторону, куда утром ушла Актис, надеясь увидеть дочь, возвращающуюся вместе с Пелием и козлятами. На тропинке она заметила жену Кастора, которая несла охапку хвороста для очага. Окликнув ее, мать Актис поинтересовалась, ходила ли та на Белый Склон, и, получив отрицательный ответ, вновь вошла в дом.

В углу хижины лежал мешок, в который обычно набирали траву для скотины. Схватив его, женщина вышла из дома, и направилась на то место, где ребята должны были пасти козлят.

Солнце опускалось к горизонту, окрашивая небо и редкие облака розовым цветом. В воздухе уже не ощущалось той испепеляющей жары, что была днем. Цикады, певшие свою вечную мелодию, постепенно стихали.

Мать Актис сначала шла не спеша, по тропинке, но потом, словно почувствовала несчастье, прибавила шаг. Какая-то невидимая сила влекла женщину вперед. Внизу, у подножия склона, послышалось блеяние козлят. Странно, но оттуда не доносилось веселых детских голосов, было не слышно неудержимого смеха ребят. Женщина выбежала на то место, где резвились козлята. Актис и Пелия здесь не было. Мать с беспокойством обошла поляну, безуспешно окликая детей. Даже эхо молчаливо сидело где-то в своем темном и сыром гроте, не желая своим отзвуками подбодрить и успокоить женщину. Вспомнив, что ребята часто спускались к морю, мать девочки, придерживая растрепавшиеся по лицу волосы, поспешила к владениям Нептуна.

Она снова и снова звала детей, с волнением осматривая по дороге к морю близлежащие окрестности. Мешок для травы давно уже был где-то утерян. Выбежав на берег моря, женщина заметила следы ног, оставленные на морском песке. Волны накатывались на берег волна за волной и снова отступали в море. Часть следов уже была смыта ими. Мать Актис внимательно рассмотрела следы, без сомнения оставленные мужчинами, которые были обуты в сандалии и сапоги. В одном месте они обрывались в воде. Тогда женщина побежала по направлению большого валуна, куда вела цепочка следов от моря. Огромный камень, куда двинулась мать девочки, возвышался над песчаной равниной подобно надгробию. Он как бы призывал любого, кто очутился в этом месте, замедлить шаг и отдать дань всем умершим на этом острове. Но женщина с бешено колотившимся в груди сердцем и пересохшим от волнения горлом думала только о живых детях. Она не верила, что с ее дочерью может что-то случиться. Оставалась последняя надежда, что дети там, за громадным валуном. Мать девочки, подбежала к тому месту, куда ее привели следы, замедлила шаг. Оглядевшись вокруг, она приблизилась к последнему прибежищу Актис и Пелия. Она осмотрела исступленным взглядом затоптанный песок, и замерла от страшной мысли. Затем упав на колени и в мольбе протягивая руки к небу, горестно зарыдала. Рыдания разрывали ее грудь на части. Слово волчица, потерявшая своих волчат, женщина огласила тишину жалобным воем.

Наконец, она встала на ноги. Безумным взором обвела необъятное водное пространство, и увидела, как далеко в море, блеснул в последних лучах заходящего солнца парус неведомого корабля. Неотступно глядя на то место, где еще недавно плыло скрывшееся судно, мать Актис безнадежно остановилась. Уже не было сомнений, что ее дочь и пастушок Пелий похищены антраподистами — охотниками за людьми.

Было уже совсем темно, когда, женщина отвела взгляд от моря, и не понимая, что творится вокруг, побрела по тропинке в деревню. Она сразу сильно постарела и шла, отрешившись от всего на свете. Неожиданно она остановилась и, что-то подняла с земли. Женщина вздрогнула. На ее ладонях лежала ленточка Актис. Это было последним, что могло теперь напомнить матери о потерянной дочери…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Когда Лесбос скрылся из глаз, Лот Моний обрадовался так, словно исчез главный свидетель его очередного преступления. Позвав с собой Хабана, он отправился на корму, чтобы внимательно изучить то, что досталось ему от судьбы.

Дети по-прежнему лежали связанными и с заткнутыми ртами. В нескольких шагах от них на капитана испуганно глядела молодая рабыня, которую ночью спасло чудо — неожиданная выходка Кассия. Когда утром Лот обнаружил ее существование, то очень обрадовался, увидев в этом добрый знак свыше. Небо сдержало свое обещание: дети, эти маленькие благоволения небес лежали перед архипиратом. Настроение Лота стало куда лучше, чем утром.

— Начнем с мальчишки, — сказал он Хабану. — Ну-ка, развяжи его.

Хабан поставил Пелия на ноги и быстро развязал веревку. Мальчика едва не вырвало, так ему было плохо. Веревка, толстая и просмоленная, находилась у него во рту почти полтора часа. Его мучила жажда, от страшной горечи во рту кружилась голова. Хабан дал ему воды, но Пелий не мог глотать — язык не слушался его. Он лишь расплескал воду.

— Хватит церемоний! — сказал архипират и кивнул Хабану. Тот, поняв, чего от него хочет капитан, быстрым движением сорвал с мальчика набедренную повязку и совершенно голого поставил перед Лотом Монием. — Сколько тебе дет?

Лот спросил тот Пелия на эолийском диалекте, так как знал все языки, на которых разговаривают греки.

— Негодяй! — ответил ему мальчик. — Как вы посмели? Я свободный человек!

Капитан на миг растерялся, затем схватил его своими мощными руками и с силой притянул к своему лицу.

— Ребенок, — прохрипел он, — если ты не хочешь, чтобы я свернул тебе шею, забудь, что когда-то ты был свободным, и не говори об этом никому. Сколько тебе лет?

Испуганный и полузадушенный, Пелий вынужден был отвечать. Капитан же стал внимательно осматривать его с ног до головы, не оставляя без внимания ничего, что его интересовало. Пелию было стыдно, что его осматривают как скотину на базаре, но он ничего не мог поделать. Лишь когда в конце осмотра пират своими железными пальцами полез мальчику в рот, чтобы осмотреть зубы, тот попытался сопротивляться, отказавшись открыть рот. Звонкая пощечина была ему ответом. Слезы градом полились из глаз мальчика, и он послушно открыл рот.

— Упрямец, — окончив осмотр, сказал предводитель пиратов.

Он остался очень доволен, и своей радостью тут же поделился с Хабаном.

— Клянусь молнией, мальчишка просто клад! — воскликнул он. — Такого красавчика у меня не было никогда! За него одного мы получим кучу золота, когда прибудем в Италию. Теперь давай девчонку.

Униженного и плачущего Пелия бросили на кучу тряпок, которые все еще оставались лежать на корабле, тогда как их хозяева уже давно покоились на дне морском.

С Актис была проделана точно такая же процедура, как с Пелием. Она была послушна в руках пирата, как жертвенный ягненок, и только сильно дрожала и всхлипывала.

— Ничего особенного! — сделал вывод Моний. — Вряд ли за нее дадут хотя бы пятьсот сестерциев. — Но в общем он был очень доволен. — Привяжи этих цыплят к той курочке, — архипират указал Хабану на молодую рабыню. — Чтобы им было не так грустно втроем. — Он захохотал. — А ты сегодня славно потрудился! — Лот Моний, уходя, похлопал дозорного по плечу.

Когда он ушел, Хабан вернул детям одежду и, вынув из-за пояса длинный кожаный ремень, сделал на нем две петли и надел их на левые ноги мальчика и девочки. Затем привязал другой конец к талии рабыни. Ремень был замочен в соленой воде и, когда высохнет, развязать узлы будет невозможно. Сделав свое дело, пират ушел на нос корабля. Заплаканные дети остались одни. Пелий пытался успокоить Актис, которая жалобно звала мать. Девушка, к которой привязали детей, видя, что у мальчика ничего не выходит, обняла Актис и стала утешать ее плача вместе с ней. Наконец Актис устала плакать и понемногу начала приходить в себя. Измученная перенесенным нервным потрясением, она, склонив голову на плечо Пелия, стала засыпать. Наконец, сон полностью одолел ее, и по ровному дыханию Актис девушка и мальчик поняли, что она уснула.

Так втроем, прижавшись друг к другу, они встретили ночь. Зажглись звезды, и, глядя на них, Пелий тоже отправился в объятия сна. Девушка же долго не могла сомкнуть глаз и, ласково гладя доверчиво прижавшиеся к ней детские головы, думала о печальной судьбе тех, чей удел — вечная неволя…


Для Актис и Пелия началась новая жизнь. Жизнь в неволе. Пелий проснулся от шумных голосов, доносившихся откуда-то издалека. Открыв глаза, он увидел над собою необъятное голубое небо. Солнце уже взошло. Уставившись неподвижно в одну точку, мальчик несколько секунд находился на границе сна и реальности. Но, вспомнив все, что произошло вчера, Пелий вскочил на ноги. Сильный удар в грудь сбил его, и мальчик вновь очутился рядом с Актис, которая, лежа на спине, с ужасом взирала на огромного детину, ударившего Пелия. Сон давно уже покинул ее.