— Глеб, давай забудем прошлое. Я простила тебя. Все, что я хочу — найти дочь. Живую или мертвую.

— Простите, что прерываю ваш разговор, — вклинивается Яков. — Что означает вот эта надпись?

Бессмертный всплескивает рукой в сторону старого, заросшего мхом строения. На одной из стен краснеет надпись: иероглиф или что-то похожее. Как по мне — какие-то бессмысленные закорючки.

— Надпись? Где вы там увидели надпись? — Глеб удивлённо вскидывает бровь. — Скорее всего, строители чистили валики после покраски, только и всего. — Бросает он непринужденно и увлекает нас в дом.

Вдоль позвоночника прокатывается ледяная волна, когда на пороге мы встречаемся с Зоей. Красивая женщина, ничего не скажешь: эдакая Мирэй Матье в юности. Только вот сытой кошкой ее не назовешь. Вот правду говорят — лучшая женская косметика — любовь.

— Милости просим! — певуче произносит она, приглашая нас в свой мир: уютную гостиную со льняными занавесками на окнах и холщовыми ковриками. — Мы вас так ждали! К нам с Глебушкой гости редко захаживают. Сами понимаете, не каждый поедет в такую глушь…

«Переигрываешь, милая». На грубом дубовом столе дымятся чашки с чаем, в мраморном камине потрескивают дрова.

От моих глаз не скрывается резкая смена настроения Якова. За внешней непринужденностью опытный следователь прячет подозрительность и страх. Именно так — страх. Он сквозит в порывистых, неестественных жестах, частом, взволнованном дыхании. Бессмертный боится выдать страшную догадку? Боится реакции Глеба или самого Глеба? Черт, скорее бы все закончилось!

— Диана Руслановна, можете воспользоваться гостеприимством хозяйки и отведать чаю. А мы со стажером Горбуновым допросим свидетелей Ладожских. — Важно говорит Яков Андреевич.

— Хорошо. — Киваю я, на секунду столкнувшись с победоносным взглядом Зои.

Глава 18

Диана

Дверь кабинета закрывается, оставляя меня наедине с окружающими звуками: мерным потрескиванием камина, тиканьем настенных часов, лаем и тихими, едва слышными шагами белой кошки. Она прохаживается, одаривая меня пренебрежительным взглядом (манеру, очевидно, переняла у хозяйки) и запрыгивает на клетчатое продавленное кресло возле камина.

Чай, говорите? Осторожно, как преступница, я усаживаюсь на край стула, наливаю себе чашечку ароматного чая из большого фарфорового чайника и накладываю в вазочку клубничное варенье. Пью, наблюдая за обстановкой дома: отсутствием совместных фото, сувениров или ненужных вещей для уюта. Мда… Скучно и уныло. Во дворе хрипит старый пес. Оглядываю напоследок дом и выхожу в сад. Как на моем месте поступил бы следователь Бессмертный? А мой вымышленный Маркус Буковски? Они бы облазили все на земле и под ней в поисках улик. А что могу я? Достаю айфон и, настроив камеру, начинаю снимать роскошный сад моего бывшего.

В голове вспыхивают кадры недавно просмотренных криминальных триллеров и детективов, где следователь тщательно описывает предметы или место преступления, снимая окружающее на камеру.

— Сад Глеба Ладожского. — Произношу громко, стремясь перекричать собачий лай. Осторожно ступаю к кирпичной постройке, стоящей в ста метрах от дома. На деревянной двери висит большой амбарный замок. Я описываю все, что приходит на ум, до конца не понимая, пригодится ли мое дерзкое вмешательство следствию: количество построек, примерную площадь, материал, из которого сделаны стены, наличие или отсутствие окон… Фотографирую строения, уделив внимание надписи, похожей на иероглифы. Провожу по ней пальцами, пытаясь стереть пыль и коричневый мох. Что же это такое, и почему привлекло внимание Якова? Надпись сделали давно: краска поблекла и потрескалась, местами полностью стерлась. Углубляюсь в сторону темнеющего вдали озера, ступая по дорожке, вымощенной декоративной галькой. Превращаюсь в сухую губку, готовую впитывать окружающие звуки и запахи, отмечать малейшие, незначительные, на первый взгляд, детали. Так, от моего внимания не ускользает убегающая ввысь черная струйка дыма. Я нахожу тлеющий костёр прямо на границе садового участка.

— Граница сада проходит в трехстах тридцати метрах к югу от дома Глеба Ладожского. Расстояние установлено с помощью шагомера. — Продолжаю съемку, вслух комментируя свои наблюдения. — Судя по едкому запаху, исходящему от костра, его содержимое — пластик или резина.

На мгновение прерываю видеообзор, осматривая землю в поисках ветки. Да, вы верно догадались — я собираюсь разворошить костер и посмотреть, от чего так спешно избавляется Ладожский.

— Трава вокруг очага горения высокая. Это не привычное место, которое хозяева используют, чтобы жечь сухие листья или ветки. — Заключаю я. Под одиноко стоящей берёзой нахожу кривую длинную ветку и опускаюсь к смердящей черной массе.

— Изучаю содержимое костра. — Наклоняюсь поближе и тут же задыхаюсь подступившим к горлу ужасом. В черной вязкой куче сожженного пластика тонет кукольная ножка. Глаза щиплет от близости дыма, в ушах гулко отбивает ритм испуганное сердце. Я выключаю камеру и бью подошвой ботинка по остаткам игрушки, стараясь ее потушить. Может, мне привиделось? Мало ли предметов из розового пластика? Нет, все таки моя находка принадлежит детской кукле.

— В костре найден фрагмент куклы, — нетвердо произношу я, возобновляя съемку. — Попробую завернуть предмет в сухие листья и не оставить своих отпечатков.

Я не знаю, как это происходит, но мне удается отодвинуть эмоции на дальний план. Внутри я кричу от возмущения, страха и рвущихся наружу вопросов, а снаружи являю собой образец хладнокровия и силы. Открываю в телефоне заметки и рисую примерную схему участка Глеба, изображая все постройки, дорожки, теплицы…

— Диана Руслановна! Диана!

Слава богу, мое опасное расследование прерывается вмешательством Влада! Лицо бегущего по дорожке парня изображает крайнюю обеспокоенность.

— У тебя есть контейнер для сбора улик? — хриплым шепотом произношу я, как только он оказывается рядом.

Тяжело дыша от быстрого бега, стажер достает из рюкзака герметичный пакет и пластиковый пинцет. Прослеживает за моим взглядом и, деловито кивнув, прячет упакованную улику в карман. Через секунду в зоне видимости появляется чета Ладожских и Бессмертный. Мне хочется разодрать своему бывшему рожу и услышать объяснение: откуда у бездетной пары взялась кукла, но я держусь из последних сил, больно впиваясь напряженными ногтями в ладони.

— Срочно возвращаемся, Диана. — Ультимативно произносит Яков.

— Что-то случилось? Я хотела, чтобы мы закончили здесь, ведь я… в некотором роде…

— Едем обратно. Случилась беда. 

— Подпишите соглашение о неразглашении, — произносит Яков, как только мы садимся в машину. — Сами понимаете, Диана Руслановна, если комитет пронюхает об утечке, мне не снести головы.

— Все в порядке, Яков Андреевич. Можете не волноваться об этом. — Дрожащими от нетерпения пальцами подписываю протянутый листок. — Не томите, расскажите уже, что случилось? А потом и я порадую вас своими находками.

Кажется, взгляд Якова прожжет дыру на спинах Ладожских, неспешно прогуливающихся в свои владениях. Убогие лицемеры, строящие из себя черт знает кого! Из-под визжащих шин взмывает облако коричневой пыли, когда я разворачиваюсь и газую, стремясь поскорее покинуть это гиблое место.

— Понимаю ваше нетерпение, Дианочка. Итак… Несколько дней назад я связался с нотариусом Волгиным Федором Дмитриевичем. Он был личным помощником вашего отца и Глеба Ладожского. Доверенности, согласия, соглашения, завещания — Волгин приезжал в любое время дня и ночи, чтобы послужить Шестаку. Сотрудничество резко оборвалось семь лет назад…

— После исчезновения Ариночки. — Резюмирую я.

— Следственный комитет запросил копии всех документов, касающихся Шестака и Ладожского. Час назад нотариальную контору подожгли. Сработала сигнализация. Волгин погиб.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Как подожгли? Прямо с нотариусом и клиентами внутри? — Яков Андреевич вздрагивает от басистого голоса Влада, доносящегося с заднего сиденья. — Факт поджога подтвержден?

— Сегодня в нотариальной конторе выходной. Волгин оказался там совершенно случайно. Его так и нашли: лежащим на спине с бумагами на груди. Он пытался спасти документы…

— Черт… Выходит, поджог устроил мой папа или бывший. Больше некому! — хлопнув ладонями по рулю, выпаливаю я.

— Не факт, — отрезает Яков. — Мы пока не знаем всех подельников вашего… папы. Поджигателем может быть кто угодно. Дежурный следователь вызвал меня на место преступления. К нашему приезду у следственно-оперативной группы будет предварительная версия. А у горе-мстителя — обвинение в поджоге и непредумышленном убийстве. А сейчас мы слушаем вас, Дианочка.

— Вот, Яков Андреевич. Диана вытащила из костра остатки пластмассовой кукольной ножки, — Влад услужливо протягивает Бессмертному аккуратно упакованную улику.

— Кошмар. — Взирая на предмет немигающим взглядом, отвечает он.

— Яков Андреевич, предлагаю остановиться у придорожного кафе и обсудить мои находки. Я уверена, что Ладожский что-то скрывает. Нужен ордер на обыск. А еще… я бы там все перекопала.

Бессмертный переглядывается с Владом и они почти одновременно кивают. Я паркуюсь возле сувлачной. Мы садимся в отдельную кабинку, делаем заказ, и как только медлительный официант уплывает на кухню, я показываю Бессмертному видео.

Черт, не могу описать, что я чувствую, наблюдая за Яковом. Восторг, гордость, ощущение причастности, нужности… Как будто приятный холодок расползается в душе, усмиряя бешеный пульс и успокаивая мятежную душу. Яков внимательно смотрит видеозаписи, делает пометки в потрепанном блокноте, трет виски и… молчит. А я боюсь нарушить происходящий в его голове мыслительный процесс глупой или поспешной репликой.