Не верю своим ушам: вдвоём... Это, правда, то, о чем я думаю?

Мимо проносятся деревья с пожелтевшей листвой и опустевшие поля. Из-под колёс взвиваются клубы пыли. Наблюдаю за тем, как напрягаются руки Макса, сжимая руль на поворотах проселочной ухабистой дороги и тут же смущенно опускаю глаза.

— Держись, Динь. Это тебе не город. — Улыбается он, затягивая меня в бездну взгляда и голоса. — Скоро приедем.

— Это все принадлежит твоей семье? — облизав пересохшие губы, спрашиваю я и снова пялюсь на его руки — натренированные, с длинными мужскими пальцами.

— Перед смертью отец продлил аренду земли на два года, — погрустнев, отвечает Макс. — Не знаю, что теперь с этим делать. Я не фермер от слова совсем. Боюсь облажаться. Прогореть.

— Мне кажется, ты справишься. Я в тебя верю, — стараясь не смутить парня, отвечаю я.

— Спасибо, Ди. Приехали.

Машина спускается с холма к побережью реки. Солнце отражается серебристыми бликами от ее лазурной поверхности, листва подрагивает от дуновения ветра. Прямо на берегу, внутри высоких елей, прячется небольшой бревенчатый домик.

— Можно искупаться? — осторожно спрашиваю я. Отчего-то наше уединение меня пугает. Охладиться мне точно не помешает.

— Конечно. Здесь не заходи в воду, — Макс взмахивает рукой в сторону идеально ровного песчаного берега. — Вход в реку прямо за тем мостиком.

Что? Это какая-то шутка? Берег, которым предлагает воспользоваться Макс сплошь завален камнями, мусором и стволами срубленных деревьев.

Я раскрываю губы, чтобы возразить, но Макс разворачивается и шагает в сторону охотничьего домика.

— Пойду разожгу камин. — Бросает из-за спины. — Барби, Челси! Ко мне!

Ну и ладно. Между прочим, он многого себя лишает. Например, удовольствия лицезреть меня в купальнике на фоне журчащей реки. Я сбрасываю длинное вельветовое платье и без раздумий иду в сторону идеального берега.

Прохладная вода мягко ласкает разгоряченное тело, тихое журчание успокаивает разбушевавшихся мурашек. Стопы вязнут в прохладном влажном песке. Я заплываю глубже, чувствуя кончиками пальцев водоросли. Разве в реке они есть? Нога путается в веревке или леске. Я не могу пошевелиться и ныряю, чтобы освободить застрявшую ступню. Сети. Вот о чем говорил Макс... Находясь под водой, я открываю глаза и издаю немой крик: сети натянуты по всему периметру берега для лучшего захвата добычи... Я брыкаюсь, стараясь освободить ногу и застреваю другой... Воздуха не хватает, я стремлюсь всем телом наверх, пытаясь растянуть намертво сковавшую конечности леску. Вокруг горла сжимаются щупальца паники и отчаяния, я кричу, захлебываясь водой и слезами, а потом слабею... Опускаюсь в самое дно, теряя сознание. Макс... Моя доченька... Саманта... Мысли о дорогих мне людях, как светлячки вспыхивают в затуманенном мозгу. Жизнь проносится перед глазами вспышками — яркими и не очень, греет сердце радостью, обжигает болью потерь и отчаянием. Нельзя так... Я не имею права так бездарно погибнуть. И я борюсь — брыкаюсь что есть силы, разрывая леску зубами, цепляя ее одеревеневшими от холода пальцами.

Когда сил остаётся только на то, чтобы смириться и отдаться на волю смерти, я чувствую на себе крепкие ладони Макса...

Он разрезает перочинным ножом путы и вытаскивает меня наверх. Подхватывает на руки и несёт к берегу. Задыхаясь и кашляя, я дрожу и прижимаюсь к горячей груди Макса, как беспомощный котёнок.

— Чокнутая! Почему ты ослушалась меня? — вода капает с его волнистых прядей. Он так и бросился за мной в джинсах и расстёгнутой рубашке. Собаки встревоженно лают на берегу.

— Прости меня, Макс. Пожалуйста... — всхлипываю я.

— Дура! Ты могла утонуть! Как ты посмела, Ди? Почему ты такая... ты...

В его глазах целый океан из обиды и негодования. Губы плотно сжаты, на лбу змеится напряженная складка. Он зол. Так зол, что я боюсь и слово вымолвить. Как заправский охотник Макс заносит меня в домик и сажает на застеленный газетами дубовый стол. В камине потрескивают дрова, наполняя маленькую гостиную блаженным тёплом и запахом хвои.

— Ты сумасбродная, своевольная... — хрипло шепчет Макс, сдавливая ладонью мои щёки. Дрожь его пальцев вмиг передаётся мне — становится одновременно жарко и холодно.

— Прости меня. Прости, пожалуйста.

— Непокорная, непослушная, чокнутая...

— Прости, прости! — почти кричу я, не в силах выдержать сумасшедшего напряжения, искрящегося между нами. — Макс...

А потом он отпускает мое лицо и в этот же миг накрывает губы своими. Целует так жадно, что мне становится больно от его натиска. Больно и сладко. С тихим стоном я зарываюсь в волосы на его затылке и целую в ответ. Мы смешиваем дыхания, кусаем губы друг друга, сплетаемся языками. Кажется, я чувствую каждую трещинку его полных, солоноватых губ.

Макс развязывает верёвочки лифчика и отбрасывает его в сторону. Жадно лижет меня взглядом, любуется обнаженными грудями с заострившимися, набухшими сосками.

— Макс... — хнычу я и опускаюсь на предплечья.

Его голова склоняется к моей груди, он прикусывает ключицы, целует шею, щеки, облизывает соски, а потом вновь возвращается к моим губам.

— Диана...

Мое имя, произнесенное дрожащим шепотом врывается в затянутый страстью мозг. Я закрываю глаза, чувствуя, как его шершавые горячие ладони ложатся на мои бёдра, оглаживают их и стягивают трусики... И он входит в меня. Резко, грубо, словно выплёскивая обиду и боль в ответ на мое непослушание. В глазах темнеет от натиска Макса, я бессильно опадаю, касаясь голой кожей прохладной поверхности стола.

Черт, меня никто и никогда так не трахал. Грубо, яростно, ненасытно. Стол беспощадно скрипит подо мной. Макс крепко поддерживает мои ягодицы и берет своё. И мне это нравится... Подчиняться ему, чувствовать сильные руки на своём теле, горячие губы, неистово ласкающие кожу. Внутри поднимает голову что-то темное, первобытное, безумное... Оно нарастает, тяжелеет, закручивается, как смерч. Я подрагиваю, ощущая приближение этой ослепительной мощи.

— Посмотри на меня. — Горячее дыхание Макса опаляет висок, а его голос ласкает слух. — Посмотри же, Ди.

Смотрю, и то, что я вижу — нежность, дикое желание, заботу, преданность, одержимость — срывает меня на самое дно пропасти.

Я кончаю и кричу так громко, что с дерева вспархивает испуганная птица. Впиваюсь зубами в плечо парня, ерзая под ним и насаживаясь, продлевая удовольствие. Пот льётся с меня градом, в ушах пульсирует.

— Ммм... — Макс замирает на мгновенье, сдавив мои бёдра и выплескивается глубоко внутри.

— Впусти меня, Ди. — С трудом подняв голову, шепчет, прижимая мое мокрое, обессиленное тело к гладкой, почти безволосой груди.

— Ты во мне. — Устало улыбнувшись, бормочу я, опуская глаза к своим распахнутым бёдрам.

— Впусти меня в свою жизнь. 

Максим

Я не мыслил об этом в самых смелых мечтах: девушка, пылающий очаг и бегущая река рядом. Как гребаный охотник, терзаю добычу битый час, не в силах насытиться. Степан Алексеевич — верный помощник отца и по совместительству лесник воспринял просьбу подготовить домик к моему приезду со всей ответственностью: кровать застелена чистым постельным бельём, на кухне остывает заказанная из кафе еда. Старик даже успел починить подтекающие краны и смазал скрипучие петли дубовой входной двери.

«Все лучше, чем сидеть без дела! — воскликнул он, довольно кряхтя в динамик телефона. — Отец бы обрадовался, узнав, что ты везёшь домой девушку».

— Диана, прости, ты ничего не сказала о предохранении... Если получится ребёнок, я женюсь! — оторвавшись от ее припухших губ, бормочу я. Она невероятная... Соблазнительная, пылкая, нежная.

— Даже так? — смеётся Ди, зарываясь пальчиками в мои волосы. — Я пью гормональные таблетки. Так что жениться не придётся...

— Давно? — с нотками ревности в голосе интересуюсь я. Мне невыносима мысль, что у Дианы есть другие мужчины.

— Нет, совсем недавно. Когда поняла, что не смогу жить без тебя...

— Ты чудо, Динь. — Шепчу, утопая в синей бездне ее взгляда. — Чудо...

— Макс, я хочу сказать. Я...

Я боюсь ее признания. Боюсь поверить в то, что вижу в синих глазах. Живое, тёплое, плещущееся, как бурная горная река. Боюсь, потому что сам чувствую то же самое. И слишком хорошо помню, какого это — быть отвергнутым.

— Диана, не говори мне ничего. Пожалуйста. — Глажу нежную румяную щеку, замечая, как стремительно меняется выражение ее лица. — Я не хочу, чтобы ты потом пожалела.

— Дурак, — грустно улыбается она. — Макс, ты же... Я не знаю людей лучше тебя. Я...

— Динь-Динь, не надо. Давай не будем торопиться?

Диана обожглась в прошлом, как и я, однако хочет обещаний и пылких признаний в любви.

— У тебя давно был секс? — внезапно спрашивает она. — Ну, до меня?

— А это тут при чём? — приподнимаюсь на предплечьях, нависая над ней.

— Ты такой ненасытный.

Да, я испытываю невыразимый голод, но его вызывает только она...

— Я произвожу впечатление человека, у которого с этим проблемы?

Черт, вот зачем она спрашивает об этом? Определенно мне стоит солгать об истинном положении дел в моей личной жизни, но я говорю правду:

— Если тебе так интересно, с этим у меня никогда не было трудностей. Многие девушки предпочитают отношениям интрижки.

— И ты всех возишь сюда?

Нет, всё-таки женская логика — непостижимая для меня вершина. Она что-то надумала, обиделась и заставила меня чувствовать несуществующую вину.

— Диана, я хочу быть с тобой. Если бы я мог вырвать сердце и подарить тебе, то сделал бы. Пожалуй, мне легче сделать это, нежели забросать тебя обещаниями. Я боюсь облажаться. И я... не хочу недопонимания между нами.