Им владело странное, непонятное, но вместе с тем очень сильное чувство, которое не поддавалось классификации. Счастье с тоской вперемешку – половинка на половинку... Раскаяние и радость освобождения.

Впервые за много лет он ощутил себя свободным – и для этого надо было всего лишь поговорить с Розой! Она не стала его проклинать, но и успокаивать тоже не стала. Она просто сказала те самые слова, которых он ждал всю жизнь.

Сергей Козырев стоял посреди кустов цветущей сирени, смотрел на черное небо, ловил ртом прохладный майский воздух с таким удовольствием, словно никогда до того не замечал этих обычных, в общем-то, вещей, а теперь заметил вдруг – и восхитился от всей души. Теперь он имел право радоваться жизни...

Медленно, словно пьяный, Сергей побрел к своему подъезду, с трудом перешагивая через заборчики, отделявшие полисадники перед каждым подъездом. В окнах у старухи Вершининой чуть мерцал голубоватый свет – та, наверное, в одной из дальних комнат смотрела телевизор. Полуночница... За дверью сонно, недовольно тявкнула Киса, но тут же замолкла.

У Аникеевых было темно – все спали.

Козырев хотел пройти мимо, к своему участку, но неожиданно остановился перед окнами аникеевской спальни. Тихонько стукнул в окно.

Через несколько секунд показалась Варвара – ее бледное, круглое лицо с резко очерченными бровями напоминало маску.

– Серега, ты? – недовольным шепотом буркнула она. – Чего тебе? Денег не дам, даже не проси...

– Варя, поговорить надо! – тихо сказал он.

– О чем? А до завтра не подождет? – нахмурилась она. – Ладно, погоди, сейчас выйду...

Минуту спустя она вышла в палисадник, кутаясь в свой блестящий плащ.

– Варя, а ты ведь меня обманула тогда... – дрожащим голосом начал Козырев.

– Когда – «тогда»? – перебила его Варвара недовольно. Тем не менее Сергею показалось, что она вздрогнула. – Идем подальше от дома, а то перебудим всех...

Они сели на скамейку в конце палисадника, почти у дороги.

– На следующий день после выпускного! Ты мне сказала, что у Розы с Аликом было всё.

– «Было всё»... – брезгливо повторила Варвара. – Брр, холодно-то как на улице... Что за чушь, Серега?! Не было такого. В смысле, я тебе ничего такого не говорила.

– Говорила! – закричал он шепотом. – Это ж ты меня завела, из-за тебя я на Алика набросился!

– Ты... – Варвара с силой стукнула Козырева кулаком в плечо, отчего он едва не свалился со скамейки. – ...ты соображаешь, в чем ты меня обвиняешь?..

– Варька, но это так! Это все твоих рук дело! Ты эту кашу заварила!

– Я?! – задышала она тяжело. Казалось, еще немного – и она снова ударит Козырева. – Кто, я?!

– Ты!

Варвара вдруг засмеялась:

– О, наконец-то – истинный виновник найден! Это я, Варвара Аникеева, в девичестве – Маркелова, двадцать три года назад толкнула Алика Милютина под электричку. Подошла к нему и толкнула – вот этими самыми ручками! – Она повертела в воздухе руками с растопыренными пальцами. – Так, по-твоему?..

Козырев почувствовал замешательство и от волнения сбился:

– Да! То есть нет... Зачем ты наговорила на Розу, а?

– Какая разница – кто чего говорил! – уже с раздражением воскликнула Варвара. – Ну мало кто какую глупость ляпнет – что же, и не жить теперь? Ты, Козырев, сам виноват... Только ты и виноват, потому что от любви и ревности совсем голову тогда потерял! Помчался соперника убивать, Отелло хренов...

Сергей задрожал еще сильнее – в словах Варвары была своя жестокая правда, но он не мог смириться с этим.

– Роза меня простила... – неожиданно пробормотал он.

– О, какое счастье! – усмехнулась Варвара. – Наша Розочка его простила... осталось только последнее – чтобы отец Алика тоже простил тебя, и тогда уж точно все будет в шоколаде!

– Варя...

– Ты ходил к ней? Ну, смельчак... И о чем ты теперь мечтаешь? О том, что Розочка соединит свою жизнь с твоей, да? Будет всеобщий амур-тужур?..

– Зачем ты так! – растерянно произнес Сергей.

Варя наклонилась к нему, в темных глазах отраженным светом блеснула луна:

– Роза никогда не будет твоей. И не потому, что у нее сейчас кто-то там появился... Она не будет твоей потому, что ты, Сережа, давно перестал быть человеком.

– Да, перестал, – покорно согласился он. – Но я решил изменить свою жизнь... У меня появились силы! Теперь все будет по-другому, все!

Варвара засмеялась, плотно запахнула плащ уверенным, спокойным жестом (пожалуй, именно эта уверенность и обескураживала Сергея), сказала:

– Ты никогда не изменишься. Поздно! Половина жизни прожита, причем лучшая ее половина. Ты ничего не успел, ничего не сделал. Ты простой, пропахший машинным маслом работяга с вагоноремонтного завода. Твоей женой только доярка из коровника может стать, но никак не наша Роза! Она столько лет с мужем-бизнесменом жила, к роскоши привыкла...

– Но сейчас же она тут! Бросила она мужа своего! – в отчаянии возразил Сергей.

– Потом, ты – алкоголик, – сурово продолжила Варвара. – Алкоголизм не лечится, это я тебе как медицинский работник заявляю.

– Я брошу пить! Брошу!

– Ха-ха, свежо предание, да верится с трудом... В лучшем случае у тебя будет ремиссия – лет на пять, на семь. А потом ты снова сорвешься. Обязательно сорвешься, потому что забыть про Алика не сможешь никогда. В один прекрасный день ты опять вспомнишь о том, как толкнул его под электричку, и сорвешься. Психология, брат!

Сергею стало жутко. А ведь еще полчаса назад он испытывал необыкновенный подъем...

– Ну, чего ты все трясешься?.. – с отвращением произнесла Варвара. – Пропащий ты человек! Какой из тебя муж, посуди сам? Тебе даже на Анжелку наплевать было...

– Неправда! Я... я очень хорошо к ней отношусь!

– Никак ты к ней не относишься! – с ненавистью возразила Варвара. – Никак! И вот что я еще тебе скажу, Сереженька, – даже если наша Роза по глупости согласится с тобой сожительствовать, то очень скоро от этого взвоет. Мозги ты все пропил, денег не накопил, что еще? А, забыла... – Она засмеялась. – ...совсем забыла – мужик-то из тебя тоже никакой! Если уж у тебя со мной последние десять лет ничего не получалось...

Козырев задохнулся, закашлялся.

– Покашляй, покашляй! А я, пожалуй, пойду... – деловито произнесла Варвара. – Ладно, спокойной ночи, Серенький!

Она ушла, а Сергей остался сидеть на скамейке. Он был совершенно раздавлен. Уничтожен.

«Она права... Господи, как она права!» – Он вцепился в волосы и застонал. Приглушенно затявкала Киса. Козырев встал и на подгибающихся ногах добрел до своего крыльца. Прошел в пустую комнату, свет зажигать не стал. Лунный свет квадратами лежал на полу.

«Папа, я так боялся, что рассердишься на меня... папа, я плохой сын, но теперь я знаю, что ты все равно меня любишь – даже там...»

Он нашел веревку, поставил посреди комнаты стул, как раз под тем местом, где висела когда-то люстра.

Вспомнил – Роза сидит в палисаднике, читает книгу, бессознательно накручивает на палец прядь волос. Лицо отрешенное и ясное. Ей четырнадцать.

Это было самое лучшее воспоминание в жизни...

* * *

В греко-римской традиции роза – торжествующая любовь, красота, радость, желание, эмблема Афродиты (Венеры).

И в то же время роза – символ смерти. Она расцветает не только на радость живым, но и в утешение усопшим. Весной, когда римляне совершали поминки, главную роль на них играли розы: их делили между присутствующими, гирляндами украшали гробницы. Греки же носили розы на голове и груди в знак траура как символ скоротечности жизни, которая увядает столь же быстро, сколь и роза...

(Из журнальной статьи.)

* * *

Варвара поднялась ни свет ни заря.

Смерила давление – сто шестьдесят на сто. «Никуда не годится...» – Она ужаснулась, выпила таблетку, посидела в кухне перед открытым окном, глядя, как бегут по земле золотые тени. Посмотрела на часы – начало шестого...

Сердце тоже было как-то не на месте. «Зря я так вчера с Сережкой... Надо бы зайти к нему».

Она накинула на себя халат, сбежала с крыльца.

У Козырева, как всегда, дверь была не заперта.

– Серенький, ты дома? Серенький, не пугайся, это я!

Деревянные серые половицы скрипели под ногами. Варвара зашла в комнату, когда-то прежде считавшуюся гостиной, и в первый момент ничего не поняла.

– Сережа... Ой, господи!

Он висел спиной к ней, а чуть в стороне, сбоку, стояли на полу остроносые пижонские штиблеты, которых прежде Варвара никогда не видела – наверное, именно поэтому она уставилась сначала на штиблеты, а потом уже на Сергея.

Она отказывалась верить.

– Сережа... – жалобно позвала она. Варвара никогда не думала, что может быть так больно. Так нестерпимо больно.

Она шагнула к нему. В полуметре от пола были его босые ноги – узкие, длинные, сухие ступни, желтовато-серого цвета, ледяные даже на вид.

Варвара перестала что-либо соображать. Она упала на колени и потянулась губами к этим ступням...

* * *

Палиндром – это текст, одинаково читающийся от начала к концу и наоборот. Классический пример палиндрома – «А роза упала на лапу Азора».

(Из популярной энциклопедии.)

* * *

Это были самые тяжелые три дня. Варвара находилась в таком состоянии, что все боялись за ее рассудок – она кричала, каталась по полу, рвала на себе волосы... Потом затихла. Только после похорон и поминок Роза – по сути, все эти дела лежали на ней, потому что перепуганная Анжела уехала к своему бойфренду, – наконец, освободилась, оставив Варвару на попечение мужа. Юра Аникеев, похоже, так и не понял ничего – почему на жену столь сильно повлияла смерть соседа.

Был уже поздний вечер, когда Роза вернулась к себе.

«Ничего, послезавтра Костя приедет... И все, все будет хорошо!» – в каком-то последнем, безнадежном отчаянии подумала Роза и упала на кровать.