Он так долго смотрел на нее, что Роза, наверное, почувствовала его взгляд, подняла голову и приветливо помахала рукой.

– Сережка, привет! – крикнула она. – Ты Варьку не видел?

Он в ответ отрицательно покачал головой. У Варвары, к тому времени настоящей красотки, уже были какие-то свои, взрослые дела. Ей наскучило играть в «казаки-разбойники» и сидеть в палисаднике с друзьями, обсуждая всякую ерунду.

Потом, уже в школе, он продолжал смотреть на Розу издалека – но опять же не потому, что считал себя влюбленным в нее, а для того, чтобы вновь поймать то ощущение безоблачного счастья, которое было связано только с ней, Розой, и ни с кем больше.

Впрочем, всё в то время вызывало у Сергея хорошее настроение.

В выходные они с отцом ходили на рыбалку, по вечерам чинили старенький «Запорожец», потом ездили на нем в лес по грибы.

Мать, замученная жизнью женщина, никак не проявляла себя, она просто была, и все, а вот отец – другое дело.

Мало у кого были такие отцы, как у Сергея Козырева. Виктор Петрович не пил, не дебоширил, не рубился с дружками в домино, не пропадал из дома, он всегда был рядом. По сути, он был первым и единственным другом Сергея.

С отцом можно было говорить о чем угодно, можно было задать ему любой вопрос – и тот отвечал, не стесняясь и не ленясь. Он все объяснял Сергею – начиная с того, как надо менять колесо на велосипеде, и кончая тем, существует ли бог.

Он помогал Сергею решать математические задачки из вузовского учебника. Он рассказывал о своем детстве. Они вместе ходили в кино и потом взахлеб, перебивая друг друга, обсуждали просмотренные фильмы, придумывая им новые концовки...

Словом, лучше Виктора Петровича не было никого на свете.

Сергей обожал отца – так искренне, так страстно, так преданно, что, наверное, с легкостью умер бы за него, если потребовалось. Впрочем, по здравому размышлению, то же самое Виктор Петрович сделал бы и для своего сына...

Они редко ссорились. Потому что больше всего на свете Сергей боялся огорчить своего отца. Обижаясь, Виктор Петрович на некоторое время переставал говорить с сыном, и это молчание было для Сергея самым страшным наказанием.

Поэтому Сергей старался изо всех сил – учился, вел общественную работу, не курил, не пил, не шлялся со шпаной у железнодорожного переезда и был во всех отношениях образцово-показательным юношей, примером для всех.

– Козырев, ты скучный! – однажды, смеясь, сказала ему Варька. – И не надоело быть тебе таким правильным?

– Ни капельки, Варенька! – усмехнувшись, ответил он ей. – А что, лично тебя что-то не устраивает во мне?

– Может быть... – загадочно ответила та. – Хочешь, я Лапшенникова из десятого «Б» брошу и буду с тобой гулять?

– Во как... – он сделал вид, что несказанно удивлен ее словами. – А чем тебе Лапшенников не угодил?

– Ты – зануда, – сказала в ответ Варька. – Слушай, у тебя лопатки не чешутся, нет? А то на них крылышки должны уже вырасти...

Сергей решил, что Варька просто прикалывается. Испытывает его на прочность. Она была очень красивой и яркой девицей – и ее, наверное, бесило, что он не поддался ее чарам.

К концу школы Сергей понял, что только Роза волнует его. Как ни странно, они довольно часто общались с ней, болтали – но только как старые приятели. Наверное, оттого, что знали друг друга с самого рождения, так и не смогли перейти невидимую грань между любовью и дружбой.

Однажды он заметил, что есть еще один человек, который тайком, неявно, следит за Розой. За егоРозой.

Алик Милютин.

Блондинистый красавчик, будущая гроза морей.

«Милютин, скотина, глаза вырву» – послал ему записку Сергей. Его бесило то, как Алик завороженно смотрит на Розу.

Алик получил записку через десятые руки, прочитал ее (дело было среди урока) и повернулся к Сергею.

Сергея поразило, что Алик вот так сразу все понял – кто послал эту записку, почему... Может быть, потому, что теперь они были вроде как два брата-близнеца, с одинаковыми желаниями?.. Их взгляды скрестились, потом сошлись на Розе, потом снова скрестились. Все и так ясно, без слов.

А потом, через несколько дней, на перемене, Сергей проходил мимо Алика. Тот читал книжку, на развороте был нарисован парусник – наверняка что-то про морские приключения...

Не надо было с ним заговаривать, не надо, но Сергей не выдержал, обронил презрительно-высокомерно:

– Глупый ты, Милютин. Никакого у тебя реализма! Неужели ты думаешь, что сегодня в этой профессии есть хоть капля романтики?

Алик поднял на него тяжелый взгляд и спросил с откровенной неприязнью:

– Что т-ты хочешь этим сказать, Козырев?

– А то, что в нынешнее время тебе не придется открывать новые земли и воевать с пиратами... Будешь плавать на сухогрузе – возить апельсины или там уголь и потихоньку подторговывать контрабандой. Скука!

– Что за чушь ты говоришь, Козырев? К-какая еще контрабанда? – Голос Алика плавился от ненависти.

Варька, которая находилась поблизости, моментально повисла на Сергее.

– Мальчики, не надо... – жалобно сказала она, но Сергей осторожно отодвинул ее в сторону.

– С-котина... – прошептал Алик, глядя на Сергея в упор.

Это было и оскорбление, и прямой намек на ту самую записку, которую Сергей послал ему недавно.

– Сам скотина! – заорал Козырев и швырнул в Алика стул. Тяжелый школьный стул с железными ножками, который мог убить на месте любого.

Но Алик ловко подхватил стул за ножки, даже не пошатнувшись. Поставил стул на пол.

И, хотя бешенство еще клокотало в груди Сергея, он вдруг понял, что бесполезно сейчас затевать драку с Аликом, что первый раунд он, Сергей, уже проиграл.

Еще через несколько дней Варвара сказала ему, словно мимоходом:

– Сережка, ты в курсе? Розка с Милютиным встречается!

– Что? – похолодел он.

– Я тебе клянусь! Он каждый день ее до дома провожает... А ты думал, где она пропадает?

– Ты врешь... Я ни разу их не видел!

– Правильно... – вздохнула Варвара. – Они ж не дураки, не по короткой дороге идут, по которой мы все время ходим. Они вдоль речки гуляют! Хочешь, проверь...

– Зачем?

– Ну, не знаю... Мне показалось, что ты Милютина недолюбливаешь, и все такое...

Варька выбрала самое глупое слово – «недолюбливаешь». Да что там недолюбливаешь – Сергей лютой ненавистью ненавидел Алика.

Но показать этого он никак не мог, поскольку тогда возникал резонный вопрос – а за что он так ненавидит Алика?

Роза – кремовый бутон с плотно сомкнутыми лепестками, Роза – солнечный свет, Роза – нежное тепло уходящего лета, Роза – обещание вечного счастья...

Ни разу, ни одного раза Сергей не позволил себе проверить Варькины слова. Ах, они ходят вдоль речки? Что ж, тогда ноги его в тех краях не будет! Пусть ходят, пусть делают что угодно...

Он сам виноват. Надо было раньше принимать какие-то меры, надо было первым подойти к Розе – раньше Милютина! У него была целая жизнь, много лет, бессчетное число поводов сделать ее своей, ведь жили они всегда рядом, в одном и том же доме!

Сергей это отчетливо понимал и потому даже с отцом не стал обсуждать все это, не стал говорить Виктору Петровичу, что любит Розу.

Он, Сергей Козырев, дурак и лопух. Даром что отличник и староста класса...

Однажды, в конце мая, он все-таки столкнулся с Розой (Милютин уехал по какой-то надобности на пару дней в Москву). Поговорили о предстоящих экзаменах, о том, что каждый собирается делать дальше... Потом Сергей не выдержал и все-таки сказал:

– Ты, Роза, совсем нас с Варькой бросила!

Она подняла на него свои странные, прекрасные глаза и вдруг спросила:

– А ты что, ревнуешь?

– Делать мне нечего! – возмутился он.

Потом были экзамены, и Сергей на какое-то время отвлекся. В конце концов, он не мог провалить их, не мог огорчить отца!

А после экзаменов, двадцать шестого, был выпускной. Казалось бы, что за событие – выпускной вечер в маленькой пригородной школе в те убогие и бедные времена... Но все стояли словно на ушах!

Девчонки, конечно, шили себе платья или доставали их где-то.

С ребятами было проще – мужские костюмы особым дефицитом не были. Сергею свой костюм дал напрокат отец. Костюм и галстук. За туфлями мать ездила специально в Москву, в центральный универмаг.

На Варьке было потрясающее джинсовое платье, расшитое блестками и камешками, туфли на шпильках. Марь Васильна, директриса, когда увидела ее, только руками всплеснула:

– Маркелова, ты у нас сегодня просто звезда!

Роза была одета проще – в такое узкое, чуть расклешенное книзу темно-синее платье, очень простое. Черные туфельки-лодочки. Длинные красные бусы на шее. И все.

Когда Сергей увидел ее (все еще только собирались перед зданием школы, во дворе), то почувствовал себя окончательно побежденным. Он не видел ни Варьки в ее роскошном платье, ни Светки Курдюмой в золотом шифоновом сарафане, ни Листвицкой в бледно-зеленом открытом платьице, отчетливо напоминающем комбинацию, ни других... Никого и ничего для него не существовало.

Только Роза.

Сначала была официальная часть – со стихами и речами. Вручение аттестатов. Потом родительская суета – в актовом зале накрывали стол. Непосредственно сам банкет. Танцы.

Полулегальные перекуры на заднем дворе. Полулегальное шампанское и запрещенный портвейн, который притащил с собой Витька Потешин.

Еще что-то...

Лапшенников, Варькин кавалер, давным-давно был в армии, и потому Варька почти не отходила от Сергея. Друзья детства как-никак... Он даже протанцевал с ней пару танцев, не отрывая глаз от кружащихся неподалеку Алика и Розы.

– Сегодня такой вечер... – прошептала ему на ухо Варька. – Можно все! Народ просто с ума посходил... Вилкина в туалете рвет – он перепил портвейна. У Листвицкой аллергия на шампанское – ты видел, она вся пятнами пошла?.. Не понимаю, зачем с аллергией такое платье открытое надевать! Козырев, куда ты все время смотришь?!