Персы любят цветы, и самой популярной темой их поэзии является красота весны и любовь соловья и розы. Если розу срывают, соловей вскрикивает. Весна прекрасна, но, к сожалению, мимолетна. Тема эта нашла отражение в персидской литературе, самым ярким представителем которой был Омар Хайям...

(Из журнальной статьи.)

* * *

...Поднялся шлагбаум, и Неволин выехал на улицу с территории своего ОКБ. Он думал только об одном – как поскорее проскочить вечерние пробки.

Зазвонил сотовый.

– Костя, я здесь! – сказал сердитый Лизин голос. – Ты проехал мимо меня!

– Ты где? – удивился он.

– Я сижу в летнем кафе, в начале бульвара, прямо напротив твоей проходной!

– Зачем?

– Я тебя жду, вот зачем!

Неволин развернулся и подъехал к бульвару с другой стороны.

В самом деле, под раскинувшимся шатром летнего кафе, за крайним столиком, сидела Лиза в белом костюме и пила через трубочку шоколадный коктейль.

Неволин не так уж и давно видел ее в последний раз, но почему-то она показалась ему совсем чужой и даже какой-то неприятной. Он совершенно отвык от нее.

– Привет... – безо всякого энтузиазма сказал он. – Слушай, мне сейчас жутко некогда – скоро пробки начнутся, и я...

– Костя, сядь, – вздохнула Лиза, спокойно глядя на него большими влажными глазами, напоминающими оленьи. – Я ключи хочу тебе вернуть.

– Какие ключи? – Неволин сел напротив нее. Подумав мгновение, заказал растрепанной официантке, подскочившей к их столу, чашку кофе.

– От твоей квартиры, – Лиза полезла в мягкую белую сумочку и достала из нее связку ключей. Неволин снова почувствовал себя виноватым.

– Ты могла бы еще жить у меня... – растерянно сказал он.

– А смысл? – засмеялась Лиза печально.

– Ну как... Я пока в город не собирался. А у тебя дома – мама, двое братьев... Наверное, тяжело будет вместе с ними!

– Ты что, решил, что я буду жить у тебя, пока не найду нового жениха? Ой, Костя, не смеши... В конце концов, мне неприятно находиться там, где мы когда-то были счастливы.

– Лиза, прости. Я очень виноват. Пожалуйста, прости...

– Ладно, перестань, – снисходительно ответила она. – Я к Роберту собираюсь переехать.

Неволин почувствовал нечто вроде укола ревности. «Фантомные боли...» – с иронией подумал он.

– Он же совершенно никчемный...

– Что значит – «никчемный»?.. – возмутилась Лиза. – По-твоему, раз человек стихи пишет, так он – бездельник? Ох, Костя, какой же ты все-таки скучный... Одно слово – технарь! Вспомни Бродского – его же за тунеядство чуть не посадили, а он был гением... ему потом Нобелевскую премию дали!!

– Ничего не имею против Бродского и против поэзии вообще, – Неволин отпил принесенного официанткой кофе и сморщился. – Но твой Куракин...

– Ты ревнуешь, – вздохнула Лиза. – Я тебе не нужна, но ты меня ревнуешь... Вот оно, странное свойство человеческой психики!

– На что он живет, твой Куракин? – сурово спросил Неволин.

– Где-то подрабатывает, ночным сторожем, что ли... Да, он нищий, с общепринятой точки зрения. Но мне от него денег не надо, – мягко сказала Лиза. – Я понимаю, о чем ты думаешь, Костя, – в наш век всеобщего прагматизма, когда люди кроме денег ничего и знать не хотят, я связалась с поэтом... Но, Костя, мне страшно скучны нынешние мужчины! Они все какие-то одинаковые. Запрограммированные. Словно родились для того, чтобы сделать карьеру и умереть в кресле руководителя. Иного не дано.

– Ты очень романтична.

– Просто я боюсь всего банального. Вот увидишь, Роберт еще прославится, и в памяти потомков рядом с его именем будет и мое...

– Плагиатор он, твой Куракин, – с раздражением перебил ее Неволин. – А еще граф...

– Князь, – поправила Лиза.

– Тебя что, это как-то по-особенному заводит?

– Фу, Костя...

– Лиза, ты мне не чужая, в конце концов! Твоя любовь к эксклюзиву до добра не доведет!

Лиза допила свой коктейль и отставила пустой бокал в сторону. Она была очень хороша – это сочетание темного и светлого, этот влажный блеск огромных глаз... Но Неволин вдруг почувствовал, как устал от нее – у него вызывали отвращение и избыток влаги в ее глазах, и эта ее вечная игра с контрастными цветами, и прихотливость характера... Он устал, оказывается, даже от той безмятежной легкости, с которой прожил с ней целых два года!

Она молчала, глядя в сторону, – там, у кованой ограды, росла ярко-зеленая, еще не успевшая запылиться трава. Потом Лиза машинально свернула в кольцо пластиковую трубочку, через которую пила коктейль.

– У Роберта на стене висит огромный плакат... – медленно, лениво, точно говоря с самой собой, произнесла она. – И на нем рисунок – в виде генеалогического древа. Много-много имен...

– Он знает всех своих предков? – хмуро спросил Неволин.

– Да, представь себе... – тихо усмехнулась Лиза. – Куракин – это старинный род, восходящий к эпохе Московского княжества. – Почему ты все время смотришь на часы, Костя?

– Не хочу попасть в пробки, вот почему... – буркнул он и тут же спохватился. – Я тебя слушаю, Лиза.

– А мне больше нечего сказать тебе, Костя, – мягко улыбнулась она. – Ладно уж, езжай!

Они расстались друзьями, но тем не менее Неволин испытывал облегчение от того, что больше никогда не увидит Лизы – она, будучи совершенно порядочной, милой, замечательной во всех отношениях женщиной, вдруг стала вызывать в нем странное чувство, которое возникает, например, во время просмотра мелодрамы – все настолько хорошо и возвышенно, что после счастливого конца начинает даже немного подташнивать...

...Розу он застал дома – она сидела на полу и разбирала пластинки.

– Что ты делаешь? – удивился Неволин.

– Вот, откопала в шкафу... – улыбнулась она чуть смущенно. – Наверное, надо выкинуть. Здесь столько всякого хлама скопилось! И еще что есть, посмотри... – Она выдвинула из какого-то закутка проигрыватель.

– Боже! – засмеялся Неволин. – Да ему лет тридцать, не меньше. Интересно, он работает?

Роза подняла верхнюю панель, достала наугад одну из пластинок, нажала на кнопку. Диск плавно завертелся, на него опустилась игла, и сквозь шорохи и скрипение донеслась невнятная музыка. Роза покрутила регулятор громкости. Играл орган – так торжественно, печально и красиво, что у Неволина сжалось сердце.

Он кинул пиджак в сторону и сел на пол рядом с Розой, обнял ее.

– Бах... – сказала она. – Это Бах, да?

Солнце падало на нее сзади и подсвечивало ее рыжеватые волосы, делая их похожими на нимб.

– Я тебя люблю, Роза, – сказал Неволин и поцеловал ее. – Я тебя так люблю, что не хочу никого видеть, кроме тебя. А что ты чувствуешь ко мне?

Она провела пальцем по его губам, словно зачарованная музыкой, которая вместе с вечерним солнцем кружила по комнате.

– Тс-с...

– Нет, ты скажи, – упрямо воскликнул он. – Роза!

– Ладно, скажу, – шепотом ответила она. – Слушай: я... тебя... люблю.

Неволин обнял ее еще сильнее. Он знал, что она ответит ему именно так, но тем не менее ощущение счастья – острого (сродни боли!) – заполнило его грудь. Даже стало трудно дышать...

Они сидели так довольно долго, почти не дыша, точно боялись спугнуть полуобморочное, невыносимое блаженство этого солнечного вечера.

– Сегодня днем Света звонила... – наконец смогла произнести Роза.

– Ты ей сказала?

– О нас? Нет. Я ничего ей не сказала. Просто сообщила, что нахожусь сейчас в Камышах. У нее скоро сессия, не хочу ее тревожить. Потом скажу...

– Хотел бы я посмотреть на твою дочь! – улыбнулся Неволин. – Она, наверное, такая же рыжая, как и ты, а?..

Роза ничего не ответила.

Неволин взглянул ей в лицо – оно показалось ему почему-то печальным.

– Ты чего? – поцеловал он ее. – Из-за дочери переживаешь? Боишься, что она тебя осудит? Ерунда какая... За любовь никто не должен судить!

– Костя, не в этом дело, – Роза осторожно высвободилась из его объятий. – Я солгала тебе. То есть нет, не так, – я не сказала тебе всей правды.

– Какой правды? – немного испугался он и повернул регулятор на проигрывателе, делая музыку тише.

– Света – не родная мне. Она дочь Николая. Его первая жена умерла очень рано, и я воспитывала Свету с младенчества. Я мачеха ей.

– Погоди-ка... Света что, ничего этого не знает? – удивился он.

– Конечно, знает! – с досадой воскликнула Роза.

– Тогда в чем дело?

Роза прижала руки к груди и сказала, глядя ему прямо в глаза (иногда косинка в ее глазах исчезала, особенно в минуты волнения):

– Костя, если ты надеешься еще завести детей, то я ничем не смогу тебе помочь... Ты должен об этом знать.

Неволина умилила ее серьезность, и он с трудом подавил в себе желание улыбнуться. «Господи, ерунда какая... Тоже мне, тайны мадридского двора!»

– Никаких детей я не собираюсь заводить, – торжественно произнес он. – У меня есть один сын, и слава богу...

– Я к тому так говорю, что некоторые мужчины буквально помешаны на продолжении рода...

– Я не такой. К тому же я уже упоминал о том, что отец из меня никудышный! – не выдержал, все-таки засмеялся он тихонько, снова притянул ее к себе. – Ох, Роза, Роза... Ты совсем не о том думаешь!

– А о чем я должна думать?

– Обо мне. Потому что я думаю только о тебе, и ничего больше мне не надо, – он с нежностью прикоснулся губами к ее виску, вдохнул запах ее волос. – Мне все в тебе нравится, я всем доволен, я не стану просить у судьбы большего.

– Ты так любишь меня? – завороженно спросила она.

– Я очень тебя люблю. Я даже сам от себя такого не ожидал...

– Костя, я совсем не похожа на героиню романа. У меня куча недостатков! – Она все еще сопротивлялась – глупенькая, наверное, думала, что сумеет его переубедить! – Я старше тебя, я рыжая, я... у меня глаза в разные стороны смотрят!

Он засмеялся, уже совсем не сдерживаясь.