Марина, как уже упоминалось, бедной себя никогда не считала. Но одно дело иметь на кусок хлеба с маслом, и другое – возможность на масло положить еще черной икры...

«Если бы я стала его женой, то он был бы вынужден тратиться на меня! Жадина... Какие же эти мужики жадные! А если не жадные, то совершенно никчемные!» – подумала она и вспомнила о двух своих мужьях, которые имели привычку лежать на диване, вместо того чтобы работать. И постоянно жаловались на тяжелую жизнь...

Хлопнула входная дверь – это вернулась Софья Витольдовна с рынка.

Поставила сумку-тележку возле дверей, принялась разматывать платок.

– Уф, жарко... Солнышко-то совсем по-летнему стало припекать! Иду и радуюсь...

– Чему? – сурово спросила Марина, сложив руки на груди.

– Ну как же – солнышко светит! – улыбнулась мать. – И воробушки чирикают...

Марина моментально пришла в бешенство и закричала:

– Мама!.. Ну какое солнышко, какие воробушки! Ты в своем уме?! У тебя что, от этого солнышка денег в кошельке больше стало, а?

– Марина... – опешила та. – Господи, да что с тобой?..

– Мама, мне на это солнышко совершенно наплевать! Жизнь проходит, а ты мне про какое-то там чириканье... Ты, например, видела, как другие люди живут?

– Какие люди?

– Какие-какие... У которых машины представительского класса, у которых бытовая техника за тыщи долларов, которые домработницу могут завести!..

– Мариночка, но разве мы плохо живем? – расстроилась Софья Витольдовна. – Слава богу, все есть, живы-здоровы, Валечка отлично учится...

– Мама!!! – Марину трясло, словно в лихорадке.

Софья Витольдовна, укоризненно покачав головой, ушла к себе.

Через полчаса из школы явилась Валя.

– Мам, можно я пойду гулять? На завтра уроков не задали...

– Нет! – мстительно сказала Марина. – Нечего по улицам шляться...

Это прозвучало несправедливо – Валя была не из тех девочек, которые «шлялись», но Марина ничего не могла с собой поделать. Может быть, таким образом она избавлялась от нервного напряжения, которое в ней копилось уже очень давно?.. «Скоро все будет ясно. Всё или ничего, всё или ничего...» – повторяла она про себя.

Внезапно зазвонил телефон.

– Марина, ты дома? – спросил Николай, даже не поздоровавшись. – Сейчас приеду...

«Ну вот и все... – похолодев, подумала Марина. – Сейчас все станет ясно!»

– Валя, одевайся! – закричала она. – Ты гулять хотела, вот и иди.

– Мама, мне уже расхотелось...

– Иди, я сказала! Сейчас приедет дядя Коля, у нас с ним будет очень важный разговор.

Валя, опустив голову, натянула куртку и ушла.

Николай появился через десять минут. И с порога начал:

– Маринка, ты что себе позволяешь... – от ярости у него тряслись губы.

– Ты о чем?

– Какого черта ты явилась к Розе... Это ведь ты у нее сегодня была?

– Я.

Николай скинул с себя кожаный пиджак, упал в кресло, заложил руки за голову. Безупречно белая рубашка, идеальные брюки, потрясающая стрижка, великолепный галстук – вкупе с безумно дорогой заколкой, запонки... Ну кто еще из Марининых знакомых носил запонки?! А часы... Часы были швейцарской фирмы, не ширпотреб! А запах одеколона...

Николай никогда себе ни в чем не отказывал.

А это раздражение в голосе... Мужчина представительского класса вполне мог себе такое позволить.

Глядя на своего любовника, Марина не могла понять, чего в ее чувстве к нему больше – любви или ненависти?..

– Ты с ума сошла? Какого хрена... – негодовал тем временем Николай.

– Прекрати! – быстро перебила его Марина. – Ты же сам говорил, что не любишь ее! Что любишь только меня... Говорил?

– Ну при чем тут это? Ты могла меня сначала поставить в известность? Ты могла меня предупредить о том, что собираешься к Розе?.. – кипел тот.

– И что бы ты мне ответил? – закричала Марина. – Ты бы мне разрешил? Ох, Коля, не смеши...

– Ты не имела права! Зачем?!

– Имела! Ты столько лет не мог разобраться с нами, со своими женщинами, и я решила сделать это сама!

Он дернулся, точно от удара, и помрачнел. Марина немного перевела дыхание. «Кажется, я все правильно рассчитала... Его задели мои слова. Сейчас он будет думать – «мужик я или не мужик? Действительно, надо выбрать из них какую-то одну...» Господи, как они все примитивны! Но, господи, пусть он выберет меня, а не Розу!»

– Я люблю тебя, – строгим, мрачным голосом продолжила Марина. – Поэтому и поступила так.

Николай продолжал молчать.

– Но если ты жить не можешь без своей драгоценной Розы, то оставь меня. Навсегда. Розе деваться некуда, она простит тебя!

Николай усмехнулся.

– Да, ты права, ей деваться некуда... Через день-два она вернется из своих Камышей. У нее своя квартирка там, в пригороде... Жуткое место! Последнее пристанище пролетариев... – Он устало потер глаза.

– Значит, ты хочешь остаться с Розой?

– Да ничего я не хочу! – снова взорвался он. – Меня, понимаешь, конкуренты теснят, арендную плату собираются повысить, поставщики чего-то там мудрят... Ты, Маринка, выбрала самый неподходящий момент для выяснения отношений! Иди сюда... – вдруг произнес он совершенно другим голосом и протянул Марине руки.

Она медленно подошла, села на пол возле его ног, положила ему голову на колени.

– Маринка, я тебя тоже люблю, ты знаешь... С тобой спокойно. Ты... Ты единственная, кто меня не раздражает!

* * *

Булочки «Роза»: 2 столовые ложки воды, 2 столовые ложки сахара, 1 пачка маргарина, 2 стакана муки, 3 яичных белка, 0,5 пачки дрожжей. Тесто разделить на две части, раскатать, посыпать орехами, изюмом, корицей. Свободно закрутить лист в рулет, сверху помазать взбитым белком, разрезать на кусочки. Выпекать в духовке 30 минут при температуре 180 – 190 градусов.

(Из кулинарной книги.)

* * *

В полутемном подвале людей было не так много. В глубине маленькой сцены играл на саксофоне унылый патлатый дядька.

– Подожди, сейчас начнется... – прошептала Лиза, оживленно блестя глазами.

– Чего начнется? – тоже шепотом спросил Неволин, придвигая к себе вторую кружку пива. Пиво было неплохим, и саксофонист тоже играл неплохо – в общем, получался неплохой культурный отдых.

– Перформанс!

– Лизка, мне очень стыдно... – улыбаясь, признался Неволин. – Но я до сих пор так и не понял, что это такое.

– Дикарь! – укоризненно вздохнула Лиза. Достала маленькую записную книжку. – Вот слушай, специально для тебя выписала из одной статьи... «Перформанс – это события, действия, процессы, где автор использует свое тело и тела своих коллег, костюмы, вещи и окружение, придавая каждой позе, жесту, положению в пространстве, контактам с предметами и средой – символико-ритуальный характер». В общем, это некое художественное действо, вот что это такое...

– Минутку... – пораженно прошептал Неволин. – Твой Куракин стриптиз, что ли, будет показывать?

Лиза не выдержала и прыснула:

– Стриптиз... – сквозь смех повторила она. – Костя, ты неподражаем!

На сцену вышел Роберт Куракин – в мешковатых джинсах и потертом бархатном пиджаке. Неволин снова почувствовал, как в нем поднимается ревность, и едва сдержался от язвительного замечания.

– Рассвет. Бессонница, ты победила! Рассвет... Ты до утра меня водила по коридорам темным и пустым... – начал он заунывно-протяжно. – Бессонница! Открой мне дверь! – угрожающе возвысил он голос. – Воет зверь, рассвета чуя неизбежность...

Саксофонист принялся на своем инструменте подражать волчьему вою, отчего у Неволина побежали по спине мурашки.

На сцену медленно выползла на четвереньках бритая налысо девица в каком-то рубище.

– Люся Чигис, очень талантливая девочка, – шепотом сообщила Лиза. – Художница.

– Угу, – сказал Неволин, совершенно не понимая, почему художница ползает по сцене. Потом догадался – Люся изображает то ли этого самого зверя, который чует неизбежность рассвета, то ли бессонницу, которую хочет усмирить Куракин.

– ...отверженные души покоя ищут, но вовек его им не найти. О, слаб ты, человек! Меня послушай лучше...

На сцену вышел новый персонаж, таща школьную доску. Люся Чигис, до того бесполезно метавшаяся по сцене, подскочила к доске и принялась рисовать на ней мелом какие-то причудливые знаки.

Неволин, увлеченный происходящим, даже забыл про свое пиво.

– ...найди разгадку, разгадку ты найди, о человек! Найди вопрос и подбери ответ!.. – сурово потребовал Куракин.

Люся уже, видимо, была не бессонницей, не зверем, а тем самым человеком, призванным найти некую разгадку.

– Я наравне с другими хочу тебе служить, от ревности сухими губами ворожить! – методично зачастил Куракин уже другим голосом. – Не утоляет слово мне пересохших уст, и без тебя мне снова дремучий воздух пуст! Вернись ко мне скорее: мне страшно без тебя, я никогда сильнее не чувствовал тебя, и все, чего хочу я, я вижу наяву, я больше не ревную, но я тебя зову!!!

Саксофонист издал на своем инструменте резкий, похожий на лошадиное ржание звук.

В зале захлопали, и Лиза тоже.

– Чудесно, правда? – толкнула она локтем Неволина. – Я же говорила, Роберт – гений! Нет, ты скажи, Костя, – тебе нравится?

– Ничего так... – благосклонно кивнул Неволин. – Только я не понял, причем тут Мандельштам?..

– Какой еще Мандельштам? – удивилась Лиза.

– Осип. Осип Мандельштам. Это ж его стихи – ну, то, что он прочитал в конце... «Я наравне с другими хочу тебе служить!»

– А ну тебя! – сердито сказала Лиза. – Тебе не угодишь. Ты настоящий дикарь, Костя.

– Ага, а твой Куракин – плагиатор, – ехидно заметил Неволин. – Мог бы какого-нибудь другого автора взять, менее известного.

– Да ну тебя... – с раздражением повторила она. – Ну ладно, использовали они чужое стихотворение... наверное, это у ребят замысел был такой! Пойми, это же перформанс! В нем возможно все...