Потом Роза попала в один медицинский центр. Николай к тому времени начал потихоньку раскручивать свой бизнес, и появились первые, вполне приличные деньги... В центре Розу усиленно кололи гормонами, отчего она набрала лишний вес, и обещали, что лечение обязательно поможет. Заодно обследовали и Николая, хотя тот отчаянно сопротивлялся, козыряя Светкой, – дескать, со мной-то все в порядке...

С Николаем действительно все было в порядке.

Роза легла на пару месяцев в другую клинику. Там ее снова кололи и пичкали таблетками.

Потом от отчаяния Роза обратилась к одной известной знахарке. Знахарка клятвенно заверила Розу, что не пройдет и года, как та родит ребеночка.

Не получилось. Роза продолжила лечение.

Словом, одни доктора категорически отрицали возможность Розы стать матерью, другие давали небольшой шанс. Третьи просто тянули деньги...

Это был безумный марафон. От одной клиники к другой, от надежды к отчаянию. Роза не жила – ее жизнь превратилась в сложный ритуал, в котором все было подчинено одной цели – родить.

Поскольку естественным путем это не получилось, Розе посоветовали экстракорпоральное оплодотворение. Опять уколы, режим, трепет надежды...

Все попытки оказались неудачными.

Роза стала уже задумываться о том, не обратиться ли к услугам суррогатной матери, но тут Николай встал на дыбы. Он был изрядно измучен этим марафоном.

«Все, – сказал он жене. – Хватит. Не судьба. Смирись. Иначе мы скоро разоримся!»

У Николая была Света, и этого ему вполне хватало.

Но Роза еще долгое время не могла успокоиться, тайком продолжала бегать по докторам, которых рекомендовали ей сидевшие в больничных коридорах женщины...

Она дошла до такого состояния, что могла в толпе по лицу определить – врач человек или не врач. Только специализацию еще разгадывать не научилась – терапевт, окулист или кто еще... Казалось, профессия кладет отпечаток на человека.

(Несколько позже в руки Розе попалась одна интересная статья – там говорилось о так называемой профессиональной деформации личности. То есть буквально – профессия меняла характер человека! Причем сильнее всего, оказывается, менялись люди, занимавшиеся социальными профессиями, – врачи, педагоги, милиционеры. Все те, кто по роду своей деятельности был вынужден много общаться с другими людьми...)

Например, некоторые врачи отказывались видеть перед собой переживающую и страдающую личность, а видели просто организм, или даже – набор органов, которые нуждались в лечении. «Кто там еще в очереди? – выглядывал из кабинета в коридор человек в белом халате. – А, только мочевой пузырь остался да два желудка... Не беспокойтесь, приму всех!»

У других докторов развивалось нечто вроде мании величия – от того, что пациенты чувствовали свою зависимость от них...

Многие были милыми, вежливыми, охотно объясняли подробности лечения, отчего возникла болезнь и прочее. Другие ни в какие разъяснения не пускались, полагая, что все это лишнее. «Мясо» все равно не поймет.

Беседуя с доктором, Роза точно знала – стоит доверять этому или нет. Сможет ли она долго общаться с ним или нет.

Научилась различать клиники – какие плохие, а какие хорошие. Разочаровалась в платных – там по большей части тянули деньги. Главным там было – как можно дольше удержать человека на крючке, с одной стороны, не давая ему окончательно загнуться, с другой – не позволяя полностью и быстро выздороветь. В государственных грубили, часто халтурили, но зато именно там, по отзывам больных, попадались поистине уникальные знатоки своего дела. В таких заведениях лечение никогда не затягивалось...

Профессионал в любом случае оставался профессионалом, даже если ему за работу платили копейки. Бедность не является оправданием плохой работы специалиста – разве должен расплачиваться пациент за то, что доктор неудачно выбрал для себя профессию?..

Но тем не менее Розе никто не мог помочь. Никто и нигде.

А потом она поняла, что просто сойдет с ума, если не остановится. Если не смирится с тем, что ей никогда не стать матерью...

Роза перестала думать о детях, она действительно заставила себя угомониться – правда, это потребовало от нее колоссальных душевных усилий.

Зато потом стало очень легко и хорошо, и она уже полностью погрузилась в заботы о Николае и своей приемной дочери.

...Роза закончила все свои дела. Часы показывали половину восьмого вечера. Потом вспомнила, что надо предупредить свекровь, взяла в руки телефонную трубку.

– Алло! Елена Климовна, здравствуйте... Елена Климовна, вы не волнуйтесь, Светочка у меня.

– Надолго? – с беспокойством спросила свекровь.

– Я не знаю... Может быть, до завтра.

– А что она делает? Спит, наверное?.. – в голосе Елены Климовны явно прозвучала досада.

– Н-нет... она телевизор смотрит!

– Так я и поверила, – буркнула свекровь. – Ладно, до завтра!

Роза откинулась в кресле и посмотрела вверх. Мягко поблескивали серебристые маленькие светильники, вмонтированные в потолок.

«Я – честная, порядочная женщина, – строго обратилась она к этим светильникам, точно они могли ее понимать. – У меня замечательный муж. У него, конечно, есть небольшие недостатки, но в общем и целом он замечательный человек...»

Она протянула руку и сняла с полки фотографию мужа в смешной пластиковой раме, напоминающей своей формой подсолнух. Это была рамка для детских фотографий, но когда-то Роза не удержалась, вставила в нее фото Николая, чтобы везде, в каждой комнате было его лицо.

Идеальные, строгие черты. Внимательный и неподвижный взгляд темно-зеленых глаз...

Просто удивительно, что этот красавец принадлежит ей, Розе. Что еще надо?.. Да ничего больше не надо!

Поистине, она во всех отношениях счастливая женщина...

* * *

Роза Люксембург (1871 – 1919) – деятель немецкого, польского и международного рабочего движения. Уже в гимназии участвовала в нелегальной революционной работе. Окончила университет в Цюрихе. Была в числе основателей Коммунистической партии Германии (КПГ). После подавления Берлинского восстания была зверски убита вместе с Карлом Либкнехтом.

(Из учебника зарубежной истории.)

* * *

– Гоша, останови здесь, – попросил Николай. – Все, часа на два ты свободен...

Бабенко кивнул седой стриженой головой. На лице его не отразилось ни одной эмоции.

Николай вышел из машины и по ступенькам легко взбежал в магазин, над стеклянными дверями которого мерцала неоновая вывеска – «Цветы».

Внутри пахло душной, сырой сладостью...

– Вам помочь? – вынырнула из цветочных зарослей улыбчивая продавщица. Чересчур любезных продавцов Николай не любил: «Нечего из кожи вон лезть, милочка, и так ясно, что ты сейчас всякую дрянь начнешь мне впаривать!» – Есть чудесные тюльпаны, лилии, гвоздики, розы...

– Только не розы, – нетерпеливо перебил ее Николай. – А это у вас что там?

– Орхидеи. Чудесный подарок! Вы кому собираетесь дарить цветы?

Николай демонстративно проигнорировал вопрос.

– Я, пожалуй, куплю готовый букет. Вот этот. Сколько он простоит?

– Недели две, не меньше! – любезно улыбнулась продавщица.

– Ну да... – пробормотал Николай брезгливо. – Как же! Дай бог, если дня два... Никаких правил в цветочном бизнесе нет, никаких законов, регламентирующих этот вид деятельности! Имейте в виду – если букет завянет через день, я к вам вернусь и потребую свои деньги назад. И мне плевать, что вы не обязаны это делать. Везде должна быть гарантия! Везде! Когда в обувной заходите, наверное, даже не спрашиваете, в течение какого срока можете сдать свои башмаки обратно, если у них вдруг каблук отвалится...

Продавщица только испуганно хлопала глазами. «Ничего, надо же их кому-то гонять, а то они совсем совесть потеряют!»

Николай расплатился, взял объемистый букет, запакованный в целлофан, и вышел на улицу.

Идти было недалеко – до следующего дома.

Войдя в подъезд, он набрал номер квартиры на входном устройстве.

– Коля, ты? – после нескольких трелей звонка отозвался женский голос.

– Я. Пустишь?

– А куда я денусь?.. – засмеялся голос.

* * *

В Древнем Риме роза служила символом храбрости. Римляне верили, что этот цветок вселяет в сердца мужество, и потому вместо шлемов надевали на воинов венки из роз и на щитах выбивали изображение розы. По случаю победы они украшали розовым венком голову победителя.

Роза также служила символом тайны и молчания. Она изображалась в виде барельефа на потолках комнат для совещаний, символизируя, что все, сказанное «под розой» (sub rosa), – является конфиденциальным.

Культ розы в Риме превосходил всякую меру. Патриции засыпали розами любимых матрон; девушки, привораживая любимых, окутывали себя розовым фимиамом; патрицианки купались в розовой воде, чтобы сохранить молодость; гладиаторы умащивали тело розовым маслом, чтобы быть непобедимыми в схватках. В Колизее розовым лепестковым дождем приветствовали победивших гладиаторов и украшали их венками.

Известно, что на одном из пиров гости были настолько засыпаны розами, что многие из них задохнулись...

(Из журнальной статьи.)

* * *

Марине Долецкой исполнилось тридцать четыре года, за спиной у нее было два брака, от первого из них – дочь Валя двенадцати лет, от второго – только фамилия, была еще мама – Софья Витольдовна Бубенцова, пятидесяти девяти лет, оптимистка, пенсионерка, гипертоник, живущая этажом ниже, была собственная однокомнатная квартира со всеми удобствами (все это, заметьте, в одном из лучших, «зеленых», районов Москвы), была неплохая работа в офисе, была красота и был любовник.

В общем, жила Марина Долецкая не хуже других женщин, а во многом даже и лучше – ведь не у каждой одинокой женщины есть рядом мужчина.

Поэтому, когда Марина услышала трель домофона, то вздрогнула удивленно-радостно. Она не ждала своего любовника так рано.