Соланж досчитала про себя до тридцати и снова рискнула выглянуть. Стражник спустился на несколько ступенек и стоял спиной. Удача! Соланж выскользнула в коридор и аккуратно прикрыла дверь. Стражник не оглянулся. Замок чуть слышно щелкнул, и тогда она припустила по коридору в противоположную от стража сторону. Бежала на цыпочках, из осторожности. Но ни криков тревоги, ни погони за собой не услышала.

Наконец Соланж остановилась у узкой винтовой лестницы, что спиралью уходила в самые недра замка. Пользовались ею редко, но она-то знала каждую ступеньку, что было очень кстати, так как лестницу скрывала непроглядная тьма. Девушка осторожно стала спускаться вниз, придерживаясь рукой за стену и считая про себя ступени. Покои Дэймона находились в противоположном крыле этажом ниже. Несколько раз Соланж приходилось смахивать с лица паутину, она оступалась и едва не падала, но ничто не могло остановить ее. Дэймон был близко, а значит, близко было спасение.

Наконец узкая лестница вывела ее к покоям главного здания. Здесь горели факелы, и было светло. Поэтому Соланж приходилось двигаться очень осторожно: мимо то и дело проходили люди, откуда-то доносился пьяный хохот.

«Сейчас, сейчас», – шептала про себя Соланж. На конец она добралась до его комнаты. Пальцы схватились за ручку, дернули... Дверь оказалась плотно закрыта, и Соланж навалилась на нее всем телом.

Послышались шаги. В конце коридора показались мужчина и женщина. Они смеялись, прижимаясь друг к другу. Соланж в отчаянии толкнула дверь изо всех сил. На этот раз дверь отворилась, и девушка успела проскользнуть в комнату незамеченной. Парочка с хихиканьем прошла мимо. Все стихло. Соланж, тяжело дыша, прислонилась головой к двери.

Мгновение спустя она уже осматривала комнату. Обстановка была очень скромной, почти спартанской. В ней не было ни одного из тех милых излишеств, что украшали жизнь самой Соланж – штор, полированной дубовой мебели, бесчисленных ковров, таких пушистых и теплых, что, казалось, они поглощают холод каменных плит.

Дэймон предпочитал простоту. Но в этой простоте была гармония. Повсюду виднелись следы его чудачеств, знакомый уют радовал глаз, неся успокоение. На столе, за которым Дэймон обычно занимается, был выложен ряд цветных камушков. Соланж узнала их сразу же, потому что все они были ее подарками. Кристаллы, причудливой формы разноцветная галька... Гладкие и шершавые, все они были наделены красотой, которой Соланж хотелось поделиться с другом. Он принимал каждый камешек как настоящую драгоценность, подробно обсуждая с Соланж достоинства ее нового дара.

«Я держу их у окна, – говорил ей Дэймон, – потому что, когда солнце освещает их, комната наполняется сиянием самой природы».

На постели Соланж увидела платок, который вышила для него около года назад. На платке – его имя... Соланж только сейчас увидела, насколько убого это вышивание, но тогда она ужасно гордилась своим даром.

У стены, на сдвинутых столах, были разложены травы. Все аккуратно перевязаны или спрятаны от света в кожаные мешочки. К каждой связке или мешочку был пришпилен кусок пергамента с названием растения. Соланж вспомнила, как трудилась над этими этикетками, делая надписи по-латыни и по-английски да еще пририсовывая сбоку травку, о которой идет речь – чтобы уж наверняка не перепутать. Она заметила, как выцвели чернила, и решила, что следует сделать новые этикетки.

Соланж протянула ладони к огню камина, чтобы хоть как-то согреться, но дрожь не оставляла ее. Она смотрела на язычки пламени, но вместо них видела пустые бесцветные глаза графа и слышала строгий голос отца: «Ты станешь женой Редмонда». И ровный голос самого Редмонда: «Ты будешь моей. Клянусь».

Зубы Соланж выбивали лихорадочную дробь, но она не замечала этого. Вдруг дверь резко распахнулась. Дэймон, по-прежнему в охотничьей шапочке, ворвался в комнату и яростно закрыл за собой дверь, не заметив маленькой фигурки подле огня.

Он был великолепен. Это был новый Дэймон. Не мальчик, не юнец, а настоящий мужчина с искаженным горькой гримасой лицом.

Соланж поднялась. Дэймон, наконец, увидел ее и застыл на месте. Он смотрел на нее, как на привидение, и не знал, что делать дальше.

Соланж стало тревожно. Она нервно сжала руки и взглянула на самого дорогого человека, пытаясь понять, чем он так взбешен.

Причина между тем заключалась в том, что он услышал в зале. Там только и говорили о предстоящей свадьбе Соланж и графа. Как она могла?!

Но вот она здесь. Это не сон. Дэймон, в конце концов, сообразил, что перед ним живая Соланж, а не ее бесплотный образ. Она здесь. Пришла к нему.

В камине что-то треснуло. Дэймон отбросил в сторону лук и колчан, подошел к Соланж и протянул к ней руки. Она бросилась к любимому.

Дэймон прижался щекой к ее волосам. Потом повернул голову и принялся легонько касаться волос губами. Снова и снова. Он был рядом, он обнимал ее. Значит, все теперь будет хорошо.

«Только бы не заплакать», – подумала Соланж.

И заплакала.

Пальцы Дэймона коснулись золотой сетки на ее волосах, и, сняв ее, он вытащил и шпильки. Волосы рассыпались шелковистым каскадом. Плечи Соланж содрогались от горьких рыданий, и Дэймон не знал, что сейчас важнее – успокаивать ее или сразу перейти к главному, решающему разговору.

Он подвел ее к постели и осторожно усадил. Соланж цеплялась за него, пока он не стал перед ней на колени, но и тогда она продолжала сжимать в кулачке рукав его туники. Дэймон шептал ей что-то нежное, успокаивающее и совершенно бессвязное.

Ее слезы смущали его. Дэймон не мог их видеть. Он гладил ее руки, лицо, волосы. Рыдания, наконец, стихли.

– Соланж, – негромко позвал он тогда. Услышав его голос, она чуть было, опять не разревелась.

– Ты слышал? – спросила тихо Соланж.

Дэймон тщательно вытирал ей слезы и молчал. Соланж ждала.

– Да, – выговорил он, наконец.

Она тяжело вздохнула и коснулась его руки.

– Что нам делать, Дэймон?

Дэймон молчал. Он был в полном смятении.

– Ты, правда, до сегодняшнего вечера не знала о планах отца? – наконец спросил он ее.

– Понятия не имела. Клянусь! Отец мне ничего не говорил, он меня вообще едва замечал. А другие при мне тоже рта не открывают, ты же знаешь. Я этого типа сегодня увидела в первый раз. Меня даже ни о чем, не спросили, просто обсуждали свадьбу как дело решенное! – Соланж содрогнулась, вспомнив свое унижение. – Я никогда не выйду за него!

– А за кого бы ты вышла, Соланж?

Она отвела взгляд. Ее пальцы нервно теребили стеганое покрывало.

– За кого? – повторил Дэймон и замер, ожидая ответа.

Неуверенная улыбка озарила лицо Соланж.

? Только за тебя!

Именно этого ответа он жаждал. Ответа, который давал ему право действовать. Дэймон взял ладони Соланж и прижался к ним лбом, благодаря господа, благодаря ее. Затем он подошел к большому сундуку, что стоял у стены, и, открыв его, вытащил из-под одежды маленький кожаный мешочек. Потом захлопнул крышку и возвратился к Соланж.

Волосы ее рассыпались по плечам, бездонные глаза были огромны – святая красота, слишком уязвимая, чтобы долго пребывать в этом мире... От этих мыслей мороз пробежал у Дэймона по спине, но он отбросил их и вновь опустился на колени рядом с Соланж.

– Это тебе, – просто сказал он, кладя мешочек ей в руки.

Она взглянула вопросительно, развязала шнурок и перевернула мешочек. В подставленную ладонь выпало кольцо.

Перстенек был достаточно скромным, но, увидев его на недавней ярмарке, Дэймон подумал о Соланж. Он не отличался роскошью, но форма его была необычна, а камень сиял тем пурпурным цветом, который Соланж так любила в закатах. Кольцо стоило ему всех сбережений, но теперь, когда перед ним были сияющие глаза Соланж, он понял, что поступил правильно.

Гранатовый темно-красный камень обрамляли мелкие жемчужины и золотые выпуклые лепестки. Оттененный белоснежным жемчугом, он загадочно мерцал в полумраке.

Она бережно коснулась золотой вещицы, потом взглянула на Дэймона, пораженная великолепием его подарка.

Ничего прекраснее Соланж видеть не приходилось.

Дэймон взял кольцо с ее ладони и надел на палец.

– Я купил его прошлой весной на ярмарке, когда ездил продавать шерсть, помнишь? Какой-то цыган торговал там золотом прямо с возка. Я выбрал лучшее из всего, что было.

Она молчала.

– Я очень хотел, чтоб тебе понравилось.

– Оно великолепно, – произнесла наконец Соланж.

Они вместе любовались кольцом и размышляли, что оно значит для них обоих. Соланж думала о том, что это прекрасное кольцо – символ любви к ней Дэймона, символ их будущего. Она с радостью принимала это будущее.

«Кольцо на ее руке смотрится так, будто она родилась с ним, – думал Дэймон. – Догадывается ли она, что вместе с ним я отдал ей мое сердце?»

Соланж соскользнула с ложа и встала на колени перед Дэймоном. Она опустила голову ему на грудь и прижалась к нему так тесно, как только могла.

– Я сегодня же поговорю с Генри, – сказал Дэймон, обнимая ее. – Скажу ему, что мы любим друг друга. Скажу, что мы собирались рассказать ему обо всем чуть позже. Он должен понять.

– Ему нужны земли, – грустно сказала Соланж, дыша ему в грудь. – Отец заявил, что брак с Редмондом объединит наши земли.

Оба они понимали, как это важно.

– Пусть берет мои земли, – сказал Дэймон яростно. – Пусть забирает их все!

– Дэймон, нет...

– Да! Но, надеюсь, он поймет, насколько лучше будет поселить там нас – чтобы мы работали для себя и него. Я бы отдавал ему часть урожая, скота, платил ему налог... все, что ему угодно.

Его готовность идти ради нее на любые жертвы поразила Соланж.

– Правда?

– Конечно. Я постараюсь убедить его. И потом, не настолько же он жесток, чтобы разлучить нас! Мы принадлежим друг другу, Соланж, и никто не в силах изменить этого.

– Я знаю, – отозвалась она. – Я всегда это знала.