Лора Бекитт - Роза на алтаре

– Я уверена, мама чувствовала то же самое! Она часто говорила о вас, отец, и всегда только хорошее.

– Знаю, дочка. Даже тем, что меня так любят мои дети, я обязан Элиане, – сказал Бернар, а потом прибавил: – Оставь свои переживания, ты еще очень молода! Я надеюсь, ты будешь счастлива!

Девушка засмеялась.

– Если б я знала, что нужно для того, чтобы стать счастливой!

И Бернар серьезно отвечал:

– Светлую душу. Веру в свои силы. Право выбора. И еще необходимо, чтобы рядом с тобою был кто-то, способный помочь, просто так, без малейшей корысти, по зову своего сердца.

Когда они остановились на заставе и вышли, чтобы предъявить пропуск и паспорта, Адель, видя, что отец заметно нервничает, принялась мило болтать и кокетничать с молодыми офицерами. А Бернар молча смотрел вдаль – туда, где осталась та, в которую он так верил, которую так любил.

Приблизительно через месяц после случившегося двое мужчин вели разговор в одном из кабинетов префектуры Парижа.

Оба были люди не маленькие: заместитель префекта и высокопоставленный чиновник министерства внешних сношений Франции.

– Давайте посмотрим на происходящее с чисто человеческой точки зрения, – говорил посетитель, чья внушительная осанка и полные холодного достоинства манеры неизменно производили на собеседников неотразимое впечатление. – С кем мы имеем дело. С закоренелыми преступниками? Нет. С человеком благородного происхождения, потомственным дворянином, который не сумел в одночасье отказаться от того, во что так долго верил. Для него это было бы равносильно предательству. Он более пятнадцати лет воевал под флагом империи и, ведомый долгом, прошел полмира, а в награду ему выпала участь погибнуть от руки соотечественников. И с женщиной, которая поступила согласно законам, продиктованным ей любящим сердцем. Если подобной казнью вы хотели кого-либо запугать, то в сложившихся обстоятельствах в ваших же интересах поскорее замять это дело.

– Вы слишком хорошо осведомлены о подробностях данной истории, господин Монлозье! – с явным неудовольствием произнес заместитель префекта. – Вы случайно не оказывали какого-либо содействия в этом деле?

Ледяная улыбка посетителя вмиг отрезвила его.

– Полагаю, такие вещи не приличествуют моему рангу. Однако могу признаться: я состою в отдаленном родстве с этой дамой. Моя падчерица замужем за ее сыном.

– Простите, господин Монлозье. Я не хотел вас оскорбить. Обещаю сделать все, что в моих силах.

Тот важно кивнул и в следующую минуту положил на стол длинный узкий конверт.

– Прошу вас. По-моему, такая форма благодарности в наше время является общепринятой в кругу воспитанных людей.

Хозяин кабинета не заметил или сделал вид, что не заметил иронии, прозвучавшей в словах посетителя. В конце концов, как он считал, подобная услуга и в самом деле недешево стоит.

Они пожали друг другу руки.

– Случалось, интересы наших ведомств пересекались, но мы никогда не мешали друг другу.

Заместитель префекта ответил почтительным поклоном.

– Совершенно верно. Продолжим сотрудничать в том же духе!

– Что ж, прощайте!

– Всего вам хорошего, господин Монлозье.

После двух месяцев заключения Элиана наконец вышла из тюрьмы на свободу.

Она была слишком бледна и имела утомленный вид: все эти испытания дались ей нелегко.

В Париже стояла пасмурная погода: затянутое печальными тучами небо, холодный дождь. И женщина почему-то представила, что сейчас происходит на берегу океана: вздыбленный прибой, шумные волны которого поливают гранит огромных серых глыб, угрожающе накатывает на изрядно подмытый берег, вдали торчат обглоданные волнами утесы, и все вокруг, даже сам воздух, имеет цвет дождя или белесого тумана и источает тяжелый запах сырости. Дальше, вглубь берега, идут заросли терновника, а за ними начинается лес, бесстрастный приют уединения таинственных сил дикой природы.

Все это время ее сердце неукротимо стремилось туда!

Целых два месяца ее пытались сломить, добивались каких-то признаний, угрожали, запугивали, лгали. Говорили, что Бернар уже схвачен, – она отказывалась верить. И молчала.

Элиане хотелось отдохнуть, но сейчас отдыхать было некогда. Еще одно усилие, последний рывок и… Впрочем, живущий на этой земле вряд ли когда-либо обретет настоящий покой.

Она шла по улице, пьянея от свежего воздуха и головокружительного чувства свободы.

В одном из соседних переулков ее поджидала простая черная, без каких-либо опознавательных знаков карета.

Элиана услышала, как ее окликают, и остановилась. Потом подошла к экипажу и проскользнула в приоткрывшуюся дверцу.

Сидящий внутри человек поспешно задернул шелковые занавески.

– Элиана! Наконец-то! Даже не верится.

Она устало откинулась на спинку сиденья.

– Мне тоже, Максимилиан. Спасибо тебе.

– Не стоит благодарить. Как ты все это вынесла? – участливо поинтересовался он.

Ее осунувшееся лицо озарилось внутренним светом.

– У меня была цель.

– Понимаю. Они помолчали.

– Наверное, пришлось кому-нибудь заплатить? Сколько я тебе должна? – серьезно спросила женщина.

Максимилиан тихо рассмеялся и покачал головой.

– Если б ты знала, как я богат! Но я отдал бы все свои деньги за возможность увидеть улыбку Адели или… за твой поцелуй.

Элиана улыбнулась.

– Последнего не обещаю. – Потом сказала: – Что ж, мне пора. Дети ждут.

– Конечно. Я тебя отвезу. Куда ехать? В Маре?

– Сначала к Полю.

Максимилиан приказал кучеру трогать, а когда карета почти подъехала к дому Поля, промолвил, выжидающе глядя на Элиану:

– Прости, возможно, я кажусь тебе навязчивым, но мне хочется знать, какие у тебя планы относительно Адели?

Женщина пожала плечами.

– Планы? Не знаю. Адель уже взрослая. Вот влюбится, выйдет замуж и упорхнет от меня.

– Я могу помочь ей войти в общество, – сказал Максимилиан, – у меня есть связи в высших кругах.

Элиана молчала, и тогда он прибавил:

– Отцом твоей дочери навсегда останется Бернар, а я… буду счастлив стать хотя бы ее другом.

Увидев его улыбку, женщина вновь подумала о воистину поразительном даре Максимилиана нравиться всем и каждому. При этом он всегда держался очень непринужденно, со спокойным достоинством, никогда никому не льстил. Но… Элиане вдруг показалось, что только с нею он и становится самим собой, только ей и удается проникнуть за этот совершенный фасад, понять чувства этого человека и помочь ему справиться с бедами, главные из которых – одиночество и сознание несбывшихся надежд. На первый взгляд Максимилиан казался далеким от человеческих слабостей и переживаний, но это было не так.

– Хорошо, – как можно мягче произнесла она, – я подумаю. И, пожалуйста, Макс, не забывай: что бы ни случилось, жизнь продолжается. Нам нельзя унывать. Когда-то ты обещал остаться моим другом на все времена. Так и случилось. Спасибо тебе. И… до свидания!

И он тихо прошептал:

– До свидания!

…Едва женщина переступила порог дома Поля де Ла Реньер, как тут же услышала легкий стук башмачков Розали и ее радостный крик:

– Мамочка!

Девочка бежала по лестнице навстречу объятиям Элианы, а сзади шел грустно улыбающийся Поль.

– Может, останешься здесь и немного передохнешь? – спросил он женщину после первых приветствий и расспросов.

– Нет, спасибо, – отвечала она, – надо ехать. Сначала – за мальчиками, к Дезире, а потом, – она улыбнулась легко и счастливо, – к Бернару и Адели.

И Поль невольно поразился тому, как улыбка разом изменила ее усталое, похудевшее лицо.

– Хорошо, когда тебя кто-то любит и ждет, правда?

– Конечно, – ответила Элиана.

Она завязала ленты на шляпке девочки и выпрямилась, глядя на Поля.

– Я обязательно привезу Розали к тебе погостить, – сказала она, догадываясь, о чем он думает.

– Я и в самом деле люблю этого ребенка, – признался Поль. – Странно, правда? Ты, должно быть, считаешь меня глупцом?

– Вовсе нет. Я знаю, что девочка напоминает тебе Шарлотту, которой ты так дорожил. И я очень рада, что кто-то помнит мою сестру.

Элиана решила, что попросит Дезире ухаживать за могилой Шарлотты. Сама она, невзирая на все заботы, ходила туда каждую неделю. К сожалению, та часть кладбища, где были похоронены Амалия де Мельян и Этьен, была разграблена во время Революции, и могильные холмики сровнялись с землей. Но, бывая в церкви, Элиана не забывала ставить свечи за упокой их душ и произносить слова молитвы. И еще – за своего отца, мать Бернара и троих его сестер.

Женщина тяжко вздохнула, вспомнив Этьена де Талуэ. Как бы сложилась ее жизнь, останься он жив? А теперь ее старшему сыну было столько же лет, сколько первому мужу, когда он погиб от бездушной пули, выпущенной из гвардейского ружья.

– Да, этот так, я ее помню, – немного помолчав, промолвил Поль. – Когда-нибудь ты расскажешь Розали о своей сестре?

– Обязательно, Поль. Можешь не сомневаться.

– Передай привет Бернару и детям. И счастливого тебе пути!

– Спасибо!

Море простиралось до самого горизонта, влево и вправо, куда хватало глаз, и было синим-синим, синее, чем огромное безоблачное небо. На поверхности воды плясали зеркальные блики – они казались звездами, упавшими с небес и качающимися на гребнях высоких волн.

Элиана, Андре, Морис и Розали спешили по улицам Марселя в сторону порта.

Женщине не верилось, что она снова видит эти покрытые густой белой пылью мостовые, домики под красной черепицей, четкие очертания горных массивов, тонкие мачты кораблей; чувствует запах соленой воды, свежего ветра, аромат дикого можжевельника, душистых смол многочисленных вечнозеленых деревьев, спаленных солнцем трав, благоухание цветов; слышит шум гавани и шорох листьев, сливающийся с шепотом волн, – волшебную музыку земного рая.