– Я искала отца, – ответила Элиана.

– А вы уверены, что он здесь?

– Не знаю. Возможно, он совсем в другом месте.

Молодой человек встал на ноги.

– Хотите, я узнаю?

– А как? У кого?

– Здесь есть списки всех арестованных.

Элиана оживилась.

– Правда? И мне их покажут?

– Лучше я сам спрошу. Как зовут вашего отца и когда его арестовали?

Элиана сказала.

Бернар ушел и вернулся через четверть часа.

– Ваш отец в Сен-Лазаре. Он жив.

На глазах молодой женщины появились слезы радости.

– Огромное вам спасибо! Я не знала, что это так просто.

Бернар усмехнулся.

– За деньги можно узнать все что угодно. Даже здесь.

– Вам пришлось заплатить? – Элиана смутилась. – Простите, я не знала…

– Ничего. На доброе дело деньги потратить не жалко.

– Интересно, откуда они у тебя? – проворчала старуха – Сейчас в Париже ни у кого нет денег.

– Я приехал в Париж совсем недавно, несколько дней назад.

«Вот почему он не похож на других людей, – подумала Элиана, – он здесь не жил и не видел всего этого».

– Добровольное сошествие в ад, – изрекла старуха.

– Жаль, что я не смогу вас отблагодарить, – сказала молодая женщина, и старуха захохотала.

– Сможешь, да еще как! Прогуляйся-ка с ним вон туда! Такой мужчина наверняка тоскует без женщины!

Элиана покраснела. Речь шла о пресловутой комнате свиданий, где за определенную почасовую плату могли уединиться возлюбленные или супруги. Случалось также, что какой-нибудь мужчина выбирал понравившуюся девушку, давал охраннику деньги, и если за несчастную некому было заступиться, ее участь была решена.

– Не обращайте внимания, мадемуазель Элиана, – промолвил Бернар. – Мне от вас ничего не нужно. Впрочем, если позволите присоединиться к вашей компании, буду очень рад.

Молодая женщина кивнула. Потом спросила:

– Простите, вы дворянин?

Он улыбнулся.

– А это имеет значение?

– Никакого. Я просто хотела проверить свои предположения.

– Да, я дворянин.

– Странно, что я ни разу не встречала вас в обществе.

– Дело в том, что наша семья жила очень уединенно. Моя мать – корсиканка, и она не любила выезжать в свет.

Элиана хотела спросить, зачем он вернулся во Францию в такое время, но что-то удержало ее.

– Корсиканцы – морские разбойники, бандиты, головорезы, – сказала старуха.

– Да, да, – засмеялся Бернар, – я один из них. Прошло немного времени, и Элиана почувствовала, что у нее слипаются глаза. Она плохо спала ночью, переволновалась, к тому же на нее одуряюще действовали духота и несмолкающий, монотонный гул голосов.

Молодая женщина не заметила, как задремала, и ей приснился Максимилиан де Месмей: он вышел из темноты, прекрасный, как сказочный принц, с синевато-серыми глазами, пронзенными угольно-черными точками зрачков, кожей цвета золотистой слоновой кости и светло-каштановыми волнами волос. Он молча обнял ее, и ей стало так тепло, уютно и хорошо, как не бывало еще никогда. Элиана хотела спросить, где же он был так долго и почему не возвращался, но едва успела вымолвить первое слово, как сон рассеялся, и она вновь очутилась в Люксембургской тюрьме с ее мрачными стенами, запахом плесени и раздражающим нервы шумом.

Тут она заметила, что ее голова покоится на груди незнакомца Бернара, и испуганно отпрянула.

– О, простите!

– Я не стал вас будить, – сказал он, – хотел, чтобы вы немного поспали.

– Ей привиделся кошмар, – промолвила старуха. – Эти проклятые якобинцы не оставляют людей в покое даже во сне.

– Причем тут якобинцы? – удивилась Элиана.

– Тебе снился Робеспьер.

– Вы произнесли имя Максимилиан, – пояснил Бернар.

– Так зовут человека, в которого я была влюблена, – тихо отвечала Элиана, – давно, еще в юности. Потом у меня был муж, – добавила она, – но его убили.

Бернар молчал, внимательно глядя на нее. Элиана подумала об Этьене, человеке, загадку души которого она никогда не пыталась разгадать, который был безразличен ей при жизни. А ведь он любил ее! И теперь ее преследовало чувство вины…

Потом ей пришла в голову другая мысль, мысль о том, что вряд ли кто-либо когда-нибудь раскроет тайну тех, кто вольно или невольно возомнил себя богами, которым дано право вершить человеческие судьбы. Неужели они считают, что творят праведное дело? Вряд ли кому-то доведется узнать, как было на самом деле…

– Неужели люди будут продолжать убивать, – произнесла она вслух, – из ненависти, страха, корысти и мести? Неужели не появится тот, кто сумеет спасти нас от этого кошмара?

– Он никогда не появится, – сказал Бернар, – и всякие попытки кучки людей осчастливить все человечество всегда будут заканчиваться крахом. Но рано или поздно люди все поймут, это неизбежно. Истина заключается в том, что спаситель живет в каждом из нас. Вспомните Гете:

Кто мне помог

Смирить высокомерие титанов?

Кто спас меня от смерти

И от рабства?

Не ты ль само,

Святым огнем пылающее сердце?[2]

Элиана зябко поежилась; сейчас она отдала бы все свои знания о судьбе человечества за одну-единственную весть о своей собственной участи и судьбе своего отца.

– Когда нас будут судить? – спросила она. Старуха засмеялась.

– Как ты наивна, красавица! Да кого же теперь судят! Элиана посмотрела на Бернара.

– Система судопроизводства нуждается в реформировании, – с иронией произнес он. – Якобинцы решили эту проблему по-своему. Общественный обвинитель господин Фукье-Тенвиль с согласия Конвента устранил все ненужные препятствия и формальности вроде допросов арестованных, вызова свидетелей и суда присяжных. Теперь берутся чистые бланки, на их излагаются обвинения, а затем вписываются имена. Вот и все.

– Сегодня вечером приедут со списками тех, кого казнят завтра на рассвете, – добавила старуха.

Нежные губы Элианы побелели, а в глазах заплясало пламя.

– Чем же все это закончится? – прошептала она, и Бернар с холодной уверенностью ответил:

– Они захлебнутся в собственной крови, попадут под зубья изобретенной ими дьявольской машины, потому что жестокость слепа и она не знает пределов.

Сама не ведая почему, Элиана закрыла лицо руками и точно так же, непонятно отчего вспомнила вдруг лик Пресвятой Девы, виденный ею в церкви Сен-Сюльпис, лик, в котором нельзя было найти и следа мечтательности, какой в ту давнюю пору был полон взгляд и весь облик самой Элианы; его освещала только задумчивость и печаль, даже скорбь. Дева Мария многое знала и со многим смирилась, и тем не менее в ней жила неугасающая святая вера в грядущую справедливость и добро. В глазах же большинства тех, кого видела сейчас Элиана, не было не только веры, но даже и боли. Тайные слезы души и сердца выжгли ее, осталась одна пустота.

«Мы теряем тот лик, какой даровал нам Господь, создавший нас по образу и подобию своему, – подумала молодая женщина, – это ли не предел!».

– Вы напуганы, – мягко промолвил Бернар, вглядываясь в ее лицо, в котором не было ни кровинки. – Не бойтесь. Хотя многое потеряно, поверьте, это еще не конец! – Потом шепнул: – Мне нужно с вами поговорить. Но не здесь.

– А где?

Он встал, слегка коснувшись ее плеча.

– Подождите, я пойду поищу укромное место.

Когда он ушел, Элиана сразу почувствовала, насколько ей стало необходимо его присутствие: оно внушало уверенность и вселяло надежду.

Едва молодая женщина успела об этом подумать, как кто-то бесцеремонно тронул ее ногой.

– Пошли!

Элиана подняла глаза и увидела незнакомого мужчину, смотревшего на нее жадно и злобно.

– Что вам нужно? – резко спросила она. – Куда вы хотите меня вести?

Он цинично усмехнулся.

– Там узнаешь! Давай, пошевеливайся, вставай!

Элиана беспомощно оглянулась. Сидевшие рядом женщины отворачивали лица; какой-то мужчина поднялся с места и, не желая вмешиваться, удалился прочь. Между тем незнакомец схватил Элиану за руку и потянул к себе. Она вскрикнула, Принялась вырываться, но тут хватка мужчины ослабла: кто-то взял его за плечи и отшвырнул прочь.

Элиана увидела Бернара: он стоял рядом, обуянный яростью, похожий на туго сжатую стальную пружину. Его черные глаза сузились и сверкали, все тело напряглось, и молодая женщина поняла: этот человек от своего не отступит и своего не отдаст.

Она невольно сравнила его с Максимилианом: тот казался более выдержанным и разумным. Но Максимилиан не сумел защитить ее от жизненных бед, бросил на произвол судьбы… И потом, неизвестно, как бы он повел себя в подобной ситуации, более того – она вообще не знала, каким он стал теперь, спустя четыре года после их разлуки. И все же она по-прежнему не могла окончательно его забыть.

– Убирайся! – сказал Бернар.

– Но я за нее заплатил! – проворчал незнакомец, не смея, однако, ввязаться в драку.

– Если не уйдешь, то заплатишь еще раз – мне.

Он занес руку, и это подействовало – мужчина растворился в толпе.

– Браво! – сказала старуха. – Теперь ты тем более обязана пойти с ним в комнату свиданий.

– Что ж, это мысль, – промолвил Бернар и негромко прибавил, обращаясь к Элиане: – Там мы могли бы поговорить.

Она безропотно пошла за ним – не потому, что всецело доверяла, а в бессознательном стремлении переложить хотя бы малую часть забот о будущем на чьи-то плечи. Ею владело граничившее с безразличием отчаяние, и сейчас она меньше чем когда-либо хотела сама распоряжаться своей жизнью.

Они вошли внутрь тесной комнатки с дощатыми стенами и решетчатой дверью и остановились. На полу валялась солома и грязные тряпки. Элиана горько усмехнулась в душе. Здесь, на одном и том же месте, служившем отвратительным подобием ложа, соединялись влюбленные, решившие познать друг друга перед смертью первый и последний раз, торговали собой проститутки, утоляли телесный голод супруги, а жестокие, развратные негодяи насиловали своих пленниц.