— В полицию? Что мне делать в полиции? Меня просто-напросто обчистили, и ничего больше! Я… я сегодня выиграла… в фан-тан!

— Так вы приезжали сюда играть? — не скрывая своего изумления, спросил Альдо. — Но это же безумие!

Серые глаза, мечущие гневные молнии, уставились на него:

— Можете считать меня безумной, но я люблю играть и больше всего — в фан-тан! Свою юность я провела в Гонконге, где мой отец занимал высокий пост, там я и научилась этой игре!

— Я полагал, что драгоценные камни — единственная ваша страсть. Игра и коллекционирование плохо уживаются друг с другом, одна из этих страстей неизменно представляет угрозу для другой.

— Речь идет не о страсти… а скорее об удовольствии.

Я приезжаю сюда не каждый вечер. Сегодня это был всего только третий приезд.

— Если хотите знать мое мнение, то мне кажется, что и этого более чем достаточно. А ваш муж знает об этом?

— Конечно, нет. Он мало интересуется тем, как я живу, да и у меня самой нет особого желания посвящать его в подробности моей личной жизни и развлечений. Он счел бы это посягательством на свою респектабельность, а для него это просто невыносимо. Особенно теперь.

— Я в этом не сомневаюсь. Но как вы обнаружили этот притон? Неужели случайно?

— Нет. Мы приехали сюда с целой компанией друзей после одного очень веселого вечера. Кто-то из них знал «Хризантему» и привез нас всех. Клиенты из высшего света здесь не так редки, как вы думаете, потому что тут играют на большие деньги. Но сегодня вечером никого, кроме меня, не было.

— И вы выиграли?.. И немалую, кажется, сумму?..

Альдо замолчал, потому что шофер приспустил стекло и спросил, куда их везти. Леди Мэри, не давая Альдо времени ответить, распорядилась везти на Пиккадилли-серкус.

— Вы там живете? — нерешительно спросил Альдо.

— Не валяйте дурака, — ответила она, передернув плечами. — Я никому не обязана сообщать свой адрес.

Альдо не стал настаивать. Остальная часть пути прошла в молчании.

Приехав на Пиккадилли, такси остановилось. Князь попросил шофера подождать его, помог своей спутнице выйти, тут же остановил другую машину, куда и усадил ее, поцеловав на прощание руку, захлопнул дверцу и вернулся к своему такси.

— Еще разок спустимся на дно, сэр? — спросил его шофер с лукавым огоньком в глазах.

— Не сегодня. Сейчас отвезите меня в «Ритц», но я хотел бы знать, как мне вас найти, если я соберусь в такое же путешествие в ближайшее время. Тот водитель, который отвозил меня в китайский квартал, показался мне не слишком храбрым.

— Нет ничего проще. — Шофер был польщен, он и впрямь был неробкого десятка, а денежная купюра, которую держал в руках его клиент, явно придавала ему еще больше смелости. — Позвоните в «Белую лошадь» на Стренде и спросите Гарри Финча, я заезжаю туда утром, в полдень и вечером. Вот вам телефон. Знаете, я десять лет прослужил на флоте, на войне пороху понюхал, так что я уже ничего не боюсь. Только скажите мне ваше имя или любое другое, какое хотите…

Было уже около двух часов, когда Гарри Финч подвез своего пассажира к гостинице. Видаль-Пеликорн к этому времени еще не вернулся. Морозини подумал, что, возможно, археолог задержался в бистро, поднимая моральный дух Бертрама, и решил не ждать его. Князю очень хотелось спать. День был длинным, да и легким его нельзя было назвать, так что теперь настоятельно ощущалась потребность в отдыхе. Пережитое только что приключение подействовало на него угнетающе, как бы он ни бодрился: в рассказе леди Мэри, несомненно, была какая-то фальшь, и вообще вся эта история оставила у него крайне неприятный осадок. Эта женщина, несмотря на всю свою красоту, вызывала у Альдо стойкую неприязнь.

Возможно, он не принимал бы все так близко к сердцу, если бы она оставалась просто Мэри Сент-Элбенс, но она унаследовала имя человека, которого Морозини с детства любил и уважал. Сама мысль о том, что теперь это имя сможет склонять любой полицейский наряд, который нагрянет в сомнительный китайский притон, была ему крайне неприятна. Старого лорда Килренена, страстного любителя морских странствий, всегда влекло очарование Востока, но как это было непохоже на нездоровый интерес его наследницы, граничивший с испорченностью.

— Бедный сэр Эндрю не любил своей родни, — сообщил Альдо своей зубной щетке. — Если бы только он мог знать, что из всего этого получится! Он бы в гробу, наверное, перевернулся…

Улегшись в постель, Альдо понял, что усталость не всегда способствует сну. Слишком много противоречивых чувств теснилось в его душе, слишком много одолевало мыслей, и князь никак не мог остановить этот поток. Когда же ему удалось наконец задремать, в сонном кошмаре закружились перед ним в бешеном вихре Анелька, леди Мэри, Аронов, китайцы, польский студент…

Открыв глаза и увидев, что наступило утро, Альдо вздохнул с облегчением. Он спустился к завтраку и, созерцая обильный «шведский» стол, вдруг пришел к неожиданному выводу:

Хромой был прав! Нельзя разбрасываться, занимаясь одновременно несколькими делами, так ни одно не доведешь до конца. Поэтому имело смысл на время оставить Анельку и леди Мэри и заняться исключительно алмазом. Что-то подсказывало князю, что с этой точки зрения водная экскурсия в «Красную хризантему» куда полезнее, чем все архивные материалы вместе взятые. В ближайшие полчаса они с Адальбером набросают план боевой операции и придумают, где им раздобыть лодку… Почему бы затем не заглянуть на Пеннифилдс в магазин подержанных вещей того самого Ян Чанга, которого молва называет самым опасным и могущественным человеком в китайском квартале? В конце концов, хоть и с большой натяжкой, они были коллегами, и было бы весьма любопытно перемолвиться с ним несколькими словами. Тем более если, как предполагал Альдо, «Роза Йорков» все-таки у него в руках, — ведь кто-то же должен был подослать убийц!

Планы Альдо не вызвали у Адальбера ни малейшего энтузиазма: ему совсем не хотелось вновь ступать на китайскую территорию. Вполне возможно, что камень действительно у Ян Чанга, но вряд ли тот решит поделиться этой тайной с первым попавшимся незнакомцем.

— И потом, в любом случае камень этот поддельный, и если китаец устроил это похищение, чтобы передать его кому-то, что вероятнее всего, то он ничего на этом не заработает.

Особенно если этот кто-то обнаружит, что речь идет о великолепной пробке для графина! Так что я предпочитаю глотать пыль Соммерсет-хауза в надежде отыскать там завещание Нелл Гуин.

— Ты только даром потеряешь время. Неужели ты думаешь, что Симону Аронову не приходила в голову эта мысль?

— Не уверен, чтобы он днями и ночами просиживал в архиве. А потом, знаешь ли, бывает неожиданная удача! Такое ведь тоже случается!

— Святая простота! Хорошо, я отправлюсь в китайский квартал один.

В полдень Морозини связался с Гарри Финчем, и к трем часам дня такси доставило его к самому большому дому на Пеннифилдс — это было трехэтажное приземистое сооружение, построенное из кирпича, который со временем выцвел настолько, что приобрел розовато-серый оттенок. Часть первого этажа занимал магазин, но окна его были так грязны, что увидеть сквозь них, что творится внутри, не было никакой возможности. Квартал, который еще несколько часов назад был так пустынен и мрачен, сейчас невероятно оживился. Предлагали свои услуги бродячие торговцы. Продавцы всевозможной снеди раскладывали свой товар прямо на мостовой. Лавочки были распахнуты настежь, словно на восточном базаре, и товары из них были разложены чуть не по всей улице, но на пороге каждой возвышалась неподвижная фигура — глаза прищурены, руки спрятаны в широких рукавах черного или темно-синего хлопчатобумажного балахона. Пестрая эта сутолока не лишена была живописности, посетитель как будто окунался в атмосферу китайского Востока, и могло показаться, что ты попал на улицу Пекина или Кантона.

Машину вмиг окружила местная ребятня. Немытые мальчишки и девчонки молча смотрели, не решаясь до нее дотронуться. Такси в этом квартале редкость и вполне заменяет собой другие зрелища. Запах еды, смешавшись с запахом бензина, удачно соперничал с неистребимым в здешних местах зловонием, исходившим от тины и угля.

Альдо вошел в магазин подержанных вещей и огляделся.

Пространство для посетителей было ограничено зарешеченными витринами, которые занимали большую часть помещения и служили хранилищем для самых разнообразных предметов, отданных в заклад. Темень была такая, что приходилось зажигать газовый рожок средь бела дня. Посреди лавки восседал пожилой угрюмый китаец. Услышав звяканье входного колокольчика, он даже не пошевелился. Однако, увидев элегантно одетого господина, он счел нужным встать и на свистящем английском со множеством вежливых оборотов осведомился, чем это жалкое заведение может послужить такому почтенному и уважаемому гостю?

Морозини обвел озадаченным взглядом пыльные стены.

— Мне сказали, что здесь я могу найти любопытные старинные вещи, но ничего, кроме закладной лавки, я тут не вижу, — сказал он.

— Если вы хотите посмотреть антиквариат, пройдите, пожалуйста, сюда, — пригласил китаец, одной рукой приподняв соединявшую две витрины доску, а другой указывая на занавес, висевший в углу.

То, что Морозини увидел за вылинявшим бархатом, не могло не удивить его. Это был настоящий антикварный магазин, и хотя его никак нельзя было сравнить с тем, что был у Него самого или у его друга Жиля Вобрена в Париже, но тем не менее он выглядел вполне прилично. Древние индийские и восточно-азиатские боги теснились здесь на полках в виде самых разнообразных статуэток, соседствуя с несколькими очень красивыми Буддами, привезенными из Китая или Японии. Полупрозрачные фарфоровые курительницы для благовоний, еще хранящие пряные запахи, бронзовые канделябры, огромные гонги, гримасничающие уродцы, которые обычно охраняют восточные храмы, всевозможные шелка, веера и неисчислимое множество поделок из слоновой кости и самоцветов занимали высокие шкафы, выстроившиеся вдоль стен. Все это было не слишком древним, как мгновенно определил опытный взгляд князя-антиквара, и близость доков Вест-индской компании явно внесла свою лепту в эту коллекцию, однако вещи были хорошо подобраны и патина, которая должна была свидетельствовать об их древнем происхождении, нанесена была тонко и умело. Среди прочего попадалось и несколько вещиц подлинной ценности.