Альберто Альварес - Роза и Рикардо

«Мексиканки очаровательны, — подумал он. — Но как им всем далеко до моей Дульсе!»

Он огляделся в поисках хоть одного мужчины. И он его увидел. Но что это? Лицо показалось ему знакомым. Где он мог его встречать?

Цепкая профессиональная память на лица подсказывала ему: «Да нет же, ты не встречался с ним». И все же…

И вдруг перед глазами всплыло: парижские улицы, асфальт, художники, сидящие на корточках и рисующие цветными мелками... Дульсе, набросавшая на мостовой портрет незнакомого красавца. В глубине души он надеялся, что она просто хотела его позлить, вызвать его ревность.

Выходит, он ошибался. Это тот самый парень. Точь-в-точь. Дульсе — умелая портретистка.

Пабло почувствовал на себе чей-то взгляд. Он поднял глаза от молитвенника.

Какой-то щеголь — судя по всему, иностранец — уставился на него в упор. Это было не слишком приятно.

«Какого черта ему от меня надо? — раздраженно подумал Пабло и тут же перекрестился. — Ну вот, чертыхнулся в церкви. Господи, прости и помилуй!»

Пабло старался отвлечься и молиться, но назойливый изучающий взгляд иностранца мешал ему. Почувствовав себя не в своей тарелке, парень пошел к выходу. Иностранец последовал за ним.

Отойдя на некоторое расстояние от базилики, Пабло вдруг резко развернулся. Иностранец, не успев затормозить, едва не налетел на него.

Пабло сжал кулаки и приготовился к драке.

Жан-Пьер моментально это понял. Он не знал испанского языка, зато за время работы в газете в совершенстве изучил язык мимики и жестов.

Он протянул парню открытую ладонь для рукопожатия, демонстрируя свое дружелюбие.

Это не помогло. Пабло не разжал кулаков и глядел на него враждебно, исподлобья.

Но Жан-Пьера не так просто было напугать. Ему нужно было наладить контакт с этим человеком, который мог дать необходимую информацию. И уж что-что, а вытягивать из людей информацию журналист парижской вечерней газеты был мастер!

Он решился на удар ниже пояса: в качестве пароля использовать имя любимой девушки. Они были, как ему казалось, соперниками — ну и что же! Посмотрим еще, чья возьмет!

Жан-Пьер постучал себя пальцем по сердцу, пылко вздохнул, показывая, как страстно он влюблен, и произнес:

— Дульсе!

От изумления с Пабло мигом слетела вся его враждебность.

— Дульсе? — переспросил он.

— Дульсе, Дульсе! Любовь!

Пабло отрицательно покачал головой:

— Не Дульсе. Лус — любовь! Лус!

Жан-Пьер просиял. Лус - это же имя сестры его возлюбленной! Значит, это парень сестры, а не самой Дульсе!

Но тут же он вновь нахмурился:

— Дульсе — опасность!

Пабло напрягся:

— Дульсе? Нет. Лус — опасность.

И только тут Жан-Пьер вспомнил, что Лус и Дульсе — не просто сестры, а сестры-близнецы. Они похожи как две капли воды.

— Лус и Дульсе — опасность! Обе! Две! Понимаешь, друг?

— Понимаю, — сказал Пабло и схватил Жан-Пьера за руку. — Идем!

...Мигель Сантасилья неслышно спрыгнул из окошка на землю и, совсем как настоящий ягуар, неслышно подкрался к людям, охранявшим здание.

Их было много, десятка два. Ему одному с ними справиться невозможно.

Уже совершенно стемнело, и ему были видны лишь черные силуэты.

Темнота раздражала и самих охранников.

— Достаньте хоть фонарик-то! — сердито потребовал кто-то из них.

Луч фонарика скользнул по лицам. Малоприятные это были физиономии. Злые глаза, нахмуренные лбы, привыкшие к брани искривленные рты.

Это, видно, была целая банда, вернее часть банды, ее низы. Здесь не было ни одного человека, способного быть мозговым центром, отдавать приказания. У стен заброшенной конторы сидели лишь исполнители, послушные чьей-то недоброй воле — послушные до тех пор, пока им это выгодно. Вдруг Мигель вскрикнул...

Будь здесь Дульсе, она бы вскрикнула тоже, узнав среди негодяев двух своих старых знакомых — Кике и Чучо, которые однажды на ее глазах сбросили с лодки труп человека. Именно полукровка Кике держал в своей красной руке фонарик.

Своим вскриком Мигель Сантасилья выдал себя. Кике направил на него луч фонаря. Но Мигель не стал удирать.

— И ты здесь, брат мой Кике? — спокойно сказал он. — Я не знал, что ты тоже замешан в этой мерзости.

Кике ухмыльнулся:

— А, братишка — певчий голосишко! Я от души рад, что ты выбрался из этой западни. Иначе пришлось бы тебя отправить в расход вместе с этими дурехами.

Мигель вздрогнул:

— В расход? Их что, собираются убить? Кике, скажи что ты знаешь об этом? 

— Пока приказа не было. Но он будет, не сомневайся. Шеф шутить не любит. Он не станет церемониться с людьми, которые что-то пронюхали о его делишках.

— Шеф? — переспросил Мигель. — А кто твой шеф?

Кике расхохотался так, будто услышал самый смешной на свете анекдот:

— Кто мой шеф! А-ха-ха-ха! О-хо-хо-хо! Мой шеф тот же, что и твой.

— У меня нет никакого шефа, — сказал Мигель Сантасилья. — Я не принадлежу к вашей шайке.

— Интересно, — с издевкой сказал его старший брат. — Тогда кто же, если не ты, так ловко завлек сюда девиц?

Мигель Сантасилья уже понял, что он послужил слепым орудием в руках злобных и коварных преступников. Он стал жертвой хорошо продуманного обмана. И тем самым именно он, своими собственными руками, навлек несчастье и даже, возможно, гибель на прекраснейшую в мире девушку и ее ни в чем не повинную сестру.

«Клянусь, с ними ничего не случится. Я не допущу!» — подумал он.

На вид он был по-прежнему совершенно спокоен.

— Я не завлекал сюда девиц. Я просто оказал любезность проповеднику Вилмару Гонсалесу и...

Новый взрыв неудержимого хохота оборвал его речь.

— Гонсалес — проповедник! — Кике схватился за живот от смеха. — Гонсалес — святая душа! Просто ангел с крылышками, ха-ха-ха! Ребята, вы слышали? Ой, не могу! Ну, братишка, позабавил!

Другие члены банды тоже валились на землю от хохота.

— Проповедник Гонсалес! — изнемогая, стонали они. — Падре Гонсалес!

Мигель выжидал, пока его старший брат успокоится.

Как они были непохожи, два родных брата! Трудно было поверить, что они выросли в одной семье. Если Мигелю индейские национальные черты придавали красоту, благородство, мужественность, то в Кике они казались ненужной, никчемной примесью, помехой.

Кике был всего на пять лет старше своего брата, но казался почти стариком из-за постоянной гримасы, искажавшей его лицо.

Зато если бы заглянуть братьям в самые глаза, то всякий сказал бы: Мигель — старше, умнее, мудрее. Правда, у Кике глазки бегали, он прятал их от людей, и заглянуть в них было бы непросто.

«Видимо, Гонсалес и есть шеф преступной группировки», — подумал Мигель.

— Уф! — сказал наконец Кике. — Давненько я так не веселился.

Мигель резко схватил его за воротник давно не стиранной рубашки:

— Где он?

— Кто? — не понял Кике.

— Шеф!

Глазки Кике воровато забегали, он боязливо оглянулся кругом:

— Откуда я знаю.

Кике понимал: стоит ему проронить хоть слово об Альваро Манкони, как его же сотоварищи тут же донесут на него шефу. Тогда ему не прожить и дня.

Мигель сильно тряхнул его:

— Врешь! Говори, где Гонсалес!

Кике с облегчением перевел дух: «Этот сопляк считает Гонсалеса шефом. Ну и хорошо».

— Он же проповедник! Где же ему быть? Проповеди читает. Разве ты не видел? Плакаты с его физиономиями по всему городу расклеены.

Рядом из темноты вдруг раздался гнусавый голос:

— Не слишком ли ты разговорился, дружище Кике?

Это был хилый, омерзительный Чучо. Воспользовавшись темнотой, он подслушал разговор двух братьев.

— Заткнись, дебил! — прикрикнул на него Кике.

— Я-то заткнусь, — прогундосил Чучо. — А вот ты, кажется, собрался отпустить этого малыша на волю? Чтоб он привел сюда полицию?

И, не дождавшись ответа, Чучо тоненько, противно заголосил:

— Ребята! Хватай! Держи! Нас предали!

Не разобравшись, в чем дело, бандиты кинулись на крик. В темноте они хватали кого попало, били друг друга.

Мигель Сантасилья отступил назад.

Кто-то мягко коснулся его плеча.

Мигель замахнулся было, чтобы нанести удар, но услышал знакомое мирное сопение.

Это верный Чирино отыскал своего хозяина, чтобы вызволить его из беды.

Мигель вскочил на коня, и тот понес его к столице по хорошо знакомой ему тропе — единственной безопасной тропе среди заброшенных карьеров.

Стол в гостиной Линаресов был накрыт по-праздничному, но настроение у всех было отнюдь не радостным.

Семейный ужин временами напоминал военный совет, а временами, когда повисала тягостная пауза в беседе, — чуть ли не поминки.

Лаура пыталась по-дружески успокоить Розу:

— Я хорошо знаю твоих девочек, Роза. Они не могут быть замешаны ни в чем другом.

Роза сокрушенно качала головой:

— Да-да, конечно. Но ведь не исключен несчастный случай. Вдруг они попали в автомобильную катастрофу? Движение в Мехико в последние годы стало таким оживленным.

Лаура возражала:

— Но они наверняка с Эдуардо. А он так замечательно водит машину. Он очень осторожен и никогда не нарушает правил. Чудесный мальчик.

Феликс Наварро вмешался в разговор:

— Лаура, не забудь: Эдуардо связан с большими деньгами. Очень большими. А они всегда влекут за собой опасность. Быть может, он подвергся шантажу или вымогательству?

— Ох, — сказала Лаура. — Об этом я и не подумала.

Рикардо Линарес сердито вскинул голову: