Рядом с вновь прибывшими не осталось ни одной живой ДУШИ.

Кругом — только красная, высушенная солнцем глинистая земля. Все это походило на эпизод из фантастического фильма, в котором экипаж земного космического корабля неожиданно высаживается на чужой, необитаемой планете. И звуки раздавались какие-то космические: это гудели над головами провода высоковольтной линии.

— Час от часу не легче, — вздохнул Эдуардо, но гораздо более смиренно, чем прежде. Теперь было уже бессмысленно протестовать. Путь назад был отрезан. Не идти же пешком до самого Мехико! А если остаться здесь и ждать следующего рейсового автобуса? Неизвестно еще, с какими интервалами они туг ходят. Возможно, он прибудет только завтра и ночевать придется прямо в открытом поле, на голой земле. На остановке не было даже самой примитивной скамеечки. Кажется, они попали в дикие края, которых не коснулись блага цивилизации.

— И что же дальше, Ягуар? — шепотом спросила Дульсе. — Куда ты нас поведешь?

— Не поведу, а повезу, сеньорита Дульсе, — с поклоном, точно благородный идальго прошлых веков, ответил Мигель Сантасилья. — Здешние дороги — не для нежных женских ног!

Эдуардо буркнул себе под нос:

— И не для мужских тоже.

— На чем тут можно ехать? По-моему, сюда уже лет сто не забирался ни один автомобиль.

Мигель усмехался: 

— Автомобиль — конечно. Автомобиль тут не проедет. Дальше вообще начнутся овраги и карьеры. Это заброшенные месторождения серебра и меди. Но не беспокойтесь, автомобиль нам и не понадобится.

Мигель тихонько посвистел, подражая какой-то птице.

И — о чудо! — будто из-под земли перед ними возник огненно-рыжий конь.

А он и действительно вышел из-под земли: до этого смирно ждал своего хозяина на дне одного из оврагов.

Дульсе потрясенно прошептала:

— Его зовут Росинат?

Мигель дружески потрепал коня по холке:

— Нет, сеньорита, его имя Чирино. Он хороший друг. Он лучше автомобиля.

У Эдуардо затрясся подбородок.

— Не хочешь ли ты сказать, милейший, что мы поскачем на твоем Чирино верхом?

Мигель ответил совершенно невозмутимо:

— Чирино быстрый конь, сильный конь, а все-таки четверых всадников ему не осилить.

Он спустился на несколько метров вниз по откосу и, точно герой древних сказаний, одной рукой вытянул из оврага за упряжные ремни легкую повозку. Она была странного вида: тонкие досочки, скрепленные между собой полосками кожи.

— Не бойтесь, она прочная, — заверил он, запрягая своего Чирино. — Это гораздо надежнее, чем скакать вчетвером верхом на одной лошади. И даже чем ехать в самом дорогом и роскошном автомобиле.

— И гораздо приятнее! — воскликнула Лус. Ей безумно нравилось это странное приключение. — Жаль, что в парке Чапулътепек нет такого аттракциона.

Дно экзотического экипажа было выстлано мягким войлоком, на котором все четверо разместились с комфортом, хотя на вид повозка казалась совсем небольшой.

Мигель скомандовал:

— Трогай, Чирино!

И конь легко пошел ровным аллюром, с ловкостью акробата балансируя между зиявшими провалами заброшенных карьеров.

Над ними было синее небо с маленькими, пушистыми, веселыми облачками-игрушками.

— Теперь я могу петь, — сказал Мигель.

И даже Эдуардо Наварро кивнул в знак согласия.

— Я спою Песню Грома, - объявил Мигель. - Потому что встреча с вами, сеньорита Дульсе, поразила меня как гром среди ясного неба.

И он затянул древний, торжественный, гортанный гимн индейцев Северной Америки:


Глас, устрашающий мир!

Глас с вершин,

Глас громовой,

В тучах черных

Вновь и вновь раздается

Глас, устрашающий мир.

Глас, украшающий мир!

Глас низин,

Кузнечиков глас.

В травах густых

Вновь и вновь раздается

Глас, украшающий мир.

Это было как крик, как бунт — и одновременно как величайшая благодарность Создателю. Слушатели были не просто покорены — их состояние было близко к потрясению.

Странно: все они родились и выросли в одной стране, под одним небом. Но из них только одному Мигелю дано было с такой глубиной почувствовать и воплотить в звуках ту гордость и мятежность, бурю и всемогущество, которые и составляли, кажется, самое существо, самую сердцевину духа Мексики.

Придя в себя, Лус спросила с жадностью ученика:

— Где ты этому научился, Певчий Ягуар?

— Нигде, — ответил Мигель Сантасилья. — Я даже школу не закончил — мы были слишком бедны, пришлось идти работать.

— Но откуда же это все?

— Я слушал, - коротко сказал Мигель. - Я просто слушал все, что звучит.

Потом он робко глянул на Дульсе:

— Ну как? Не очень плохо?

— О! — только и ответила она.

Песня пронзила даже Эдуардо Наварро. Как-никак он ведь тоже был мексиканцем, и в его жилах тоже текла хоть капелька крови древних ацтеков.

— Еще, Мигель, прошу вас, еще! — азартно выкрикивал он, аплодируя.

Индеец не отнекивался, не кокетничал, не заставлял себя упрашивать. Устремив взор в глубокое небо, он затянул:


Дом, тканный рассветом,

Дом, тучами тканный,

Дом, тканный закатом,

Дом, ливнями тканный,

Дом, тканный туманом,

Дом, тканный пыльцою.

Светлая туча вход укрывает,

Темная туча вход скрывает.

Зигзаги молний венчают кровлю.

Это моя Тропа Красоты!

Им было сейчас очень хорошо, всем четверым. Повозка покачивалась легонько, как колыбель: так бережно и осторожно вез ее огненный Чирино. Если глядеть прямо в небо, то можно было подумать, что они стоят на месте и лишь облака вдвое быстрее обычного проносятся мимо.

Они напрочь забыли и о Вильмаре Гонсалесе, и о цели своей поездки, и о возникавших между ними разногласиях.

В мире царили гармония, музыка и любовь.

На стадионе Ацтека творилось что-то невообразимое. Шел футбольный чемпионат. Сборная Мексики сражалась с командой Перу, и от исхода встречи зависело, кто выйдет в четвертьфинал.

Пабло сидел на северной трибуне. Вернее, сидел — это не то слово. Как и все окружающие, он прыгал, вопил и размахивал руками. Сосед в азарте сбил с него панаму, но Пабло даже не заметил этого.

— Гони, гони, обводи! — кричал он, как будто его голос мог донестись до нападающего и помочь ему. — Эх, упустил...

Мячом завладели перуанцы. Их комбинация была продумана хитро. Используя короткие передачи они приблизились к воротам сборной Мексики... Нападающий занес ногу для мощного удара... Но в последний миг передумал и легко толкнул мяч пяткой. Это было полной неожиданностью. Секундное замешательство вратаря — и мяч тихонько, точно крадущаяся лисица, вкатился в ворота.

Всеобщий рев отчаяния пронесся над стадионом.

Позор! Пропустить гол, играя на своем поле! Это может решить судьбу чемпионата.

Пабло опустился на скамью и сжал голову руками.

Внезапно он понял, что вовсе не исход соревнований волнует его.

В тот момент, когда мяч медленно пересек линию ворот, что-то кольнуло его в сердце. Это «что-то» было тревожным и коротким. Звучало оно так: «Лус!»

Сердце подсказывало: что-то с Лус неладно.

Пусть она променяла его на этого чопорного Эдуардо Наварро, все равно для Пабло будет катастрофой, если с ней что-то случится.

Он поднялся и стал с трудом пробираться к выходу сквозь беснующиеся ряды болельщиков.


ГЛАВА 24


— Приехали! — сказал Мигель Сантасилья. Чирино остановился.

Девушки увидели бревенчатое строение — ранчо не ранчо, склад не склад. Глухие стены с небольшими окошками, расположенными под самой крышей. Массивная дверь гостеприимно распахнута.

— Как романтично! — воскликнула Дульсе.

Эдуардо Наварро не удержался и сострил:

— Прямо пятизвездочный отель.

Лус спросила Мигеля:

— Это здесь нас ждет Вилмар Гонсалес с нашим сводным братом, да?

— Понятия не имею, — развел руками индеец. — Господин Гонсалес попросил меня довезти сюда вас обеих, а для чего — не сказал. Я, честно говоря, и не спрашивал. Я не люблю задавать липших вопросов.

— Ну что ж, — сказал Эдуардо Наварро, — поглядим, какие номера-люкс для нас тут приготовили.

Все направились к входу в странное здание.

Полные любопытства, они шагнули через порог.

Под потолком горела, болтаясь на шнуре, голая лампочка: окошки под потолком были слишком малы, чтобы осветить помещение.

Легкие фанерные перегородки, потемневшие от времени, делили внутреннее пространство дома на клетушки— некое подобие комнат. Перегородки не доставали до потолка, и единственная лампочка должна была освещать все отсеки. В некоторых, боковых, было почти совсем темно.

Посреди центральной «комнаты» стоял стол, покрытый бумажной скатертью, и несколько колченогих стульев кругом. Рядом — небольшой старенький холодильник.

Лус, конечно же, сразу сунула туда свой нос. В холодильнике стояли пластиковые бутылки с пепси, соки, какие-то готовые закуски в фабричных упаковках. Внизу — дешевый стеклянный графинчик с традиционной мексиканской кориандровой наливкой.

Все выглядело так, как будто хозяева только что были здесь и отлучились на минуточку.

— Наверное, они сейчас вернутся, — предположила Дульсе.

— А может быть, они пошли нам навстречу? — откликнулась Лус. — Наверное, наш брат так же сгорал от нетерпения, как мы, и господин Гонсалес решил ускорить встречу. Но мы разминулись.