Когда Лаура наедине сама с собой составляла список преимуществ, которые ей дал брак, она вынуждена была признать, что итог выглядит столь оптимистично, что теоретически она должна себя чувствовать чуть ли не самой счастливой женщиной в Мексике. И вместе с тем она с каким-то непонятным беспокойством и чувством неловкости ощущала, что у нее что-то не совсем в порядке. Для Феликса, как и для большинства мужчин его семьи, на первом месте в жизни были бизнес и то положение и власть, которых можно было достигнуть с его помощью. Сеть филиалов его компании в стране постоянно расширялась, он часто уезжал в поездки на неделю или две, и если в первый год совместной жизни он чаще всего брал Лауру с собой, то после рождения маленького Феликсито считал само собой разумеющимся, что мать должна оставаться с ребенком. Со всем этим Лаура могла бы легко смириться, потому что она как никакая другая женщина придавала большое значение профессиональному успеху, но ее огорчало другое. Бывая у Розы, она часто видела, каким взглядом смотрит Рикардо на свою жену. Сама Лаура считала Рикардо вполне приличным, добродушным, но, в общем, заурядным человеком, и ей казалось, что он уступает Розе в оригинальности суждений и в глубине характера. Но не было сомнения, что и сейчас, после двадцати лет брака, Рикардо Линарес был по-прежнему влюблен в свою жену. Когда они находились в одной комнате, взгляд Рикардо редко отрывался от Розы, он предпочитал быть рядом с ней и часто даже в гостях клал ей руку на плечо или брал за руку. Когда Роза обращалась к нему или улыбалась, его глаза светились. Лаура, видя это, часто думала, что судьба наконец вознаградила Розу за долгие годы страданий и одиночества.

Именно такого отношения не хватало Лауре в отношениях со своим мужем. Феликс был неизменно любезен и внимателен, но он как бы жил в своем собственном мужском мире и не привык делиться с женой тем, что у него было на душе. Иногда Лауре казалось, что она для него одна из многочисленных служащих, исполняющая предназначенные ей обязанности и получающая за это оговоренное вознаграждение.

В этот раз, когда редакция журнала «Туризм и спорт» предложила ей сделать серию рекламных снимков различных гостиниц в Акапулько, Лаура согласилась с радостью. За малыша она могла не бояться: Феликсито обожал свою молоденькую няню Кончиту, и можно было без боязни оставить его под ее присмотром. Мысль о том, что можно на несколько дней сменить обстановку, снова почувствовать себя независимой и занятой только своим делом, показалась ей особенно привлекательной.

Феликс повел себя в типичной для него манере.

— Ты уверена, что это интересное для тебя предложение, дорогая?

Лаура постаралась, чтобы в ее ответе не прозвучал излишний энтузиазм.

— Ты же знаешь, что задание очень престижное. Журнал один из крупнейших, а кроме того, они дают мне прямой выход на рекламные агентства, связанные с туризмом, в том числе международные.

— Ну что ж, я желаю тебе успеха и не сомневаюсь, что ты справишься блестяще, как всегда. А я на той неделе как раз собирался в Монтеррей, так что увидимся дней через десять. Позвони мне, когда устроишься в гостиницу, и вот тебе чек на непредвиденные расходы.

На мгновение Лауре очень захотелось, чтобы Феликс предложил сам отвезти ее в аэропорт, как это бывало в первые месяцы ее замужества. Но на это бессмысленно было надеяться: разумеется, дон Феликс в это время занят в совете директоров компании, и Лауру, как всегда, повезет шофер.

Оказавшись в Акапулько, Лаура почти сразу же почувствовала себя лучше. Воздух был напоен ароматом тропических цветов, смешанным с соленым морским ветром. В гостинице она переоделась в открытое платье на бретельках, надела соломенную шляпу, украшенную цветами, очки от солнца и, прихватив фотокамеру, отправилась бродить по городу.

Проходя по центральным улицам, Лаура любовалась зданиями старинной архитектуры, сохранившимися от колониальных времен, и современными виллами, отражающими изыски современной моды. Гулять было очень приятно, но жарко, и Лаура уже подумывала, не зайти ли ей в какое-нибудь кафе или бар, чтобы взять какой-нибудь холодный напиток.

В этот момент она услышала чей-то незнакомый голос:

— Прошу прощения, прекрасная сеньорита, задержитесь, пожалуйста, на минуточку.

Лаура удивленно обернулась. Напротив нее стоял довольно примечательный человек. Это был мужчина сорока с лишним лет с пышной шевелюрой и усами, одетый в светлые брюки и голубую рубашку в полоску. На плече у него болталась массивная сумка на ремне, а в руке была шляпа. Он театрально поклонился, отведя в сторону руку со шляпой, и произнес:

— Сударыня, разрешите представиться. Дон Серхио Кастанеда де Хирон, к вашим услугам.

Лауре стало весело. Она сделала поклон, отдаленно напоминающий реверанс.

— Лаура Каналес де Наварро, я польщена знакомством с вами, сеньор.

Дон Серхио ослепительно улыбнулся.

— Прекрасная донья Лаура, не откажите мне в любезности выпить бокал вина в этой скромной таверне. — И он указал на террасу со столиками, примыкавшую к небольшому ресторанчику.

Лаура была так заинтригована этим необычным типом, что решила, что имеет право удовлетворить свое любопытство.

— Благодарю вас, сеньор, вы очень любезны, — ответила она тем же шутливо-церемонным тоном. Она подошла к столику, на который указал дон Серхио, присела и непринужденным голосом заметила: — Впрочем, может быть, лучше не вина, а пива?

Ее собеседник подозвал официанта:

— Бокал пива прекрасной сеньорите. — Потом он повернулся к Лауре. — Очаровательная донья Лаура... надеюсь, вы позволите вас так называть. Если не ошибаюсь, вы носите с собой камеру, которой обычно пользуются профессиональные фотографы.

Лаура улыбнулась.

— Вы не ошиблись, дон Серхио. Я действительно профессиональный фотограф и приехала сюда по заказу журнала «Туризм и спорт».

— О, значит, я не ошибся, — с энтузиазмом воскликнул мужчина, размашисто жестикулируя. — Когда я увидим вас, я понял, что передо мной родственная душа. Это божественное сочетание: ваш грациозный силуэт, эти светлые волосы под такой изысканной шляпкой, эти глаза... Донья Лаура, не соблаговолите ли вы снять на миг ваши очки. Я должен видеть ваши глаза.

Необычный собеседник настолько рассмешил Лауру, что она совсем не обижалась. Изящным жестом она сняла большие очки от солнца и взглянула на него своими лукавыми синими глазами.

— О, эти ослепительные очи! — воскликнул дон Серхио.

— Но объясните, пожалуйста, дон Серхио, почему вы решили, что мы родственные души.

— Дело в том, дитя мое, что перед вами художник. Да, я художник и поэт в душе, и поклонение красоте — мое призвание.

— Я весьма польщена знакомством с вами, но должна сказать, что фотография все же не может соперничать с искусством. Хотя, надо сказать, в нашем ремесле тоже без творческого подхода ничего не сделаешь.

— Видя вас, прекрасная донья Лаура, я не сомневаюсь, что все, что вы делаете в жизни, проникнуто настоящей поэзией и так же одухотворено, как ваши бездонно-синие глаза.

Лаура пришла в замечательное расположение духа. Уже давно никто не обращался к ней с такими речами. Она привыкла к тому, что знакомые дамы с интересом присматриваются к ее нарядам и часто спрашивают, к какому она ходит парикмахеру, а сотрудники Феликса часто во время приемов удостаивают ее традиционных комплиментов, но такого необычного господина она еще, пожалуй, ни разу не встречала.

— А скажите, дон Серхио, — начала Лаура, — какой вид искусства вам наиболее близок?

— О, я с удовольствием отвечу на этот вопрос, — оживился дон Серхио. — С детства я увлекаюсь живописью. Я брал уроки живописи в Мехико у знаменитого Фернандо Альмейды, а также посещал рисовальные классы в школе живописи в Болонье, когда мои родители отправили меня в поездку по Италии. О, эта волшебная страна искусства, эти пленительные мелодии итальянских песен. Именно там я познакомился со своей второй женой.

— Простите, так вы женаты?

Увы, сейчас нет, но воспоминания о прекрасных днях, проведенных в браке, и сейчас согревают мою душу. Когда я смотрю на своих мальчиков, чувство гордости переполняет меня.

— Вот как, так у вас есть дети?

— Именно так, донья Лаура. У меня трое замечательных сыновей, которые делают честь и мне, и своим мамам. Когда в прошлом месяце я был в гостях у моей третьей жены на дне рождения моего младшего сына Констансио, мальчик поразил меня своим пытливым интересом к аэрокосмической технике, а также сумел обыграть в шахматы не только меня, но и своего дядю, человека, весьма сведущего в этой игре.

Лаура несколько растерялась. Она запуталась в обильной информации о женах и детях, ей было трудно разобраться в этом калейдоскопе. На всякий случай она решила выбрать безопасное продолжение разговора и сказала:

— Я вполне понимаю, как вы гордитесь своими детьми. Моему маленькому сыну всего три года, но я от него без ума, и он мне кажется самым бесподобным ребенком на свете.

— О, я в этом не сомневаюсь, если он унаследовал хоть часть очарования своей матери. Как только я вас увидел, мне сразу захотелось остановить вас и просить о позволении сделать ваш портрет.

— Ну что вы, дон Серхио. Это делает мне честь, но я приехала работать, и вряд ли смогу выделить достаточно времени для написания портрета.

— О, прошу вас, не говорите нет. Вы не можете себе представить, что такое для творческой натуры увидеть желанный образ, о котором, вполне возможно, мечтал много лет, и вдруг дать ему ускользнуть.

— Ну полно, дон Серхио, сознайтесь, что вы преувеличиваете. Для истинного художника вокруг полно образов, вызывающих интерес, а я никак не могу претендовать на исключительность.

— Прошу вас лишь об одном снисхождении, — сказал дон Серхио. — Здесь неподалеку я снимаю скромное жилище, в котором у меня мастерская. Каждый раз, когда меня начинает нестерпимо давить груз большого города, я удаляюсь сюда, чтобы вблизи плещущих волн найти успокоение своей душе. Если вы соблаговолите уделить мне хоть малое время, я бы хотел вас пригласить в свою мастерскую и показать некоторые мои работы. Прошу вас, не отказывайтесь!