— Добрый день, Лус. Куда мы поедем? — Пабло попытался вести себя как ни в чем не бывало.

— Добрый день. Вопрос в другом — поедем ли мы вообще куда-нибудь?

— Лус, что случилось?

— А почему что-то должно было случиться?

— Такое внезапное изменение планов не может не тревожить. Оно говорит либо о перемене обстоятельств, либо о перемене чувств, Лус.

— О чувствах говорить просто смешно. Сначала мне приписываются какие-то чувства, о которых я ничего не знаю, а потом перемена этих самых чувств. Раз ты так хорошо за меня все сам додумываешь, значит, я сама в этих отношениях явно лишняя. Ведь тебя не волнует, что я на самом деле чувствую.

— Не знаю, что тебе и ответить. Ты просто ошеломила меня. В прошлый раз я расстался с одной девушкой, а сегодня говорю совсем с другой. — Он растерянно провел рукой по лицу, пытаясь собраться с мыслями.

Недовольная, неприступная Лус стояла, вздернув подбородок, капризная, но, на беду Пабло, хорошенькая, как никогда. В эту минуту ее женского торжества, которое оба они хорошо осознавали, ни он, ни она не заметили прискорбного перехода. Лус сделала маленький, незаметный шаг превращения доброжелательной, сострадательной девушки в самовластную и капризную женщину. Но Пабло было не до анализа ситуации и уж тем более не до осуждения Лус. Он скорее чувствовал, чем понимал, что в этой ситуации есть что-то недостойное Лус, и поспешил закончить сцену.

— Наверно, я действительно вел себя недостаточно чутко. Прости мне мою навязчивость. Если тебе понадобится помощь, ты можешь всегда обратиться ко мне. А сейчас позволь мне уйти.

Теперь Лус не узнавала его. Она взяла нешуточный разгон, и такое неожиданное и достойное отступление противника поставило ее в глупое положение. Но, на ее счастье, в Пабло не было заметно никакого торжества, он даже осунулся. С поклоном он направился к выходу и, не оглянувшись, вышел.

Эта перемена, свершившаяся с ним на ее глазах, заставила ее подбежать к окну и неотрывно глядеть, как изгнанный ею мужчина не заносчиво, но и отнюдь не с побитым видом направляется к автомобилю, садится в него и исчезает из пределов ее видимости. Из ее жизни.

«Вот и хорошо», — безо всякой убежденности подумала она. На секунду она оживилась, вспомнив об Эдуардо и подумав, что он никогда не столкнется в ее доме с Пабло. Что сказал бы Эдуардо, если бы слышал сегодняшний разговор? Понял бы он, что Пабло принесен на алтарь ее внезапной любви к Эдуардо?

И вдруг она поняла, что больше всего хочет, чтобы не только Эдуардо, а вообще никто никогда не узнал бы об этой сцене. Она осознала, что настоящая дама сумела бы расстаться иначе, не поступившись мягкостью манер и деликатностью речи.

В то же время она знала, что об этом разговоре никто никогда не узнает, если не проболтается она сама. Женщина может достоверно оценить мужчину только тогда, когда разрыв с ним остался позади. Когда Лус стояла, слегка отодвинув портьеру, она понимала, что от нее к своей машине идет по-настоящему благородный мужчина.


ГЛАВА 14


Проповедник Вилмар Гонсалес медленно ехал по темным улицам Мехико на своей темно-вишневой машине — аккуратной, в меру престижной и одновременно скромной, под стать святому человеку.

Он был доволен проповедью. Пусть на нее пришло не так много народу, это не самое главное. Все равно его трудная миссионерская деятельность по «ловле душ» в традиционной католической Мексике сполна и достаточно щедро оплачивается его собственной церковью — одной из многочисленных протестантских сект, старающихся раскинуть сети по всему миру. Секта, к которой принадлежал сам Гонсалес, вела миссионерскую деятельность очень широко — от островов Южного моря до России.

Это давало Гонсалесу и еще одну возможность — под видом скромного проповедника ездить по самым разным странам и выполнять поручения еще одной организации, цели которой были весьма далеки от божественных. Сейчас его присутствие требовалось здесь, в Мехико.


Для Гонсалеса — протестантского проповедника Мексика была крепким орешком. Воспитанных с детства в духе католицизма мексиканцев было не так-то просто сбить с толку и привести в лоно совершенно чуждой им разновидности христианства. Но Вилмар Гонсалес не оставлял надежды. Пусть это будет сначала несколько десятков человек — но это уже результат, тем более если они начнут исправно посещать молитвенные собрания и уплачивать какую-то часть дохода.

Гонсалес был уверен в успехе - сейчас все люди в мире помешаны на здоровье, и пропаганда вреда курения и пьянства должна найти самый живой отклик у пожилых женщин, которые обычно составляли первые несколько десятков прихожан. Но за ними придут и другие. Вот, например, эта девушка...

При воспоминании о Лус Гонсалес даже прищелкнул языком, благо его не видела сейчас его паства. «Хороша, чертовски хороша», — промелькнула у него в голове мысль, которую падре Игнасио скорее всего счел бы недостойной представителя любой церкви.

Но помимо Гонсалеса-проповедника существовал еще и Гонсалес — член некоей совершенно иной организации. И хотя этот второй Гонсалес также не злоупотреблял табаком и алкоголем, но мог выпить чашечку кофе, а уж по части женского пола был большой знаток и любитель.

Он заметил Лус еще тогда, когда приходил в консерваторию на выступление хора. Прекрасный голос, великолепная осанка, правильные черты лица, а главное, какой-то внутренний магнетизм — эта девушка притягивала к себе взгляды. Именно поэтому Гонсалес ей-то и позвонил первой в надежде заполучить ее для своих проповедей. Она могла бы не только петь в хоре, но, скажем, сыграть роль ангела. Это обычно очень впечатляет зрителей — внезапно появляется девушка вся в белом с небольшими крылышками за спиной. Старушки в восторге. Гонсалес вздохнул. Почему-то всегда так получалось, что девушки, которых он выбирал на роль ангела, в конце концов начинали «славить Господа в теле своем» вместе с ним, другими словами, становились его любовницами. Второй, скрытый Гонсалес все-таки воздействовал на Гонсалеса-проповедника. Эти любовные связи всегда приходилось тщательно скрывать от тех, кто приходил на его проповеди. Но поскольку Гонсалес, обличая потребителей чая, кофе и кока-колы и восхваляя тех, кто занимается спортом и заботится о своем здоровье, никогда не бичевал прелюбодеяние, он, можно сказать, не поступал вразрез со своим собственным учением. В конце концов, Господь дал нам тело, сказав, как известно, «плодитесь и размножайтесь». Значит, секс — это в некотором смысле форма прославления Господа «в теле своем».

Гонсалес вздохнул. К сожалению, эту истину он не мог пропагандировать публично, да и убеждать в ней некоторых «прекрасных дев» оказывалось не так-то просто особенно теперь, когда он стал старше. И все же почему бы не прочесть небольшую проповедь этой Лусите Линарес? Она как будто не похожа на набожную святошу.

Доктор Гонсалес припарковал свою машину у дома, где сдавались роскошные квартиры, и медленно, с чувством собственного достоинства, стал подниматься наверх. Он проживал здесь с сеньорой Ренатой Гонсалес, которую представлял всем как свою жену. У Вилмара Гонсалеса действительно когда-то была жена, она и сейчас жила в каком-то небольшом бразильском городке, откуда родом был и сам Гонсалес. Но с той женой он не виделся по крайней мере лет тридцать, хотя так никогда и не оформил с ней официального развода.

После этого у Гонсалеса было несколько «жен», с которыми на людях он всегда вел себя с подчеркнутым уважением и даже почтением. Особенно это показное уважение усилилось после того, как Гонсалес стал профессиональным проповедником. Его почитателям было невдомек, что зачастую, переезжая в другую страну, он появлялся там уже с новой женой, которую тем не менее всегда выдавал за первую и единственную женщину в своей жизни.

Ренату он встретил лет десять назад как раз в Мехико, он собирался перебираться с проповедями на пару лет в Перу, и его предыдущая «жена», капризная, хоть и очень привлекательная женщина, не захотела, как она выражалась, «хоронить себя в этой дыре». И тут Гонсалесу встретилась Рената, она была в меру хорошенькая и работала в те времена в ночном кафе «Твой реванш». Она с радостью согласилась оставить эту работу, чтобы в белом платье с крылышками выступать перед восхищенными индейцами Перу. 

Рената оказалась для Гонсалеса настоящим кладом. Она слушалась его, делала все, что он хотел, не влезала в его дела и не обращала внимания на его новых «ангелочков». Она считала своего «мужа» святым человеком, почти полубогом, для которого оскорбительны подобные подозрения. То, что когда-то он стал обращать внимание на нее и сделал ее своей любовницей и до сути гражданской женой, нисколько не нарушало ее веры в невероятную возвышенность этого человека. И в этом нет ничего удивительного, люди часто проявляют поразительную слепоту, когда не хотят видеть то, что им было бы неприятно.

При этом сам Гонсалес обращался с Ренатой немного свысока. Он твердо, но совершенно спокойно добивался от нее полного послушания. Разумеется, о том, чтобы он повысил на нее голос и тем более поднял руку, не могло быть и речи, в арсенале Вилмара Гонсалеса были другие, на самом деле куда более действенные методы. Он мог, например, уйти в себя и некоторое время не разговаривать и вести себя так, как будто Ренаты вообще нет в комнате, и продолжал вести себя так до тех пор, пока отчаявшаяся женщина, которая просто не могла этого выносить, не делала то, чего требовал муж.

К тому же она была хорошей хозяйкой, готовой день и ночь резать салаты, жарить морковные котлеты, давить соки и выдумывать все новые вегетарианские блюда.

С ролью ангела ей, разумеется, пришлось расстаться, для выступлений в Мехико Рената не подходила — здесь ее могли случайно узнать, да и возраст у нее был уже не ангельский. Но бросать ее Вилмар вовсе не собирался. Если какая-то женщина на свете и устраивала его в качестве жены, то только покорная, боготворившая его Рената, удачно совмещавшая функции любовницы и служанки.