Она сама не заметила, как заснула, и очнулась, только когда бортпроводница мягко потрясла ее за плечо.

Лайнер коснулся колесами бетонной дорожки аэродрома и теперь плавно замедлял свой бег, чуть подрагивая на ходу.

— Добро пожаловать в Париж, — сказала в микрофон стюардесса и ослепительно улыбнулась на прощание.

В аэропорту Дульсе едва могла дождаться, пока серебристая гофрированная лента вынесет ей навстречу ее багаж, так ей хотелось побыстрее умчаться в город и полной грудью вдохнуть настоящий парижский воздух. Она нетерпеливо подхватила с транспортера вещи, перекинула через плечо ремень этюдника и взялась за дорожную сумку. Но вдруг почувствовала, что ее рука только скользит по ручке, а сумка сама собой поднимается вверх.

Дульсе в изумлении подняла глаза и встретилась в пронзительным взглядом из-под густых бровей. Тот самый подозрительный парень из самолета держал теперь ее сумку, низко склонившись почти к самому лицу Дульсе.

— Разрешите вам помочь? — спросил он тоном человека, не привыкшего к отказу. — Вам куда? Я могу подвезти. Меня встречает машина.

Дульсе почувствовала, что ее тело покрывается противным липким потом, а ноги предательски слабеют от страха.

— Нет... — пролепетала она и судорожно уцепилась за сумку. — Нет... Я сама...

Она быстро огляделась по сторонам. Вокруг было довольно много народа. Вряд ли в таком людном месте он сможет причинить ей вред. Это вселило уверенность, и Дульсе резко рванула сумку к себе, прошипев парню прямо в лицо:

— Отдайте сумку. А то закричу!

Парень слегка растерялся от ее неожиданного натиска.

— Я только хотел...

— Пустите, я сказала! — уже в полный голос заявила Дульсе.

Стоящие рядом люди стали оглядываться на них.

«Пусть смотрят, так даже лучше, — решила Дульсе. — По крайней мере, запомнят меня и его».

Она выхватила сумку и, сгибаясь от тяжести, поспешила к выходу, стараясь смешаться с большой толпой экскурсантов, поджидающих у двери своего гида.

— Простите... извините... пропустите... — бормотала она, протискиваясь как можно глубже в толпу.

Несколько женщин недовольно ойкнули — металлическая ножка этюдника выскочила из застежки и теперь больно царапала окружающих. Но Дульсе не могла остановиться, чтобы поправить ее, — страх гнал ее все дальше и дальше.

На ее счастье, на стоянке такси оказалась свободная машина, и Дульсе плюхнулась на сиденье, тяжело дыша.

— Позвольте я положу вещи в багажник? — спросил таксист. Но она прижала к себе сумку и отрицательно покачала головой. — Как хотите. — Таксист пожал плечами и вырулил на автостраду.

Несколько минут Дульсе молча смотрела на проносящиеся за окном рекламные щитки и указатели. И вдруг страшная мысль молнией мелькнула в ее мозгу и обожгла паническим ужасом: она ведь не назвала адрес! Куда же ее везут?

— Остановите! — крикнула она в спину таксиста. — Остановите немедленно!

— Мадемуазель что-то забыла? — с улыбкой повернулся к ней таксист. — Нам вернуться в аэропорт? — А сам продолжал гнать машину с прежней скоростью.

— Что же вы не поворачиваете? — Дульсе ощутила себя в ловушке и лихорадочно думала, что предпринять.

— Разворот дальше, — ответил таксист и усмехнулся. — Мадемуазель впервые в Париже?

— Да... впервые, — буркнула Дульсе, с досадой ощущая, что ее французский не слишком хорош для такого беглого общения.

— Тогда могу порекомендовать вам недорогой отель, — сказал водитель. — Правда, он почти на окраине, но неподалеку станция метро.

— Не люблю гостиницы, — сморщила носик Дульсе. — И потом, вы так мчитесь, даже не спросив, куда мне надо.

— А здесь все равно только одна дорога, — хохотнул таксист. Он притормозил у указателя и спросил: — Поворачивать?

— Куда?

— В аэропорт.

— Не надо. — Дульсе стало неловко за свои глупые страхи. Но все равно надо быть начеку. Она украдкой оглянулась назад, чтобы запомнить мчавшиеся следом машины.

— Так куда же мне вас доставить? — улыбнулся таксист. Его забавляла эта маленькая мексиканочка, похожая на нахохлившегося воробушка.

— Я бы хотела снять мансарду. В центре, — важно ответила Дульсе, памятуя о том, что все художники всегда жили в мансардах.

— Я вижу, вы много читали о Париже начала века, — с иронией сказал таксист. — Но сейчас в Париже трудно найти жилую мансарду, как у вас в Мексике поселиться в жилище ацтеков.

— Правда?.. — растерянно протянула Дульсе.

Она злилась на себя. Этот парижский таксист подкалывает ее, как глупенькую провинциалку.

— Но я хочу жить в центре...

— Боюсь что цены на квартиры там слишком высоки.

— Цена меня не интересует, — с вызовом сказала Дульсе. — У вас в Париже, надеюсь, есть квартирное бюро или что-то в этом духе?

— Безусловно, - весело отозвался таксист. — В Париже есть все, что вашей душеньке угодно.

Он действительно высадил Дульсе у двери небольшого квартирного бюро, пользующегося, как он сказал, самыми хорошими рекомендациями.

В выборе жилья Дульсе была неприхотлива. Еще не хватало, чтоб она тратила драгоценное время на устройство быта! Нужна ли ей кухня? Все равно. Каких размеров? Да хоть самая крошечная, неужели она будет обременять себя стряпней? Спальня? С большим окном, чтобы солнце будило ее по утрам. И большая светлая комната для мастерской. Да, и желательно повыше, она мечтала сделать наброски парижских крыш, а кроме того, ей очень хотелось ощущать, глядя в окно, что этот гордый древний город лежит у ее ног. Скромное такое желание.

Служащая быстро подобрала по картотеке подходящую квартиру, Дульсе сверилась с планом города и убедилась, что место очень выигрышное. До всего рукой подать. Так что все достопримечательности она может осматривать, не обременяя себя общественным транспортом.

Дульсе заполнила контракт на аренду, получила ключи и в сопровождении худенького мальчика, приставленного тащить ее вещи, отправилась на свою новую квартиру.

Мальчик открыл дверь, бросил вещи в прихожей, пощелкал выключателями, повернул газ, откинул покрывало с кровати, продемонстрировав гостье свежее постельное белье, и молча подставил ладошку. Получив на чай, он также молча удалился, оставив Дульсе одну.

«Как странно... — думала Дульсе, осматривая квартиру. — Я здесь совершенно одна. Я могу делать все, что захочу. Никто не будет заставлять меня спускаться к семейной трапезе и следить за тем, чтобы я съела завтрак. И никто не скажет, что неприлично девушке постоянно ходить в джинсах...»

И вдруг ей сделалось очень грустно. Дома она постоянно отстаивала свое право на независимость, замыкалась, старалась уйти от расспросов. А теперь ей вдруг захотелось, чтобы тетя Кандида снова повторила свои подробнейшие советы, как вести себя достойной одинокой девушке, чтобы Томаса поохала, что у девочки с утра маковой росинки не было во рту, чтобы Лус вбежала в комнату и сказала: «Фи! В какую же дыру ты забралась! Неужели в Париже нет чего-нибудь пошикарнее?»

Лус... Как она там? Слишком легко она ко всему относится, слишком беспечна, любит бывать на людях, в шумных компаниях... Она даже не отдает себе отчета, какая опасность ей угрожает.

Дульсе села на кровать и сжала голову ладонями. «Ну вот, не хватало еще разреветься, как маленькой, — подумала она. — Все. Надо взять себя в руки. Сегодня еще много дел впереди. Вместо того чтобы кукситься, давай-ка, дорогая, отправляйся в Школу изящных искусств. Ты всю жизнь мечтала в ней учиться. Или уже передумала?»

Она быстро вскочила, достала сумочку с документами, положила в планшет несколько своих самых удачных работ, которые привезла из Мехико, чтобы показать педагогам. Мельком оглядела себя в большом тусклом зеркале: худышка в джинсах с огромными глазами и упомрачительной стрижкой.

Дульсе задорно подмигнула своему отражению.

— Вперед, малышка, — сказала она вслух. — Ты в Париже. Он тебя уже заждался!

Все складывалось как нельзя удачнее. Дульсе шла по скверику, ведущему от Школы изящных искусств, вдыхала полной грудью парижский воздух и улыбалась сама себе.

Работы ее понравились, она оплатила первый семестр и теперь ощущала себя настоящей студенткой. Через несколько дней начнутся занятия. И как кстати, что ее новая квартира неподалеку от школы, пешком минут двадцать. Дульсе уже представляла себе, как она будет спешить по утрам в аудиторию. Кстати, не забыть бы купить будильник.

В животе вдруг предательски заурчало. Дульсе пожалела, что отказалась в самолете от завтрака. Она осмотрелась и заметила поблизости небольшое открытое кафе. Молодые люди весело болтали, сидя за столиками.

Дульсе села за соседний стол и сказала подошедшему официанту, тщательно подбирая французские слова:

— Апельсиновый сок, пожалуйста. Только выдавите из спелых, я не люблю кислый.

— Выдавить что? — удивился официант.

— Сок...

— Выдавить из пакета? — спросил официант. — Может, налить?

Дульсе растерялась — наверное, она неправильно употребила глагол.

— Выдавить... из апельсина... Так... — Она сжала кулачок, как будто сдавливает упругую мякоть.

Сидящие за соседним столиком молодые люди весело расхохотались.

— Девушка думает, что ты сам будешь давить ей сок, — сказал официанту худой носатый парнишка. — У них там бананы прямо с ветки едят.

Официант засмеялся тоже, принес Дульсе пакетик с соком и трубочку. Дульсе обиженно надулась и отвернулась от смешливой компании.

Но задиристый парень вдруг поднялся и пересел к ней за стол, весело заглядывая в глаза.

— Не дуйся, малышка. Трудно быть натуралистом в городе, испорченном цивилизацией. Кстати, меня зовут Анри. А тебя?

— Дульсе.

— О! Дульсинея! — воскликнул Анри. — А кто твой Дон Кихот? Ты привезла его с собой? Или он скоро появится сам, бряцая латами, и порешит твоего обидчика? — Анри огляделся с преувеличенным испугом.