— Подожди, Кандида, — с раздражением перебил сестру Рикардо. — Мы сейчас обсуждаем не это. С нашими девочками в Акапулько что-то случилось, и они вернулись раньше времени. Надо понять, что именно произошло.

— Я бы сказала, что-то случилось с Дульсе, — заметила Роза, — и она решила вернуться. А Лус не хотела и не могла остаться там одна.

— Она потеряла мольберт, — задумчиво сказала Томаса. — По-видимому, на нее действительно напали. Возможно, это было не просто ограбление, а что-то посерьезнее.

Роза вскрикнула. Страшная догадка пронзила ее мозг: «Изнасилование!» На миг ее глаза встретились с глазами Рикардо — она увидела, что муж подумал то же самое.

Известно, что в таких случаях многие женщины и особенно девушки не заявляют в полицию, что их изнасиловали, из ложно понимаемого стыда. Им невыносима сама мысль о том, что придется снова пересказывать случившееся, тем более полицейским-мужчинам. В результате лишь небольшая часть этих преступлений оказывается известна полиции, и насильники преспокойно живут на свободе, отыскивая новых жертв.

«Неужели это случилось и с Дульсе!» Розе казалось, что она вот-вот потеряет сознание. Мысль о том, какому унижению, возможно, подверглась ее девочка, была непереносима.

— Нужно что-то делать, — решительно сказал Рикардо. — Я свяжусь с полицией Акапулько. Есть слабая надежда, что на преступников может вывести мольберт, но скорее всего они его бросили.

— Ты думаешь поймать этих воров? — спросила Кандида, которая так и не догадалась, о чем думают все остальные.

— Да, — ответил Рикардо, — я собираюсь поймать преступников. По крайней мере, я приложу все усилия, чтобы это сделать.

— Хорошо бы расспросить у Дульсе, где это произошло, — сказала Роза. — Но я не знаю, захочет ли она говорить. Видно, что она перенесла такое ужасное потрясение.

— Может быть, с ней поговорит духовник Кандиды дон Игнасио? — предложил Рикардо.

— Я думаю, не стоит мучить девочку, — сказала Томаса. — Она и так много перенесла. Я постараюсь поговорить с ней по душам, может быть, она расскажет мне что-нибудь. А вы, Рикардо, лучше не приставайте к ней с расспросами, вы только будете лишний раз мучить бедняжку.

— Не понимаю, о чем вы! — пожала плечами Кандида. — Ну, украли мольберт, с кем не бывает. У меня вот тоже весной на базаре срезали сумочку, а была потрясена. И ничего, как видите, я это пережила. — Все переглянулась, а Кандида взяла еще одну сдобную булочку.

— Ты заходил к ней? — спросила Роза, поднявшись наверх.

— Да, — ответил Рикардо. — Она спит. Я надеюсь, депрессия скоро пройдет.

— Надо бы под каким-то предлогом показать ее врачу, — задумчиво сказала Роза. — Я что-нибудь придумаю.

— А я завтра утром первым делом свяжусь с Акапулько. Наша фирма имеет там свой филиал. Пусть немедленно соединят меня с местной полицией.

— Ты считаешь, что этих мерзавцев могут найти? — спросила Роза.

— Если есть хотя бы один шанс, я хочу им воспользоваться, — твердо сказал Рикардо. — Попался бы мне этот подонок, который посмел поднять руку на мою дочь... живым бы он не ушел! Но найти его может сейчас только полиция. У нас есть пусть слабая, но зацепка — мольберт. Он может вывести нас на преступников.

Если бы только Рикардо знал, что выйдет из его затеи, он бы немедленно отказался от нее, но, к сожалению, Дульсе и Лус молчали.

Постепенно все входило в свою колею. Дульсе начала ходить в Академию, и ее настроение улучшилось. Роза под предлогом того, что каждой женщине минимум раз в год нужно обследоваться у всех врачей, сводила Дульсе, а заодно и Лус к гинекологу, который успокоил ее, сказав, что с девочками все в порядке, и даже если на них было совершено нападение, изнасиловать Дульсе они не смогли.

Роза несколько раз стороной пыталась выяснить то у Дульсе, то у Л ус, что же именно произошло в Акапулько, но сестры твердо держались своего не очень убедительного рассказа. Однако Роза была уверена, что девочки чего-то не договаривают, слишком уж заученно они повторяют свою историю — все время одними и теми же словами, без всяких новых подробностей. Роза даже уговорила духовника Кандиды дона Игнасио поговорить с Дульсе, но и у святого отца также ничего не получилось.

— Она замкнулась в своем горе, донья Роза, — грустно качал головой старый священник. — Подождите, пусть пройдет время, Дульсита еще очень молода, вы еще все узнаете, поверьте. Главное сейчас — ни на чем не настаивать, не торопить события.

— Но падре, — ломала руки Роза, — я же должна знать, как ей помочь!

— Помочь ей сейчас может только спокойная жизнь, — отвечал дон Игнасио, — любимое дело, родная семья. Окружите ее заботой и вниманием, но ради всего святого ни о чем не выспрашивайте, ни о чем не напоминайте — это будет для Дульситы лучшим лекарством.

Роза послушалась совета старого священника и перестала спрашивать Дульсе о том, что случилось в Акапулько. Действительно, постепенно девочка начала приходить в себя. Она увлеченно училась, рисовала, ходила на выставки и к друзьям. Ее поведение изменилось, пожалуй, только в одном — Дульсе теперь никогда не выходила после наступления темноты.

Рикардо, как и обещал, на следующий же день после возвращения дочерей связался с филиалом своего агентства в Акапулько, где ему дали телефон комиссара местной полиции сеньора Гарбансы.

Когда он позвонил в полицейское управление, комиссара там не оказалось — он уехал по какому-то срочному делу, и Рикардо говорил с его помощником, сержантом по фамилии Лопес. Тот внимательно выслушал Рикардо и вежливо пообещал, что полиция Акапулько сделает вес возможное, чтобы выяснить все подробности нападения на его дочь, 19-летнюю Дульсе Линарес, и поймать виновных. Когда вернулся комиссар Гарбанса, Лопес, отчитываясь о звонках, полученных в его отсутствие, упомянул и о звонке некоего Линареса из Мехико.

— Дело совершенно бесперспективное, шеф, — поморщился Лопес. — На его дочь, девчонку, видите ли, напали и отняли у нее мольберт. Господи, да кому из наших с вами клиентов может понадобиться такая вещь. Мольберт! Смех, да и только.

— А кроме мольберта, что-нибудь известно? — проворчал Гарбанса. — И почему нужно звонить в центральное управление, а нельзя заявить в обычный участок? Ох уж эти столичные жители. Считают, что они пуп земли. Все, вся полиция Акапулько бросай убийства, бросай крупные ограбления, мафию, ищи мольберт, который отобрали у глупой девчонки. Если его действительно отобрали... — продолжал он, усаживаясь в кресло и закуривая. — А то сама потеряла, боится признаться. Такое тоже бывает.

В этот момент один из телефонов, стоявших на столе комиссара, пронзительно зазвонил. Лопес сделал серьезное лицо — это был телефон, по которому мог звонить только сам мэр Акапулько или кто-то из его помощников.

Гарбанса снял трубку. Несколько раз он повторил слово «да», потом сказал «ну, разумеется» и наконец отчеканил: «Я приложу все усилия, можете не сомневаться, все будет в порядке, господин мэр».

Когда комиссар положил трубку, на его лице появилось выражение ярости. Лопес знал, что в такие минуты лучше всего молчать, со всем соглашаться и ни в коем случае не перечить начальнику.

— Мерзавцы! — тяжелый кулак Гарбансы описал в воздухе дугу и с грохотом ударился о поверхность стола. — Все, что умеют эти господа, — это мешать работать! Они хотят, чтобы я делал то, что они скажут. Лучше бы я не ловил преступников, а прислуживал им за столом.

Лопес спокойно ждал, когда закончатся возмущенные излияния начальника, а затем спросил:

— Это звонил сам мэр?

— Представь себе! И по какому поводу? По поводу этой дуры с мольбертом! — Гарбанса снова начинал заводиться. — Наш мэр входит в совет директоров одного крупного страхового агентства, и этот, как его, Линарес, тоже из его компании, вот он и решил попросить за дочку своего друга. Как будто без этого мы бы просто засунули заявление этого Линареса куда-нибудь поглубже и больше ни о чем не вспоминали! Вот какого они о нас мнения.

Лопес скромно промолчал, хотя ему казалось, что за минуту до звонка мэра Гарбанса собирался поступить с заявлением Линареса именно таким образом, однако лучше было не напоминать об этом начальнику.

В это время снова позвонили. На этот раз комиссар был предельно серьезен. Кажется, нашли девицу, которая отравила Диего Пикарона. Она находилась сейчас в следственном изоляторе. Гарбанса поднялся.

— Я уезжаю, а ты подумай про это дело с мольбертом может быть, тебе что-то и придет в голову. 

Лопес остался ломать голову над задачей, которую задал ему шеф.

А в это время другой шеф — Альваро Манкони распекал несчастного Чучо. Он и сам понимал, что несправедлив к своему бывшему сокамернику, но все было из рук вон плохо, и он просто срывал злобу. Мало того, что эта девчонка-художница, важнейший свидетель убийства Пикарона, улизнула в неизвестном направлении, теперь еще полиция схватила красотку Долли, танцовщицу кабаре, которая давно работала на Манкони. Она-то и заманила Пикарона в отдельный кабинет и подала ему бокал с ядом. К счастью, сама Долли Шефа никогда не видела, она была связана с ним только через посредников, которые выходили на нее сами и все время менялись. И все же этот провал очень нервировал Шефа. А теперь еще Чучо с Кике упустили эту девчонку!

— Я говорю в последний раз, — очень спокойно, а оттого особенно угрожающе сказал Манкони, — вы должны достать эту девчонку из-под земли. Прочешите всю Мексику, всю Америку, если надо, но найдите ее. Это мое последнее слово!

— Кажется, она из Мехико, Шеф, — сказал Чучо.

— Значит, ваша задача облегчается, прочешите сначала Мехико, — с мрачной иронией сказал Манкони, — но найдите ее, поняли, вы оба?

— Как не понять, — проворчал Кике. — Я же говорил, нужно было сразу же ее порешить, как только нашли. Не ждать до следующего дня. А теперь, вишь, она и улетела.