Дульсе отложила газету в сторону. Это было невыносимо. Каждое слово, казалось, взывает к ней: «Ты должна сообщить в полицию о том, что видела!» Только сейчас Дульсе поняла, какую большую помощь она могла бы оказать полиции в борьбе с мафией — ведь она не только видела, как избавлялись от тела Пикарона, она прекрасно запомнила лица преступников, она даже может их нарисовать, и у полиции появятся портреты, по которым найти бандитов будет уже совсем нетрудно. А они, возможно, знают в лицо своего шефа! «Кстати, я ведь их уже нарисовала, — вспомнила Дульсе. — Где же эти наброски?» Она оглядела стол, заглянула в корзину для мусора — рисунков нигде не было. «Горничная! — пронеслось в голове у Дульсе. — Она их вынесла вместе с мусором. Но ведь они могли попасться на глаза бандитам, они могли следить за мной!» Дульсе вспомнила темную тень, промелькнувшую на черной лестнице, именно там, где стоял контейнер для мусора. Ей стало плохо — кровь в висках застучала, сердце забилось от панического страха. «Боже мой, когда же вернется Лус! — думала Дульсе. — Мы немедленно, в ту же минуту уедем! Или... — Дульсе решительно тряхнула головой. — Или я пойду в полицию!»

Постепенно страх уступал место решимости. Дульсе снова взяла в руки газету и прочла интервью с комиссаром Гарбансой. Ей стало стыдно, но не за свой страх, а за то, что мысль сообщить о том, что она увидела, в полицию всерьез даже не приходила ей в голову.

 «А Лусите все бы гулять, — с досадой подумала Дульсе. — Ей-то хорошо».

И ни ей самой, ни Лус даже не пришло в голову, что опасность нависла над ними обеими.

— Ну что, все скучаешь? — весело спросила Лус прямо с порога. — Надо было тебе пойти с нами.

— Нет, я не скучаю, — серьезно ответила Дульсе.

— Не обманывай, сестричка, посмотрела бы ты на свою кислую рожицу! — Лус расхохоталась. — Как будто лимон съела. А мы с Пабло...

— Лусита, — перебила сестру Дульсе, — мне надо с тобой серьезно поговорить.

— Ты что, все еще боишься? — Лус покачала головой. — Никогда не думала, что ты такая трусиха.

— Почитай вот это, — Дульсе подала сестре газету. Лус просмотрела заголовок и хотела было отложить «Диарио дель Акапулько» в сторону, но Дульсе сказала очень серьезно:

— Лус, я тебя очень прошу, прочти все... внимательно... Потому что завтра мы первым же рейсом возвращаемся в Мехико. Или я иду в полицию. Выбирай.

— Ты не... — начала Лус, но Дульсе повторила:

— Сначала прочти.

Только теперь Лус поверила в серьезность того, что произошло с сестрой. Серьезный тон интервью с инспектором Гарбансой даже немного встревожил ее. Она поняла, почему Дульсе решила идти в полицию, по-видимому, это было правильно, выражаясь высокопарно, с гражданской точки зрения. Однако эта сторона жизни волновала Лус куда меньше, чем обычная, бытовая. А с точки зрения простого обывателя, как верно и говорил инспектор, лучше было держаться от всех этих мафиозных разборок подальше. Лус задумалась. Улетать в Мехико завтра утром совершенно не входило в ее планы, тем более теперь, когда у нее завязался такой интересный и многообещающий роман. С другой стороны, иначе Дульсе пойдет в полицию, а это может привести к самым непредсказуемым последствиям...

—Так ты... — все еще не зная, что решить, задумчиво сказала Лус.

— Да, — твердо ответила Дульсе. — Если хочешь, я ставлю вопрос так: или мы завтра уезжаем первым же рейсом, или я иду в полицию. Впрочем, — добавила она, подумав, — если хочешь, ты можешь остаться, я не могу тебе приказывать.

— Слушай, Дульсита, но ведь они тебя теперь не узнают. — Лус сделала последнюю попытку убедить сестру. — Они ведь видели тебя с длинными волосами, в джинсах, а теперь, когда ты подстриглась...

— Нет, Лус, — покачала головой Дульсе, — это еще не все. Мне показалось...

И Дульсе рассказала сестре о своих подозрениях, о набросках, которые были выброшены, о тени на лестнице. Это звучало не очень убедительно, но Лус видела, что сестра испугалась не на шутку.

— Хорошо, — сказала Лус, — я согласна. Давай уедем. Только, пожалуйста, не ходи в полицию. Я сейчас позвоню Пабло, он нас проводит.

Так оправдались самые пессимистические прогнозы комиссара Гарбансы.


ГЛАВА 7


 Мехико встретил сестер проливным дождем, как будто тоже досадовал на то, что каникулы окончились слишком рано. Рикардо Линарес встретил дочерей в аэропорту и вез домой на своей машине. На все вопросы, почему девочки решили вернуться на три дня раньше, он получал какие-то непонятные уклончивые ответы. Так и не разобравшись в каких-то бессвязных репликах, Рикардо тем не менее весьма встревожился. Ему казалось, что дочери все время чего-то не договаривают. Оставалось только надеяться, что, возможно, Розе или Томасе они расскажут, что все-таки произошло в Акапулько.

Тетя Кандида, хотя и ждала племянниц, всплеснула руками, увидев их на пороге дома.

— Лусита! Дульсита! Да вас теперь не отличишь одну от другой! Да что же вы, девочки! Что стряслось-то! Мы уж тут с Томасой и с вашей мамой сидим и не знаем, что и подумать! Дульсита! — вдруг воскликнула она. — А где же твой мольберт, неужели потеряла?!

Сестры молчали.

— Кандида, дай девочкам прийти в себя, пусть немного отдохнут с дороги, — раздался с лестницы, ведущей на второй этаж, голос Томасы. — Видишь, как они измучились, а ты сразу же нападаешь на них с расспросами.

Томаса хорошо знала девочек, ведь они были ей практически родными внучками. Она видела, что сестры вернулись неспроста. Видимо, в Акапулько что-то произошло и они еще не знают, что рассказывать. Нужно дать им время опомниться. Томаса была уверена, что уж ей-то удастся в конце концов узнать правду.

— Да, Кандида, — поддержал Томасу Рикардо, — пусть они немного отдохнут, а тогда и поговорим. Попроси Селию приготовить кофе.

Сестры поднялись наверх, но прежде чем разойтись по своим комнатам, Лус на несколько минут зашла в комнату Дульсе.

— Ну что будем говорить? — зашептала она. — Я надеюсь, ты помнишь про наш уговор — никому ни слова. А то папа, я уверена, потащит тебя в полицию, и еще неизвестно, чем все это кончится.

Дульсе вздохнула:

— Папа, наверно, будет прав.

— Опять ты за свое! - рассердилась Лус. - Пойми, теперь мы уехали из этого Акапулько, и вся эта мафия осталась там, они, даже если захотят нас искать, ни в жизнь не найдут. Не хватало еще, чтобы папа решил отправить нас куда-нибудь в Штаты или еще подальше.

Дульсе удивилась. Еще месяц назад перспектива уехать в США или тем более в Европу показалась бы ее сестре привлекательной. Видимо, ее отношения с Пабло гораздо серьезнее, чем кажутся со стороны.

Лус тем временем продолжала:

— Надо придумать, что мы будем говорить. Главное — говорить одно и то же, чтобы нас не поймали на противоречиях. Итак, ты заболела...

— У меня депрессия, — поправила Дульсе. — В этом их будет очень легко убедить, потому что у меня действительно депрессия.

— Вот и прекрасно! — сказала Лус. — Но почему ты вдруг впала в это состояние? Может быть, несчастная любовь?

Услышав это предположение, Дульсе только презрительно фыркнула:

— Чепуха какая!

— Вовсе не чепуха, сама когда-нибудь в этом убедишься.

— И как мы несчастной любовью объясним исчезновение мольберта? — с иронией спросила Дульсе.

— Да, — вспомнила Лус, — мольберт! — Она задумалась. — Тогда вот что! На тебя действительно напали — вчера вечером. И отняли у тебя мольберт.

— Зачем им мольберт, подумай сама! — возразила Дульсе. — Это для вора совершенно бесполезная вещь!

— Дело было поздно, уже в сумерках, — стала рассказывать Лус, как будто придумывала детективный сюжет. — Ты возвращалась из города, где делала наброски старинных особняков. Мольберт, вот это самое главное, ты несла не на плече, а в руке. И они в темноте решили, что ты несешь то ли ящик, то ли чемодан. Их было двое. Они набросились на тебя. Выхватили мольберт и убежали. А ты так испугалась, что решила на следующее же утро вернуться в Мехико.

— Все хорошо, только я в твоем рассказе уж какая-то совсем дурочка, — заметила Дульсе. — Пусть они еще пригрозят мне, что изуродуют, если я сообщу в полицию. И я сказала, что до самого отъезда не буду выходить на улицу, тем более что мольберта у меня все равно больше нет.

— А я, — добавила Лус, — решила, что в таком случае нам обеим лучше вернуться. Я не смогу гулять по Акапулько, когда ты сидишь взаперти.

— И, как всегда, проявишь свое благородство, — добавила Дульсе.

— Да, — расхохоталась Лус. — А теперь я пойду к себе. Вставать-то по твоей милости пришлось в четыре утра! Бедный Пабло! Он-то вообще не ложился, чтобы проводить нас! — И, зевнув на прощание, Лус удалилась к себе.

Вечером того же дня, когда уставшие девочки уже заснули в своих удобных широких кроватях, взрослые члены семьи Линарес собрались в гостиной. Им было не до сна. История, которую сестры рассказали за завтраком и затем повторили за обедом, когда домой вернулась Роза, показалась всем не очень правдоподобной. Всем казалось, что девочки что-то скрывают.

— Скорее всего они просто не договаривают, возможно, не хотят нас беспокоить, — покачала головой Роза. — Я прекрасно знаю Лус и уверена, что с ней все в порядке. Мне кажется, она немного досадует на сестру за что-то, возможно, за то, что пришлось уехать раньше времени.

— Да, Лусита там времени не теряла, — добавила Томаса. — Сегодня ей уже звонили из Акапулько. Приятный мужской голос.

— Скорей бы вернулась Лаура, — вздохнула Роза. — Она мне звонила, говорила, что виделась с девочками, может быть, она что-то знает.

— А вы видели, какая Дульсита стала с этой стрижкой! — заметила Кандида. — Ей бы еще изменить свои манеры да начать одеваться, как подобает сеньорите из приличного общества. Она все-таки Линарес... И нужно помнить...