Но Лаура даже не слушала:

— Нет, нет, я уже опаздываю. Большое спасибо, дон Серхио, мы с вами созвонимся. Лус, деточка, я позвоню вам в гостиницу. — И, повернувшись к Пабло и бросив «Приятно было познакомиться», она поспешно вышла из мастерской.

— Увы, — сказал дон Серхио, присаживаясь на стул напротив Пабло и Лус. — Моя прелестная спутница покинула нас, предпочтя вериги бизнеса живительному глотку чистого искусства. Такова наша жизнь. Но я рад вас видеть, юные друзья, и с удовольствием угощу вас стаканчиком текилы или бананового ликера, чтобы символически отметить наше знакомство.

— Отец, мы спешим... — начал было Пабло, но Лус перебила его:

— Большое спасибо, дон Серхио, я с удовольствием попробую бананового ликера, но только одну рюмочку, потому что я должна возвращаться в гостиницу. Меня там ждет моя сестра. Кстати, она сама изучает живопись, и мне кажется, ей было бы интересно познакомиться с вами.

— Очаровательная сеньорита, мне жалко лишаться вашего общества так скоро после нашего знакомства, но я твердо рассчитываю на то, что это знакомство продолжится. И вы, и ваша сестра будете желанными гостьями в этом храме муз в любое время, когда вы соблаговолите.

И с этими словами дон Серхио отправился готовить напитки.

Час, который Дульсе выделила Антонио, давно прошел, а они все еще ходили по длинным коридорам отеля «Ореаль», поднимались на разные этажи, посетили солярий и кафе на крыше, спускались в прачечную и ателье по мелкому ремонту одежды, затем вышли в сад, чтобы пройти к другому корпусу,

— Давайте посидим, — картинным жестом Дульсе указала на скамейку, спрятавшуюся под цветущим рододендроном.

— С удовольствием, — ответил Антонио.

Дульсе была в ударе. Маска сестры явно шла ей. Когда они сели, Дульсе, делая вид, что разглядывает розы, краем глаза следила за своим новым знакомым. Он смотрел на нее с таким откровенным восхищением, что ей даже стало немного не по себе. Радость и подъем сменились свойственными Дульсе грустью и меланхолией. «Значит, и этот Антонио тоже перекинется на Лус, — печально размышляла Дульсе. — Ведь я ему нравлюсь сейчас, потому что веду себя, как сестра. А когда я снова стану самой собой, он сразу же отвернется от меня. Неужели для того, чтобы понравиться мужчине, мне придется играть кого-то другого? Получается, что я, такая, какая я есть на самом деле, вообще никому не нужна».

От Антонио не укрылось изменение в настроении Дульсе.

— Что с вами? — с тревогой в голосе спрашивал он. — Что-то случилось?

— Нет, — слабо улыбнулась ему Дульсе. — Просто... просто час, который я выделила вам, уже прошел. — Она помолчала. — И нам пора проститься.

— Но... — Антонио не находил слов. Дульсе решительно поднялась со скамейки.

— До свидания, — сказала она серьезно, даже как-то торжественно. — Большое спасибо за то, что составили мне компанию.

— Да что вы... — пробормотал ошарашенный Антонио. — Это вам спасибо... за интересную и необычную экскурсию.

— Экскурсия окончена, — ответила Дульсе. — До свидания. Еще раз спасибо.

— Но позвольте мне хоть проводить вас! — воскликнул Антонио.

— Хорошо, — согласилась Дульсе, которой на самом деле тоже совсем не хотелось расставаться с этим, таким милым молодым человеком.

Когда они поднялись на шестой этаж, Дульсе показалось, что в конце коридора на черную лестницу метнулась какая-то тень. Девушка вздрогнула, забытые было страхи вернулись.

— Вот мы и пришли, — сказала Дульсе, подойдя к своей двери. — До свидания, Антонио.

— Я бы с удовольствием составил вам компанию и дальше, — взмолился тот. — Скажите, что вы собираетесь делать сегодня вечером? — Он осекся. — Извините, это, конечно, очень нескромный вопрос. Пожалуйста, не отвечайте, я задал его, не подумав.

— Нет, почему же, — улыбнулась Дульсе. — Я посижу, порисую немного. Настоящим художником может стать только тот, кто ежедневно берет в руки карандаш или краски, так говорит мой преподаватель дон Клементе.

— Так вы художница! — ахнул Антонио. — Что же вы раньше не сказали?

— Но вы же не спрашивали, — улыбнулась Дульсе.

— Покажите, пожалуйста, что-нибудь из своих работ, — попросил Антонио. — Мне очень хочется посмотреть.

Дульсе нахмурилась:

— К сожалению, это невозможно. Почти все мои лучшие наброски остались в мольберте, а его... я потеряла.

— Потеряли мольберт? — удивился Антонио.

— Да, так получилось... — туманно ответила Дульсе. Она отвернулась от Антонио, чтобы скрыть растерянное выражение — она не хотела ничего объяснять о том, при каких обстоятельствах пропал мольберт. И вновь ей показалось, что в конце коридора, там, где проходила черная лестница, мелькнула какая-то тень. Дульсе стало не по себе.

— Ну раз вы так настаиваете, Антонио, — быстро проговорила она, — продолжим нашу экскурсию. Давайте сделаем последнюю вылазку. Спустимся вниз по запасной лестнице.

— Отличная идея! — Антонио обрадовался возможности еще некоторое время побыть вместе с Дульсе. — Эту достопримечательность мы с вами упустили.

Со все возрастающей тревогой, которую она старалась по возможности скрыть, Дульсе пошла по коридору туда, где проходил черный ход, которым пользовался обычно только обслуживающий персонал. Под лестницей они с Антонио увидели большой контейнер для сухого мусора, но больше на лестнице ничего не было. Однако Дульсе показалось, что где-то совсем рядом внизу, возможно, двумя пролетами ниже, раздался какой-то слабый звук... нет, не шаги, а скорее будто кто-то захрустел суставами пальцев.

Дульсе обернулась к Антонио и молча подняла вверх палец, призывая к молчанию. Они замерли. Внезапно звук снизу повторился. Дульсе замерла от ужаса, а затем бросилась вниз по лестнице. Немедленно парой пролетов ниже тоже раздался торопливый топот. Дульсе остановилась, тяжело дыша.

— Лус Мария, я готов поверить, что вы не художница а частный детектив, — сказал Антонио, который также остановился и теперь в изумлении смотрел на девушку.

— Нет, просто мне показалось, что внизу кто-то был — ответила Дульсе. 

— Мне тоже так показалось, но что из этого? — пожал плечами Антонио. — Это могла быть горничная, какой-нибудь монтер, официант, да мало ли кто.

— Вы совершенно правы, — сухо ответила Дульсе. — Что ж, продолжим наш спуск.

Шеф Манкони молча разглаживал на столе смятые листки, вырванные из блокнота. Чучо подал ему мятую салфетку:

— Вот тут еще кое-что, Шеф.

Манкони бросил взгляд на портреты, набросанные несколькими штрихами шариковой ручкой.

— А ведь похоже, вот чертовка! — проворчал он.

— Мы нашли ее, Шеф, — сказал Чучо, — Отель «Ореаль», номер шестьсот пятьдесят три. Кстати, это оказалось не так-то просто, она изменила внешность. Подстриглась. На улице я бы ее ни за что не узнал. Что будем с ней делать, Шеф? Если идти на мокрое дело, то пусть этим занимается Кике. Я свою часть выполнил.

Манкони задумался. Он был расчетливым и аккуратным человеком и сам по себе не получал никакого удовольствия от убийства, но тут, по-видимому, другого пути не было. Девчонка прекрасно запомнила лица обоих, более того, она может не просто опознать их, но и нарисовать. Просто клад для полиции. Хотя ведь можно было пойти и другим путем — убрать самих Чучо и Кике, и тогда ниточки, ведущие к нему, Шефу Манкони, все равно обрывались. Нужно было что-то решать, и решать быстро.

— Кстати, шеф, — услышал он снова вкрадчивый голос Чучо, — на тот случай, если с нами, я имею в виду себя и Кике, что-нибудь случится, я тут принял кое-какие меры.

— Что еще? — недовольно спросил Манкони.

— Ну, вдруг мы внезапно исчезнем, — тихо продолжал Чучо, — так ведь иногда бывает с людьми...

— Мы не хотим кормить собой рыб! — выпалил Кике.

— Что это значит! — взревел Шеф, ударяя кулаком по столу, где лежали наброски Дульсе. — Вы что, угрожаете мне?

— Да что вы, Шеф, — поспешно сказал Чучо, видя, что Кике открыл рот и собирается что-то ответить. — У нас и в мыслях этого не было. Просто я тут написал письмецо на имя комиссара Гарбансы, вы, наверно, слышали про такого. Я его, правду сказать, и не думаю посылать, что вы! Так, черкнул на всякий случай и отдал одному своему приятелю, не буду называть его по имени. Так вот, если со мной или, скажем, с Кике что-нибудь случится, он бросит это письмецо в почтовый ящик. Это я просто так говорю, Шеф, чтобы вы знали.

Шеф Манкони заскрежетал зубами, но ничего не сказал. Он с ненавистью посмотрел на щуплую фигуру Чучо. Кто бы мог подумать, что этот пьяница, мелкий воришка окажется таким пронырой. Впрочем, Манкони не мог не отдать ему должного — девчонку-художницу тот нашел, и нашел виртуозно. Пожалуй, действительно, жаль терять такой кадр.

— Ладно, — примирительно сказал он, — с этим вы справились. Остается только одно — сфотографировать ее. Мало ли, как пойдут дела. Допускаю, что она вообще перестанет выходить на улицу, как сегодня. Наложила в штаны, ясное дело. — Шеф Манкони усмехнулся. — Это хороший знак. Значит, припугнуть ее будет не так уж трудно. Хотя, — он забарабанил пальцами по столу, — конечно, может быть, этого будет и недостаточно. Лучше бы она замолчала навеки. Не будь она еще художницей... А так... не знаю...

— Чего тут не знать-то! — проворчал Кике. — Она же может заложить нас со всеми потрохами. Надо убирать, Шеф, вот мое слово.

Манкони поднял голову и посмотрел на Кике:

— Отлично, малыш, ты этим и займешься. — Он повернулся к Чучо: — И все-таки надо ее сфотографировать. Птичка может и улизнуть от нас, а тогда ее ищи-свищи. Надо учитывать все возможности. Кстати, Чучо, ты случайно не выяснил, откуда она приехала, сколько ей лет, как зовут.

— Нет, Шеф, — ответил Чучо. — Хотя думаю, что она из Мехико. Лет восемнадцать—двадцать. Имя она называла, Лусия как будто, но тут я не уверен. Я стоял довольно далеко и слышал неважно.