— Дульсита, посмотри, пожалуйста, волосы нормально лежат? — спросила она сестру.

— Совершенно нормально, — ответила Дульсе. Она хорошо знала Лус и давно привыкла отвечать ей на подобные вопросы, но все же до конца не могла понять, как же можно так долго рассматривать собственное отражение. Тут сказывалось разное воспитание, которое они получили в детстве: если Лус все время находилась в обществе красивых элегантных женщин — подруг своей матери, блистательной Розы Дюбуа, которые тщательно следили за собой, то Дульсе видела в основном тетю Кандиду подходившую к зеркалу не чаще раза в месяц, да и то на минутку. А то, что заложено в детстве, остается в нас на всю жизнь. — Ты, как всегда, неотразима, — чуть иронично сказала Дульсе. — Все упадут в обморок. Особенно Пабло.

Лус довольно хмыкнула:

— Ну, в этом-то я не сомневаюсь.

Тень пробежала по лицу Дульсе.

— Желаю приятно провести время, — сказала она. Лус почувствовала в этих словах грустную ноту и повернулась к сестре:

— Дульсита, милая, если хочешь, давай пойдем вместе. Пабло обещал показать старое Акапулько — дома в колониальном стиле, здесь еще сохранилось несколько совершенно уникальных построек. Я думаю, тебе это будет очень интересно.

В другое время Дульсе согласилась бы с радостью. Она обожала старинные здания, руины, все, что дышало историей. И даже перешептывания Пабло и Лус не очень бы испортили ей настроение, ведь на самом деле она вовсе не ревновала этого Пабло к сестре — он ей совсем не нравился, правильнее было бы сказать, что она ревновала к Лус всех мужчин вообще, но никого в частности.

Но сегодня идея выйти из отеля да еще ходить по каким-то узким улочкам старого города могла внушить Дульсе только ужас. Даже если, как убеждала ее сестра, теперь никто ее не сможет узнать — с новой прической, в платье и модных туфлях, — все равно Дульсе понимала, что никакого удовольствия от прогулки не получит, если за каждым домом в колониальном стиле ей будет мерещиться щуплая фигура Чучо или длинные черные волосы Кике.

— Нет, Лус, я лучше посижу здесь, — вздохнула Дульсе. — Спущусь вниз в кафе, посмотрю телевизор, порисую.

Идите лучше одни.

— Неужели ты все еще боишься? — с жалостью улыбнулась сестра. — Вот уж не думала, что ты такая трусиха. - засмеялась она.

Называя Дульсе трусихой, Лус, разумеется, хотела ее просто ободрить. Если бы ее саму кто-то обвинил в трусости, она бы, наверно, вылезла вон из кожи, чтобы доказать обратное. Лус во всем хотела быть первой. Но Дульсе была совсем иной и не старалась пускать пыль в глаза, выдавая желаемое за действительное.

— Я и сама не думала, что так будет, — невесело усмехнулась она. — Но сейчас от одной мысли, что на улице меня могут увидеть эти, прямо поджилки трясутся. Так что иди лучше одна. Вряд ли вы будете без меня скучать.

— Я-то о тебе беспокоюсь, — пожала плечами Лус. — Как бы тебе скучно не было.

— Не беспокойся, не будет, — ответила Дульсе и взялась за книгу.

Однако она только делала вид, что углубилась в чтение. На самом деле Дульсе смотрела, как Лус собирается, напевая вполголоса что-то из оперетт Кальмана и наводя последние штрихи. Когда дверь за сестрой закрылась, Дульсе отбросила книгу и задумалась. Делать ничего не хотелось. Можно, конечно, взять карандаш и начать делать наброски — с раннего детства для Дульсе рисование было своеобразной палочкой-выручалочкой, взяв в руки карандаш или фломастер, она забывала и обиды, и огорчения.

К сожалению, большая коробка с пастелью, которую она недавно купила, осталась на берегу, так же как и хорошая бумага для рисования. Ничего, листки из блокнота и шариковая ручка тоже на что-нибудь сгодятся. Дон Клементе, преподаватель Дульсе в Академии, всегда любил повторять, что настоящим художником может стать только тот, кто в автобусе делает наброски на полях газеты, а в кафе на салфетке.

Дульсе взяла листок, и скоро на нем появилось море, скалы, вот из-за скалы появляется темный нос лодки...

В этот момент в дверь постучали.

— Кто там? — спросила Дульсе.

— Горничная, сеньорита, — ответил решительный женский голос. — Разрешите у вас убрать?

Дульсе осмотрела аккуратно прибранную комнату.

— Стоит ли? — нерешительно спросила она.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась девушка чуть постарше Дульсе с тряпкой и ведерком в руках. Она вошла в комнату и деловито огляделась.

— Сколько пыли! — воскликнула она. — Просто ужас!

— Мне это совершенно не мешает, — пыталась сопротивляться Дульсе, но почти сразу же потерпела поражение. Перечить деловитой горничной было все равно, что стараться убедить тетю Кандиду пойти на выставку современной живописи.

— Вы только посмотрите, какая грязь! — восклицала горничная с таким видом, как будто посреди номера, который занимали сестры, были разлиты помои. — Какие-то грязные бумаги. — Горничная красноречивым жестом указала на наброски, которые только что делала Дульсе. — Я просто обязана здесь убрать, так ведь, дорогая сеньорита? Это моя обязанность? Или вы хотите, чтобы меня уволили?

Дульсе этого совершенно не хотелось.

— Да-да, конечно, убирайте, — малодушно согласилась она, решив, что это будет проще, чем убеждать горничную оставить номер в покое. — А я, пожалуй, спущусь в кафе.

С облегчением закрыв за собой дверь, Дульсе двинулась по коридору, медленно ступая по пушистому толстому ковру.

Она спустилась вниз и зашла в полутемный кафетерий, где громко играла музыка, а за столиками сидело несколько пар — женщины с обнаженными плечами и ослепительными улыбками, мужчины в белых костюмах, оттенявших их бронзовый загар. «Как в кино», — подумала Дульсе.

«Ореаль», где остановились сестры Линарес, был хотя и не самым шикарным в Акапулько, но добротным четырехзвездочным отелем — здесь было предусмотрено если не все, то многое: несколько баров и кафе на разных этажах шикарный ресторан с кабаре, различные службы, которые могли понадобиться отдыхающим - от ателье до видеотеки.

В гордом одиночестве Дульсе выпила чашечку кофе с миндальным пирожным, затем, решив, что ее утреннее потрясение все оправдывает, заказала пятьдесят граммов коньяка и решила едва ли не в первый раз закурить на людях.

— У вас не занято? — услышала она приятный мужской голос.

— Нет, — покачала головой Дульсе и затушила сигарету, почувствовав, что на нее вот-вот нападет безудержный кашель.

— Мы с вами уже где-то виделись, — продолжал голос.

Дульсе подняла голову. Ей улыбался приятный молодой человек в тонкой льняной рубашке, очень простой, но очень дорогой.

— Правда? — слабо улыбнулась Дульсе. — Я что-то не помню. Но вы все равно можете сесть.

— Ну как же, — продолжал молодой человек. — Где-то с час назад я видел вас в городе недалеко от пристани. Вы были не одна, а я, не зная, как заговорить с вами, спросил, не знаете ли вы, где занимаются виндсерфингом.

— И что я вам ответила? — понуро спросила Дульсе. Молодой человек весело рассмеялся, как будто Дульсе сказала что-то очень остроумное.

— Вы мне ослепительно улыбнулись, так что от вашей улыбки мое сердце просто растаяло, и ответили, что понятия об этом не имеете, но сами давно мечтали оседлать морскую волну, как коня.

«Ну, Лусита! Браво!» — засмеялась Дульсе и, повернувшись к молодому человеку, вслух сказала:

— По крайней мере, я не ввела вас в заблуждение и не указала неверного направления.

— А где же ваш спутник? — с интересом спросил молодой человек, окидывая взглядом кафе.

— Его здесь нет, — ответила Дульсе, которую начала развлекать эта ситуация.

— Вы поссорились?

— Ничего подобного. Просто... — Дульсе уже хотела было признаться, что ее собеседник разговаривал не с ней, а с ее сестрой, но вовремя удержалась. «Раз уж я подстрижена и одета, как Лус, что если я буду и вести себя так же, как она? — решила Дульсе. — Интересно, что из этого получится?» — Просто он показывал мне город, я выделила ему два часа, а теперь они закончились. Как говорит моя тетя Кандида, «хорошенького понемножку».

Молодой человек весело расхохотался. Похоже, он был готов с восторгом воспринимать все, что приходило Дульсе в голову. «Как, оказывается, это просто, — подумала она. — Главное — говорить уверенно и с умным видом».

Если бы Дульсе была самой собой, ей, возможно, стало бы неловко вести такую пустопорожнюю беседу с малознакомым человеком, но в том-то и дело, что сейчас она была как бы в маске Луситы и говорила от ее лица. Это был веселый маскарад, а на маскараде все дозволено.

— Раз вы так любите все рассчитывать по минутам, может быть, вы сможете выделить час и для меня? — поинтересовался молодой человек.

Дульсе задумалась.

— Ну... — сказала она, собираясь, разумеется, отказать. Возможно, дело было в выпитом коньяке, а может быть, Дульсе угнетала перспектива вернуться в номер и тупо сидеть там одной в ожидании, когда же вернется Лус, но, как бы там ни было, Дульсе неожиданно для себя сказала: — Пожалуй, могу.

Молодой человек так явно обрадовался, что Дульсе даже удивилась. «Неужели капля притворства — это все, что им нужно!» Ей вдруг стало весело, и страхи отошли. На время она забыла, как скрипел на тропинке песок под ногами Кике, когда он проходил мимо всего в нескольких шагах от нее с твердым намерением — убить.

— Давайте познакомимся, — предложил молодой человек и представился: - Антонио Суарес, студент-экономист, учусь в университете Монтеррея.

— Лус Мария Линарес, — гордо сказала Дульсе и подала Антонио руку: — Будем знакомы.

— Давайте прогуляемся, - предложил молодой человек. — Жара, наверно, уже спала. Если хотите, мы можем побродить вдоль моря. Там в конце пляжа очень живописные места. Скалы, утесы. У вас никогда не возникает желания уйти от этих нарядных толп, одиноко бродить по морскому берегу наедине с природой?