Малена обрадовалась.

— Непременно схожу!

И еще Леопольдина сочла разумным, не посоветовавшись с Дульсиной, дать Малене совет:

— А Розу пока оставь в покое… Пусть увязнет посильней…

Что касается Лулу, то найти ее не составило большого труда. Ее недавно умершим родителям Дульсина, которая была с ними дружна, звонила чуть ли не через день и частенько, когда номер был занят, просила дозваниваться Леопольдину — она помнила этот телефон до сих пор.

К телефону подошла Лулу.

— Сеньорита Лулу, говорит Леопольдина. Вам привет от сеньоры Дульсины Линарес.

— Леопольдина! Я узнала о случившемся с опозданием. Не решилась расспрашивать об этом Кандиду, Рикардо и Рохелио… Представляю, какое это для них потрясение! Не могла бы ты рассказать, как все было на самом деле? — спросила любопытная Лулу.

— Конечно.

— Тогда почему бы тебе не приехать ко мне?

— С удовольствием! Тем более что у меня к вам поручение от сеньоры…

Лулу встретила ее с постным выражением лица.

Леопольдина рассказала ей о трагическом положении Дульсины и, вздохнув, добавила, что во всех бедах виновата только «Дикарка», из-за нее-то в семье Линаресов и произошел разлад. Разве Лулу не помнит, что учинила эта Роза Гарсиа, набросившись на нее с кулаками?

При упоминании Розы глаза Лулу сузились, а высокий бюст поднялся еще выше и тяжело «задышал».

— Эта тварь недостойна жить на свете! — выкрикнула Лулу. — Ненавижу ее!

— Мы все ее ненавидим, а она, несмотря на это, стала хозяйкой дома. Бедный сеньор Рикардо… На нем лица нет. Хоть бы кто-нибудь пожалел его…

— Ты хочешь сказать, что он не рад?

— Да он бы от нее на Амазонку сбежал! Но ведь добрая душа… Надумал донью Дульсину на поруки взять. Как она будет жить в этом доме вместе с «Дикаркой», ума не приложу…

Лулу обещала проведать «несчастную» в тюрьме, а Леопольдина попросила ее не забывать о сеньоре Рикардо, которому сейчас как никогда трудно…

Репортаж о женской тюрьме, опубликованный в журнале «Макрополис», в котором был помещен снимок «неизвестной» в маске, чье лицо, по свидетельству репортера, было обезображено кислотой, вызвал поток писем с вопросами, кто прячется под маской?

Дирекцию тюрьмы с утра до вечера атаковали журналисты и представители Общества защиты прав человека.

Не жесток ли приговор? Справедливо или нет упекли несчастную женщину за решетку?

В преддверии муниципальных выборов эти и другие вопросы, подогревавшие ажиотаж избирателей, не очень-то устраивали директора тюрьмы, который метил в мэры.

Вот почему появление адвоката Валенсии с деликатным вопросом о том, нельзя ли было бы отпустить заключенную Дульсину Линарес на поруки по просьбе ее брата, было воспринято с явным сочувствием. Деликатное положение обезображенной женщины и достаточно уважаемое имя Рикардо Линареса склонили чашу весов (не правосудия, а гуманности) в пользу ходатайствующей стороны. Адвокату Альберто Валенсии дали понять, что осужденная за убийство из ревности Дульсина Линарес может рассчитывать на досрочное освобождение под залог с подпиской о невыезде.

Когда Сорайда в присутствии бедняги Эрнесто позвонила Розе, ее не оказалось дома, и она попросила матушку Томасу передать, чтобы Роза связалась с ней.

Роза позвонила ей к вечеру.

— Сорайда, ты звонила?

— Звонила! — почти крикнула она, прикрывая трубку рукой, так как в таверне стоял обычный одиннадцатичасовой гвалт.

— У тебя как всегда шумно?

— Как всегда, чтоб им захлебнуться! — весело ответила Сорайда. — Я вот по какому поводу звонила… Эрнесто прохода мне не дает, умолял сегодня позвонить тебе и зазвать тебя в «Твой реванш».

— Боже! Опять он за свое! Почему же он сам мне не позвонит?

— Говорит, хочу говорить с глазу на глаз… Я думаю, тебе следовало бы приехать и сделать ему внушение. А то он, чего доброго, поставит тебя в неудобное положение перед Рикардо.

— Положим, прежде всего он поставит в неудобное положение себя.

— Похоже, он услаждает себя терзаниями.

— Ладно, скажи ему, завтра я загляну на полчасика. После визита к дону Анхелю.

Дон Анхель с энтузиазмом принялся за переоборудование подсобного помещения под магазин декоративных растений.

Они долго спорили по поводу названия магазина, пока дона Анхеля не осенило.

— Почему бы не назвать твой магазин «Дикая Роза»? — спросил он с улыбкой. — Разве дикая роза — не такое же декоративное растение?

Роза поняла его иронию и, придя в неописуемый восторг, воскликнула:

— Конечно! Меня зовут «Дикаркой»! И я Роза! Дон Анхель, вы гений! — крикнула она, обняв смущенного дона Анхеля и поцеловала его в щеку.

За этим действием и застала ее Малена, которая осмотрительно нацепила на непроизвольную гримасу дежурную улыбочку.

— Ах, Роза! Рада тебя видеть! — И, не утерпев, съязвила: — У дона Анхеля день рождения? Можно, и я его поцелую?

— Малена! — строго сказал дон Анхель. — У тебя ко мне какое-нибудь дело?

— Там Америка с Азией спорят, чья завтра очередь быть Микки-Маусом?

Для непосвященных могло бы показаться, что Малена сошла с ума, однако так уж судьбе было угодно, чтобы двум продавщицам магазина матери при рождении дали «материковые» имена: одной из соображений патриотических, а другой — в силу того что она родилась раскосой.

Речь шла о том, кому из этих двух продавщиц (в прошлом — подруги Розы, которая работала в этом магазине) зазывать детей с родителями в костюме Микки-Мауса в магазин.

— Малена, реши сама! — сказал дон Анхель. — А вот скажи-ка, нравится ли тебе название для будущего магазина «Дикая Роза»?

— Отличное название! — с наигранным энтузиазмом воскликнула Малена, выходя из кабинета со злорадной мыслью рассказать Дульсине о том, как «эта-будь-она-паскуда-трижды…» целуется с хозяином.

— Думаю, и Рикардо понравится, — радостно сказала Роза. — Он любит меня дразнить «Дикаркой».

— Ты давно уже не «Дикарка», — нежно сказал дон Анхель, с обожанием глядя на Розу. — Сегодня кто скажет, что еще два года назад ты продавала на перекрестках жвачку!

— Знаете, дон Анхель, а неплохое это было время. Хоть и трудно бывало, и голодно, зато я была свободной, как птица…

— Разве ты сейчас не свободна? — осторожно спросил дон Анхель.

— Как вам сказать… Конечно, свободна. Только на этом условии мы и сошлись с Рикардо. И все-таки я в этом доме девушка со стороны. Меня окружают красивые картины, старая мебель, в которой сидели предки Линаресов. И я себя все еще чувствую в этом доме гостьей…

— Роза, но ты тоже не из бедной семьи. Паулетта принадлежит к известному роду Монтеро…

— Нет, дон Анхель, каждый принадлежит своей судьбе. Я при всей моей любви к маме Паулетте, при всем моем уважении к ней принадлежу улицам «затерянного города», матушке Томасе, своему попугаю Креспину…

— Но ты изменилась, — сказал дон Анхель. — Ты не замечаешь этого, а я вижу. Изменилась твоя речь, твои манеры и твое отношение к некоторым вещам.

— Правда? Вот не думала…

— И знаешь, тебе идет это! Ты… стала еще красивее и привлекательней.

— Что вы, дон Анхель, — зарделась Роза. — Я не люблю себя…

Она подошла к большому зеркалу и состроила сама себе гримасу.

— Не волосы, а патлы! — засмеялась она, разлохматив прическу. — И куда они только растут!

— Не волосы, а каштановое золото, — тихо поправил ее дон Анхель.

— Нос противный, курносый!..

— Неверно! Носик правильной формы, на заглядение!..

— А груди, простите меня, как у базарной торговки!

— Роза, прекрати! Ты, верно, меня уже и за мужчину не считаешь!

Роза звонко расхохоталась.

— Считаю! И с удовольствием сосватала бы вас!

— А знаешь, я не против. Наверно, у тебя на примете… матушка Томаса?

— Нет, она за вас не пойдет, — залилась смехом Роза. — Ей Пеле нравится!.. А вот Сорайду я бы за вас выдала. К слову сказать, мне как раз надо ее навестить. Почему бы нам не заглянуть к ней вместе?

— Где ты договорилась с ней встретиться?

— В ее таверне «Твой реванш».

— Мой? — пошутил дон Анхель.

Роза засмеялась, не решаясь ответить на «ты». Но поборола робость.

— Твой, дон Анхель, твой.

— Не дон Анхель, а просто Анхель.

— Хорошо… Анхель…

— Наконец-то мы с тобой на «ты»! Давай-ка по этому случаю выпьем по-немецки на брудершафт!

Дон Анхель подошел к небольшому бару, открыл его и, нацедив немного текилы в два бокала, разрезал пополам десертным ножичком маленький лимон. Как заправские выпивохи, они насыпали в ямочку над большим пальцем правой руки по щепотки соли, взяли указательным и большим пальцем этой же руки по половинке горького «лимонсильо», а другой рукой — бокалы и приготовились совершить традиционный мексиканский обряд в немецком варианте, для чего свели крестом руки с бокалами.

— За твое здоровье, Роза! — воскликнул дон Анхель.

Он слизнул соль, опрокинул текилу в рот и смачно присосался к лимону.

— За твое здоровье, Анхель! — ответила Роза и, выпив, запричитала: — Девонька Гваделупе, прости меня, пьяницу!

После чего, согласно ритуалу и «бесу в ребро», дон Анхель в первый раз поцеловал «Дикарку».

Яркая вспышка ослепила их.

В дверях стояла Малена с фотоаппаратом, которая, подобострастно ухмыляясь, спросила, невинно моргая:

— Пьете за успех совместного предприятия? Это будет исторический снимок!

— Малена, смотрите не сглазьте! — смущенно сказал дон Анхель, облизывая губы…

Сорайда, увидев в дверях Розу и дона Анхеля, направилась к ним и провела их к уютному столику, который всегда пустовал в ожидании бесстыжего красавчика Куколки или близких друзей Сорайды. Она извинилась и вернулась к стойке бара.