Обернувшись на звук голоса, Розалинда увидела отца, стоявшего в нескольких шагах от нее. Если бы он не выглядел таким одиноким и печальным, она немедленно высказала бы ему все, что думает по этому поводу. Что ни говори, а это он допустил, чтобы их дом дошел до такого упадка! Но сейчас она не в силах была его упрекать — ведь он, очевидно, сам уже почувствовал, к чему привело такое попустительство.

— Сад можно возродить, — сказала она, хотя ее голосу явно не хватало воодушевления.

— Неужели можно? — удивился он и медленно приблизился к ней. — Иногда мне кажется, что это недостижимо.

Розалинда снова ощутила всю меру отцовского одиночества и поняла скрытый смысл его слов. И тут же ее природные наклонности утешительницы одержали верх над всеми прочими побуждениями.

— Здесь можно навести порядок, я уверена. — Она заколебалась. — Но мне нужна ваша помощь.

Он взглянул на нее, и теперь ей было видно, как он старается согнать со своего лица самый след печали.

— Я не садовник, — грубовато отрезал он.

— Да, конечно. Но зато я неплохая садовница. Вам только нужно дать мне в помощь работника, чтобы я могла использовать его по своему усмотрению. Или двух.

Отец долго присматривался к ней, прежде чем ответить.

— Ты здесь два дня. Я дал тебе ключи. Теперь ты хочешь получить двух моих слуг, чтобы заново устроить сад.

— Я привезла двоих с собой. И я сама могу работать, — возразила она. Его ворчливый тон ничуть ее не обеспокоил. Она подошла к нему вплотную и остановилась перед ним:

— Вы будете довольны результатами, вот увидите.

— Очень может быть, — согласился он.

И ушел.

Розалинда смотрела ему вслед, и сердце у нее полнилось любовью и печалью. Конечно же, она имела в виду нечто несравненно большее, чем возрожденный сад. Но ей и в голову не пришло усомниться, что и отец это понимал.


Вечером, после того как закончился угнетающе тяжелый ужин, состоявший из мяса жилистого кабана, пересоленной рыбы и овсяной каши, Розалинда еще долго обдумывала дальнейшие планы. В уединении своей комнаты, при свете единственной мерцающей свечи, она задумчиво расчесывала волосы и размышляла, как действовать дальше. Пусть Клив начнет работать в саду вместе с кем-нибудь, кого она утром сможет послать ему в помощь. Сейчас весна, и потому нельзя упускать время. Седрику надо отдать строжайшие распоряжения касательно кухни, пивного погреба и кладовых: там нужно навести чистоту, а затем устроить все более удобно. Бельевыми хранилищами и лекарской кладовой она займется сама.

А в парадной зале… она заставит невоспитанных мальчишек собрать с пола и выкинуть всю старую тростниковую труху, отскоблить каменные полы песком и золой, помыть их, а потом присыпать свеженарезанным тростником. А когда они с этим управятся, она пошлет их чистить факельные подставки и канделябры.

Конечно, придется самой проверять, как идут все эти работы.

Кто, кроме нее, сумеет проследить, чтобы каждое дело было исполнено на совесть? Если она станет трудиться с утра до ночи, то добьется своего! Позднее она позаботится о том, чтобы не дремали пряхи и швеи, чтобы во всех комнатах было чисто и чтобы везде хватало свечей… Но сейчас нужно ограничиться самым необходимым.

Едва занялось утро, она разбудила Седрика, который спал сладким сном у себя в комнате, неподалеку от спальни лорда. Розалинда была уже одета в простое серое платье; волосы она упрятала под льняной платок. Ключи весело позвякивали у нее на поясе.

— Доброе утро, Седрик. Надеюсь, ты хорошо выспался, потому что сегодня мы приступаем к долгам трудам.

— Ми… миледи? — засуетился он, еще не вполне придя в себя спросонья.

— Пожалуйста, собери побольше слуг в парадной зале. Пять-шесть этих неповоротливых мальчишек и двух женщин. Прикажи повару, чтобы прислал хотя бы двух своих помощников. Они ему не понадобятся, потому что мы будем питаться вяленой рыбой, хлебом и сыром, пока работа не будет выполнена до конца. Да, и еще мне нужен Клив и… кто-нибудь еще, кого ты сможешь найти. — Она одарила его довольной улыбкой. — И поторопись, Седрик. Пока мы с тобой беседуем, время утекает безвозвратно.

Некоторое время он стоял уставившись на нее, словно не совсем понял сказанное. Потом кивнул и чуть заметно улыбнулся:

— Слушаюсь, миледи. Я сейчас же этим займусь. — Он взял сапоги и начал натягивать их на ноги; его улыбка стала еще шире. — Как видно, скоро в замке начнутся кой-какие перемены.

— Очень на это надеюсь, — отликнулась она. Другие оказались куда менее сговорчивыми, чем Седрик, но Розалинду это не обескуражило. Старые привычки трудно ломать, но она твердо вознамерилась искоренить безобразные порядки и нравы, которые царили среди слуг в Стенвуде, — искоренить раз и навсегда. Служанок она послала чистить кухню — снизу доверху, от пола до потолка — и все, что находится в ней. Два помощника повара были отправлены освобождать кладовые. Особенного страху нагнала она на пятерых неуклюжих мальцов, которых грозно предупредила:

— На полу не должно остаться ни единой крошки, ни одной кости, ни одной капли застывшего жира. Делайте что хотите — скребите, обметайте, протирайте, смывайте, но пол должен быть чистым!

Покидая парадную залу, она не пожелала обратить внимание на их недовольный ропот. Скоро они будут знать свое место, обещала она себе, и накрепко усвоят, что приказания леди столь же непререкаемы, как и приказания лорда.

Но самые громкие протесты ей пришлось выслушать от Клива.

— Сад?.. Вот это и есть сад? — переспросил он недоверчиво, увидев дикие заросли на месте сада целебных трав.

Он проводил взглядом одну из собак, которая сначала облаяла их, а затем скрылась в высокой траве. С самым несчастным видом паж повернулся к хозяйке:

— Лучше оставить эту чащу собакам, а сад разбить где-нибудь в другом месте, леди Розалинда.

— Я так не считаю, — твердо возразила она. — Прежде всего отыщи под травой старые каменные дорожки и постарайся их расчистить. Потом мы разберемся, какие кусты убрать, а какие оставить.

— С этим и за год не управиться! — воскликнул он, поняв, что она не отступится от своего замысла.

— У тебя в распоряжении две недели. — При виде его ошеломленного лица она немного смягчилась:

— Седрик пришлет кого-нибудь тебе в помощь.

— Пусть пришлет того, у кого силы, как у быка, — пробурчал Клив, присматриваясь к многочисленным крепким деревцам, которые без приглашения пустили здесь корни.

При этом ворчливом пожелании Клива перед глазами Розалинды немедленно возник образ Черного Меча — вот уж кто и впрямь силен как бык. Но она тут же отогнала это видение и сосредоточилась на своих злободневных делах. Когда она оставила Клива, он задумчиво почесывал голову и что-то бормотал себе под нос.

Розалинде стоило большого труда держаться подальше от немногочисленной артели ее работников в течение всего утра. Следовало приучить их к мысли, что и без ее постоянного присмотра они должны трудиться, как приказано: она сумеет с них спросить. До самого обеда она разбиралась с содержимым лекарской кладовой и наводила там чистоту. Трапеза проходила в необычном молчании, а лица работников, принимавших в ней участие, были довольно унылыми и грязными. Отец с любопытством покосился на Розалинду, когда ему подали незамысловатую еду. Однако он не стал возражать против такого нововведения и только приналег на скромные яства с видом полнейшего удовлетворения, чем снискал самую горячую благодарность Розалинды. Ведь если он столь явно поддержал ее непопулярные методы, никто не посмеет на них жаловаться.

Перед тем как покинуть парадную залу и приступить к дальнейшим делам, она дала новые и более внятные распоряжения небольшому отряду юных исполнителей ее воли, которые, по-видимому, уже отчасти смирились со своей участью и несколько притихли.

На кухне повар встретил ее мрачным и весьма красноречивым взглядом. Но Розалинда не позволила себе отвлекаться и обратилась к двум служанкам, которые вовсю соскребали многолетние слои жирной грязи с дубовых балок над столами.

— Все, что соскребете, не выбрасывайте, а складывайте в лохань, Эдит, — приказала она старшей из женщин. — Я начинаю устраивать сад, и все кухонные отходы теперь нужно будет относить туда.

— Хорошо, миледи, — кивнула служанка. — Просто сказать стыдно, как много тут всего наросло. — В подтверждение своих слов она сняла с ножа огромный коричневый ком. — Подумать только: все это с потолка в еду сыпалось.

Розалинда присмотрелась к ней и к ее напарнице по имени Мод, которая была помоложе и потолще.

— Кто-нибудь из вас умеет готовить? — спросила вдруг Розалинда.

Первой откликнулась Мод:

— У меня это получается. Особенно похлебки и пареные овощи. — Она взглянула на Эдит, словно обдумывая, стоит ли выкладывать еще какие-нибудь подробности. — А Эдит умеет делать грушевый пирог.

— Грушевый пирог? — Розалинда остолбенело уставилась на Эдит. Она уже обдумывала, какие возможности сулит ей это неожиданное открытие, но служанки превратно истолковали выражение ее взгляда.

Эдит побледнела от страха:

— Пожалуйста, не гневайтесь на меня, миледи. Я брала только те груши, которые падали на землю и уже сильно подгнили. А мука… муку я тоже брала прогорклую. Я не воровка, миледи, не воровка, я правду говорю!

— Ох, зря ты так испугалась, — поспешила Розалинда успокоить женщину. — Я только подумала… Видите ли… — Она оглянулась по сторонам — нет ли поблизости повара. — Я собираюсь здесь многое изменить…


Когда Розалинда заглянула в кладовые и в пивной погреб, работа там явно спорилась под бдительным оком Седрика. Он не позволял слугам прохлаждаться, и, как показалось Розалинде, она впервые видела его столь воодушевленным. Однако при ее появлении оживление сенешаля быстро уступило место обычной для него почтительно-степенной повадке.