— А если бы были — он бы согласился? А ты сама?

Слова, которые так и рвались у нее из сердца, застряли в горле, когда она услышала этот странный вопрос. Никому и в голову не пришло бы, что знатная дама может стать женой простолюдина. Это было просто неслыханно. Однако в долгие мгновения, когда они смотрели друг другу в глаза, она — в который уже раз — подумала о том, как не похож он на человека из простонародья. Его осанка была столь благородной, его гордость — столь очевидной. Она задумчиво нахмурилась. Слабая надежда волной поднималась в душе.

— Кто ты? — вырвалось у нее. Она всматривалась в него так, словно видела впервые. — Кто ты и как случилось, что ты оказался на эшафоте в Данмоу?

Он тоже не отрывал от нее взгляда, и ей показалось, что вот сейчас он поведает ей какую-нибудь удивительную историю. Вдруг окажется, что он — заколдованный принц, как в сказке про двух сестер и медведя. Или вельможа, которого преследует завистливый и мстительный эльф… Но нет, здравый смысл подсказывал, что эльфы и заколдованные принцы существуют только в сказках и легендах и что вопреки всем ее надеждам он скорее всего именно таков, каким его считают: разбойник и злодей. Временами — неотразимый. Даже с редкими проблесками сострадания. Но разбойник, и ее отец никогда не сочтет его приемлемым мужем для единственной дочери.

Он пожал плечами, и взгляд его посуровел, словно он подчеркнуто не желал ворошить прошлое.

— Я Эрик. Из Уиклиффа. Я тебе уже это говорил.

— Кем был твой отец? — настаивала она. Розалинда снова рассердилась на него за эту очевидную уклончивость и еще за то, что он по-прежнему представлял для нее угрозу.

— Мой отец ничем особенным не прославился, — ответил он после недолгой паузы. — Из детей моей матери я был самым младшим. Уиклифф ничего не мог дать мне, так что…

Он пожал плечами, как будто этим можно было объяснить все остальное. Но на самом деле этим нельзя было ничего объяснить, и Розалинда разозлилась еще больше.

— Уиклифф ничего не мог тебе дать? Вероятно, потому, что ты уже украл все ценное, что там имелось раньше? Тогда ты отправился в другие места и бродяжничал, пока тебя не изловили в Данмоу! — Она схватила пробку и заткнула горлышко флакона. — Да, я обещала тебе награду! Да, я обручилась с тобой, зная, что ты приговорен к смерти! Но я никогда не думала, что ты… что ты…

Она запнулась, потому что сама поняла, до чего глупо звучат ее слова. Она не ожидала, что он действительно окажется вором или убийцей? Это были всего лишь ребяческие надежды, поняла она.

Ребяческие, да не совсем, мелькнула внезапная мысль. С этим мужчиной она чувствовала себя женщиной. Он стал ее мужем, а она — его женой. И нахлынувшее воспоминание об их бурном соединении — о немыслимом наслаждении тех часов — снова ослепило ее. Она хотела, чтобы он оказался кем-то другим, не тем, за кого его принимали, потому что… потому что в таком случае то, что они делали, казалось бы не таким дурным.

— Ты никогда не думала, что я окажусь рядом и потребую расплаты? Да может ли это быть? — Он схватил ее за руки и основательно встряхнул. — Какая же вы бессердечная женщина, леди Розалинда. Ну тогда скажите мне, почему вы изволите колебаться и не торопитесь все рассказать вашему отцу? Если вы так уж уверены, что он покарает меня смертью, почему бы не поведать ему правду и не покончить со всем этим?

— Я не хочу, чтобы ты умирал! — воскликнула Розалинда, отвечая лишь на последний из его вопросов. — Но если ты так твердо стоишь на своем. Если ты так безумен…

Он по-прежнему держал ее мертвой хваткой, но после этих ее сбивчивых слов что-то изменилось. Он притянул Розалинду чуть ближе к себе.

— Не хочешь, чтобы я умирал? Значит, хочешь, чтобы я остался жив? Но тогда я должен спросить: почему? Почему, Роза? Что ты выиграешь от моего присутствия в Стенвуде?

Его глаза впивались в ее бледное, испуганное лицо. Он протянул руку и снял у нее соломинку с волос. Потом легко провел пальцами по ее щеке.

— Возможно ли, что моя маленькая колючая Роза хочет солнца и бури одновременно?

Он улыбнулся при виде ее растерянности, но глаза у него не стали добрее.

— Ты не желаешь видеть меня своим мужем, — объяснил он с усмешкой. — Но любовником…

Он замолк и привлек ее к себе.

Как бы ни хотелось Розалинде опровергнуть столь оскорбительное заявление, в этом утешении ей было отказано: слишком сильным был жар желания, вспыхнувшего в ней. Грех похоти. Снова грех настигал ее, когда она меньше всего этого ожидала, снова захватывал ее своей безжалостной рукой. Господи, помоги мне, отчаянно воззвала она. Она не знала, не знала, что желание может быть таким сильным. Даже вообразить этого не могла…

Розалинда рывком отстранилась от Эрика, дрожа от вихря чувств, которые он в ней пробуждал.

— Ты самодовольный бахвал! — закричала она в лихорадочных поисках защиты. — Гнусный… Гнусный бастард…

— Да, бастард, но также и твой законный супруг, — закончил он ее сбивчивую отповедь, которая не успела даже должным образом начаться. — Так когда же ты посвятишь во все это своего отца? — Его издевательская полуулыбка бесила Розалинду больше всего.

На нее накатило сильнейшее искушение именно так и поступить: открыть отцу всю правду, и пусть он делает с Черным Мечом все, что заблагорассудится. Этот бешеный волк заслуживает любой кары. Но Розалинде удалось потешить себя такими злорадными помыслами не долее мгновения — они сразу же испарились, когда перед ней возникло видение: связанный Эрик, на которого обрушиваются смертоносные удары кнута. Он дерзок, самонадеян, он первостатейный мошенник, но отдать его на новые мучения… даже помыслить об этом было невыносимо. Огромным усилием воли она сдержалась, чтобы не бросить ему в лицо гневные слова, которые так и рвались с языка, и предприняла новую попытку вспомнить, с какой же целью она сюда пришла.

— У меня к тебе есть одно предложение, — проговорила она как можно спокойнее. — Если ты просто придержишь язык… совсем ненадолго!.. я обещаю, что сумею достойно наградить тебя.

— Тебе известно, какой награды я хочу.

— Я добуду для тебя лошадь. И золото. Обещаю. С оружием сложнее, тут я не уверена.

Она взглянула ему в глаза, надеясь и не надеясь, что хоть раз он выкажет благоразумие. Но его ответ сразу все разрушил:

— Этого недостаточно.

— Тогда что, во имя всех святых, ты счел бы достаточным? — вспылила она.

Ответом послужил выразительный взгляд, который неторопливо проследовал вдоль стройной фигуры, задержавшись на груди, а потом на губах Розалинды. Однако чувства, которые взметнулись в ней от этого бесцеремонного осмотра, меньше всего можно было бы истолковать как вспышку оскорбленного достоинства или праведного негодования, уместную в подобной ситуации. Вместо этого из самых глубин ее естества поднялась постыдная волна желания и непреодолимого влечения. Как видно, она совсем обезумела, если поддается таким недозволенным страстям, но и избавляться от них — к своей досаде — не хотела.

— Ты сумасшедший, — прошептала она. — Воистину сумасшедший.

— Возможно, ты и права, — согласился он, медленно направляясь к ней. — Но я так не считаю. Мужчине требуется не так уж много, моя дикая Роза, и тебе, как каждой женщине, следует это понимать. Сытый желудок… — Он лениво погладил себя по плоскому животу. — Кров над головой для защиты от холода… — Презрительным взглядом он окинул добротную конюшню. — Женщина, которая разделит с ним ложе… — Его глаза пронзили ее насквозь, и даже тени былой усмешки в них не осталось. — И возможность выбирать свою дорогу.

Он приближался, словно хищник к своей добыче, и она попятилась от него. Ее голос был едва ли громче шепота:

— Я замечаю, что о чести ты даже не упомянул.

Он пожал плечами и остановился.

— Честь — это не то, что требуется мужчине. Просто либо она есть у него, либо ее нет.

— У тебя ее нет нисколько! — бросила она ему в лицо, и губы у нее дрожали.

— У меня ее достаточно, — возразил он. — И уж наверняка намного больше, чем у тебя.

От столь наглого выпада она снова вознегодовала:

— Я пришла к тебе, чтобы подтвердить свое обещание. Заверить тебя, что ты получишь свою награду — свою справедливую награду.

Он помолчал, а когда заговорил снова, могло показаться, что былая ожесточенность слегка — самую малость — отпустила его.

— «Совсем ненадолго» — это сколько? — поинтересовался он. Розалинда внезапно насторожилась. Что означает эта перемена в его настроении? Почему он готов пойти на уступки? Проходили мгновения, а она не отвечала, опасаясь подвоха. Он явно что-то задумал. Но выбора у нее не было — ей следовало согласиться. В конце концов, она явилась сюда именно за тем, чтобы прийти с ним к соглашению.

— Ты подождешь несколько дней? Неделю… или чуть больше… подождешь? — Она подозрительно всматривалась в его лицо. — Ты сможешь помалкивать и выполнять свои обязанности, как любой усердный слуга?

— Раб, Роза. Не слуга. Здесь я раб, но только потому, что таков мой выбор. — Он поднял с пола свою рубашку, не спуская глаз с Розалинды. — Однако рабство может принимать разные обличья. Некоторые из них лучше, чем другие. — Он усмехнулся. — Некоторые намного лучше, чем другие.

Когда он повернулся и направился к выходу, сердце у нее заколотилось: слишком уж странно прозвучали его последние слова, будто в них заключалось некое скрытое пророчество. И как ни хотелось ей верить, что он просто согласился по-иному отнестись к своему положению в Стенвуде, Розалинду тем не менее преследовало опасение, что он имел в виду нечто совсем другое. Нечто, касающееся ее.