Эрик покачал головой, любуясь сияющей волной волос цвета красного дерева, окутывающих шею и руки Розалинды. Кисть одной руки лежала поверх тяжелой темной пряди. Какая маленькая рука! И ножка тоже белая и мягкая. Как и все ее тело под этой бесформенной хламидой, которая на ней надета. Но его грудь помнит упругость ее грудей, и Эрику знакомы плавные крутые изгибы ее фигуры. Она вовсе не девочка-подросток, а женщина — взрослая и вполне созревшая для замужества.

При этой мысли Эрика кинуло в жар. По закону Розалинда уже замужем — за ним, и он готов исполнить свой обет. Наградив крепким словечком собственный неуемный пыл, он опустился на одно колено, чтобы взять Розалинду на руки. Он стерпел ее своенравную вспышку, но нельзя было допускать, чтобы она оставалась одна, без присмотра и защиты.


Розалинда проснулась не сразу. Ей чудилось, что она плывет, поднимается со своего холодного неудобного ложа и парит в теплой колыбели где-то над землей. В ее постели в Миллуорте тоже было тепло и спокойно. Но почему-то она знала, что это вовсе не старая знакомая кровать, а нечто другое: жаркое и несокрушимое. Розалинда пошевелилась и неохотно открыла глаза.

Сначала Розалинда подумала, что все еще спит. Эти глаза и эта улыбка грезились ей во сне. Потом она ощутила, что объятие горячих рук стало крепче, и поняла, что это не сон. Черный Меч бесцеремонно разгуливал по лесу с нею на руках, словно она какая-то ценная добыча, которую он только что украл!

— Отпусти меня, — потребовала возмущенная Розалинда, стряхивая остатки сна.

— Чуть погодя, — ответил Черный Меч с легкой улыбкой.

— Нет, сейчас же! — запротестовала Розалинда, прилагая отчаянные усилия, чтобы вырваться из стальных объятий. Она пинала его ногами, колотила по груди и по плечам, но добилась лишь того, что он крепче стиснул ее, хотя лицо у него слегка омрачилось.

— Ты не имеешь права так своевольничать! Убери руки, ты, мерзкий мужлан! Ты отвратительный… отвратительный…

Черный Меч внезапно разжал руки, и Розалинда, взвизгнув от мгновенного испуга, тут же уцепилась за его шею, чтобы не рухнуть на землю. Но он и сам подхватил девушку.

Какое-то мгновение Розалинда находилась лицом к лицу со своим недругом. Ее руки все еще обвивали его шею, а он, держа ее за талию, крепко прижимал девушку к себе, но так, что ее ноги не доставали до земли. Розалинда мгновенно осознала, что это куда более опасная позиция, нежели прежняя, и, как выяснялось, намного более волнующая. Их взгляды, встретясь, застыли в немом противоборстве. Но затем выражение его глаз изменилось. Они засверкали, как будто внутри зажегся огонь. И тогда он дал ей соскользнуть вниз вдоль литого тела.

— Я получил это право.

Голос звучал тихо и хрипло, и Розалинда поняла, что сейчас произойдет: он ее поцелует. Но этого единственного мгновения оказалось достаточно, чтобы она утратила всякое желание протестовать: последние остатки здравого смысла, равно как и простая осторожность, покинули ее. Суровое лицо мучительно медленно склонилось к ней, и, когда наконец их губы встретились, голова у Розалинды закружилась, сердце заколотилось часто-часто и кровь зашумела в ушах. Все вокруг поплыло, мир потерял устойчивость, и Розалинда прильнула к широкой груди Черного Меча, как к единственной надежной опоре, но этим лишь подлила масла в огонь: тот самый вихрь непостижимых чувств, которые ей так хотелось усмирить, вернулся с удесятеренной силой.

Его губы завладели ее губами с уверенностью, от которой перехватывало дыхание. Когда он по-хозяйски обвел языком ее губы, они раскрылись по доброй воле, не чиня преград завоевателю. Он манил и соблазнял ее колдовскими чарами уст, словно тот сладостный поцелуй, который еще не успел отойти в прошлое, был лишь предвестником грядущего. Он обещал, пророчил и дарил новое и более острое наслаждение, пока в душе Розалинды не замер последний протест.

Одной рукой Черный Меч сжал нежную округлость бедра Розалинды, и девушка тихо застонала. Но этот стон лишь сильнее разжег его страсть. Он все настойчивее утверждал свое господство, проникая языком в самую глубину рта, терзая Розалинду сладостной пыткой. Наконец он коснулся ее языка: ощущение было новым и пугающим, но все-таки что-то в ней безошибочно откликнулось на зов мужчины. Природа вложила в Розалинду знание любовного ритуала, древнего, как мир, и сейчас она черпала это знание из самого средоточия своей женской сути.

Когда Черный Меч отклонил назад ее голову, и поцеловал нежную шею, Розалинда беспомощно приникла к нему. Его настойчивые губы, отодвинув грубую ткань платья, устремились к ложбинке между грудей, и Розалинда содрогнулась от собственного возбуждения. И лишь в тот миг, когда он бесстыдно прижал ее к твердому бугру напрягшейся мужской плоти, глаза Розалинды открылись и к ней вернулось нечто вроде рассудка.

— Не надо, — прошептала она, хотя каждая ее частичка требовала, чтобы он продолжал.

— Нет, надо, — хрипло прошептал Черный Меч, и даже его дыхание, щекоча ухо, воспламеняло Розалинду. — Для нас нет иного пути.

Нет иного пути… Его слова звенели у нее в голове, когда Черный Меч опустил ее на траву, осыпая все более страстными поцелуями. Не было такой силы, которая остановила бы его, и не было сил остановиться самой. Еще одно мгновение Розалинда пыталась превозмочь овладевшую ею всепоглощающую истому. Она напомнила себе, что идет навстречу греху: ведь, несмотря на языческий ритуал, связавший их, они не женаты по-настоящему.

Но само тело уже предало рассудок. Такое высокое наслаждение, этот рай на земле не могли быть грехом. Рука Черного Меча нашла ее грудь, и жалкая тень сомнения развеялась, как дым. Пока пылающие губы одурманивали Розалинду хмелем восторга и безумством разгоревшегося вожделения, сильные мужские руки начали творить чудеса с ее телом. Они проникали туда, где ее никто и никогда не касался, где даже она сама не осмеливалась дотронуться до себя. И это не было случайным прикосновением — Черный Меч знал, что делал. Одна рука легла на ее грудь, ритмично поглаживая и без того напрягшийся сосок. Развернув Розалинду так, что она оказалась сверху его, другой рукой он дерзко ласкал ее бедра, и от скольжения его ладоней Розалинду захлестнула волна счастливого изумления.

Она никогда не испытывала ничего подобного. Ей было жарко, и в то же время ее сотрясал озноб. Она чувствовала, что происходящее с ней естественно и правильно… очень правильно, но все же некий назойливый голос твердил, что это безнравственно и запретно. Розалинда понимала, что должна воспротивиться сокрушительному соблазну, и не могла. Не могла.

Теперь он снова ласкал ее, всей тяжестью своего тела придавив Розалинду к земле, — и она задохнулась в порыве исступленного восторга. Его руки стягивали с нее платье, срывая пояс и распуская шнуровку на талии. И все это время Черный Меч не прерывал поцелуя, играя на самых тайных струнах тела и души и пробуждая в ней такие чувства, о самом существовании которых Розалинда и понятия не имела. Она тонула в сияющем потоке страсти. Эрик только тогда ненадолго отпустил ее, когда сбросил с нее платье и спустил с плеч полотняную сорочку.

Потрясенная накалом чувств, которые вызывал в ней этот человек, Розалинда смотрела, как он одним быстрым движением сорвал тунику и рубашку. За сапогами и длинными чулками-шоссами немедленно последовали штаны, и Черный Меч предстал перед взором Розалинды во всем великолепии обнаженного тела. И тут, словно в озарении, она осознала всю чудовищность того, что они делают.

— Нет…

Ее крик замер, не успев сорваться с губ. Как будто предвидя ее внезапное отрезвление, Черный Меч накрыл ее полуобнаженное тело своим. Гладкое и горячее, оно, казалось, отяжелело от переполнявшей его жажды обладания. Губы Эрика властно, почти исступленно впились в ее рот.

И мимолетный протест безмолвно погиб, не успев родиться. Руки Розалинды, не долее секунды упиравшиеся в твердую грудь, самозабвенно обвили шею Черного Меча. Их разделял только примятый клочок полотняной сорочки, сбившейся в комок у талии, обнажая грудь и бедра. Ее воля таяла под неумолимым натиском тяжелого мужского тела. Все, что было в ней женского, откликалось на его призыв. Даже ее мягкий живот послушно подался внутрь, уступая огневому напору твердой мужской плоти.

Потом Черный Меч раздвинул ее ноги, и Розалинда подчинилась.

— Стань моей женой, — услышала она у своих губ охрипший голос. — Будь моей, — шептал он, находя рукой потаенный треугольник завитков, чтобы затем скользнуть дальше, прикоснувшись к самому средоточию ее естества.

И мгновенно Розалинду охватило возбуждение, — так молния, ударив в сухое дерево, разом превращает его в костер. Горячие и влажные, его пальцы играли ее телом, порождая самые ошеломляющие чувственные ощущения. У Розалинды перехватывало дыхание, она чуть ли не корчилась от немыслимо острого наслаждения, и она мучительно жаждала продлить его. Затем место руки заняла жаркая, стремящаяся внутрь плоть, и Розалинда выгнулась навстречу в безотчетной мольбе.

— Черный Меч… — воззвала она, потянувшись к нему, снедаемая тоской по его сводящему с ума поцелую. — Черный Меч!..

— Эрик, — прошептал он тогда. — Меня зовут Эрик.

— Эрик, — выдохнула Розалинда, потому что он продвинулся чуть дальше вглубь, наполняя ее огнем, восторгом и какой-то первобытной силой.

— Ты жена Эрика из Уиклиффа. — Его зубы покусывали нижнюю губу Розалинды, отказываясь подарить ей такой жгучий поцелуй, о котором она молила. — Повтори, — почти задохнувшись, потребовал он, ритмичными движениями бедер доводя Розалинду до умопомрачения. — Ты жена Эрика…

— Я твоя жена, — прошептала Розалинда срывающимся от страсти голосом. — Я…

И наконец с глухим стоном он обрушил на нее всю свою тяжесть. Их губы встретились в жадном порыве; его широкая грудь и плоский живот вдавили ее в мягкую, заросшую травой землю — и вся длина и сила его мужского жезла с непогрешимой точностью ворвались в ее лоно.