— У тебя красивые волосы, — прошептал он Розалинде, обратившей к нему изумленное лицо, — и пленительные глаза. — Он поднял руку и снова ласково погладил ее подбородок. — Если бы я не знал, что ты сотворена из плоти и крови, горячей плоти и крови… — мягко добавил он, — то принял бы тебя за лесную нимфу, посланную заворожить меня.

— Не надо, — с замиранием сердца вымолвила Розалинда. — Ты не имеешь права.

Она попыталась оттолкнуть его руку, но тщетно.

— Право у меня есть, — возразил Черный Меч. — Законное право.

Необъяснимая магия устрашающих слов тихого голоса и мягкого прикосновения так обескуражили Розалинду, что возражения замерли, не слетев с языка. Черный Меч сел, и его рука обвилась вокруг шеи Розалинды. Сердце девушки бешено колотилось, и каждая ее жилка, казалось, натянулась в напряженном ожидании.

— Ты моя. Моя жена, — услышала она. Потом его губы прижались к ее губам, и окружающий мир перестал существовать.

Поцелуй не был ни грубым, ни требовательным. Его губы казались на удивление мягкими, но в том, как он завладел ее губами, Розалинде со всей очевидностью открылась его безоговорочная власть над ней. Может быть, все решила нежность и настойчивость, с которой он заставил ее разомкнуть губы. А может быть, дело было в том, как играл с ее губами кончик его языка. Все плыло у Розалинды перед глазами, и мысли путались. Она сознавала лишь то, что за несколько мгновений ее оцепенение сменилось головокружением, а затем опьяняющим восторгом. Покоряясь влекущей силе его руки, Розалинда припала к широкой груди, а потом как-то получилось, что она уже лежала на траве, а он оказался сверху, и его поцелуи становились все более пылкими. Его язык вкрадчиво скользнул между полураскрытых губ, и, сама того не сознавая, Розалинда открылась ему, охваченная ответным желанием.

В сокровенной, потаенной глубине зародилось пламя, в мгновение ока объявшее все ее существо. Черный Меч шевельнулся, и внезапно Розалинда грудью, животом, ногами ощутила тяжесть крупного тела. Коленом он развел ее бедра, и огненный вихрь забушевал с новой силой, ибо каждая частичка ее плоти потянулась к нему.

Но именно тогда, когда ее телом безраздельно завладело неистовство страстей, сама сила этого безумия помогла Розалинде стряхнуть сковавшую ее истому.

— Нет! — взмолилась она, отворачивая лицо от его ищущих губ. — Нет! — еще раз повторила она, предпринимая наконец попытку оттолкнуть его.

— Ты моя жена, — прошептал он на ухо Розалинде. — Не отвергай меня. Не отказывайся от наслаждения.

Его жаркий шепот манил и соблазнял, и запретное волнение дрожью отдалось в теле Розалинды. Но он произнес слово «жена», и это сразу ее отрезвило.

— Пусти меня! — потребовала она, ибо незнакомую ей доселе страсть пересилила паника. — Убирайся!

На сей раз он не пропустил ее слова мимо ушей, но не переменил позу. Он лишь поднял голову и взглянул в огромные, потемневшие глаза девушки.

— На этот раз ты приоткрыла рот, — с легкой усмешкой отметил он. — Я же предупреждал, что так тебе понравится больше.

— Ничего подобного! — бормотала Розалинда, безуспешно упираясь в неподатливую грудь.

— А вот лгать нехорошо! — возмутился насмешник и снова накрыл ее губы жадным подстрекательским поцелуем, явно утверждая собственную правоту. Затем он скатился с нее на траву и разлегся рядом, предоставив ей сколько угодно предаваться горестным размышлениям о том, как легко он одерживает над ней верх.

С минуту Розалинда не могла шелохнуться. Она была не в силах ни отдышаться, ни превозмочь вялость во всех членах. Но стоило Черному Мечу протянуть руку, чтобы убрать упавшую ей на шею прядь, как Розалинду словно обожгло. Вскочив на ноги, она бросилась прочь с такой поспешностью, как будто от этого зависела ее жизнь. Только заметив, что Черный Меч не тронулся с того места, где лежал, Розалинда замедлила бег.

— Ты… ты… — прошипела девушка, слишком взволнованная и измученная, чтобы собраться с мыслями и найти подобающие случаю слова. — Ты дурной человек!..

Неуместные слезы жгли глаза. Конечно, он дурной, порочный человек, он не имеет даже понятия о приличиях!

Однако при всем при том Розалинда не ощущала праведного гнева. Напротив, ее переполняли и повергали в смятение противоборствующие, странные, томительные желания.

— Зачем ты это сделал? — всхлипнула она, утирая слезы тыльной стороной ладони.

Черный Меч повернулся на бок и оперся на локоть.

— Но ведь это самое нормальное дело для мужчины — целовать свою жену, — спокойно ответил он, но лицо его стало серьезным, а взгляд — настороженным.

— Я не жена тебе, — заявила Розалинда, чувствуя себя крайне неуютно.

— Ты дала обет по своей воле, — возразил Черный Меч. — Это же ты настаивала на обручении.

— Тебе известно, что меня заставило! — воскликнула Розалинда.

Пугливо оглянувшись в ту сторону, куда удалился Клив в поисках подходящего места для сна, она понизила голос:

— Ты выгадал не меньше, чем я.

— А теперь выгадаю еще больше. — С этими словами Черный Меч сел, обхватив руками согнутые колени. — Ты сейчас отвергаешь меня — ну что ж, воля твоя. И все равно в конце концов тебе придется признать правду.

— Если ты расскажешь отцу, я заявлю, что все это ложь, — предупредила Розалинда, у которой сердце уходило в пятки при одной лишь мысли, что до отца дойдет хотя бы слух о ее приключениях. — Он поверит мне, а не тебе.

Брови Черного Меча высокомерно поднялись.

— Мои слова достаточно просто проверить. От Стенвуда до Данмоу не больше дня пути верхом.

У Розалинды больше не осталось сил, чтобы выслушивать все это дальше: в словах Черного Меча было слишком много правды, и какой ужасной правды! Страдальчески вскрикнув, она отвернулась от него и стремглав бросилась в лес. Ветки цеплялись за платье и за разметавшиеся волосы — Розалинда не замечала ничего. Ей надо было скрыться от Черного Меча, и не имело значения, куда кинуться и долго ли придется бежать, — лишь бы оказаться дальше, как можно дальше от него.

Когда Розалинда наконец остановилась, она едва переводила дух. Привалившись к замшелому старому дубу, она медленно и бессильно соскользнула вдоль могучего ствола и, пригорюнившись, села среди сплетения корней.

Зачем, ну зачем он так целовал ее, терзалась Розалиида, и слезы снова набегали на глаза. И почему, почему она позволила целовать себя?

А самое ужасное — она ведь не просто позволила, чтобы он ее целовал. Нет, ее прегрешение куда тяжелей. Невольно застонав, Розалинда даже зажмурилась от досады и оперлась спиной на мощный ствол. Как бы ни хотелось ей возложить всю вину за случившееся на ненавистного разбойника, она-то знала, что сама по доброй воле приняла поцелуй и ответила на него. Как видно, она просто устала от постоянного напряжения, от необходимости все время быть начеку — вот он и не преминул этим воспользоваться, одурачив ее своим обманчиво-пристойным поведением. Вот так и получилось, что она встала на его сторону против Клива. И эти башмаки из кроличьих шкурок тоже понадобились ему лишь как предлог, чтобы подобраться к ней и воспользоваться своим искусством обольщения. Но ведь она-то могла дать ему отпор в ту минуту, когда его губы прикоснулись к ее губам. Вместо того чтобы принимать столь непристойные поцелуи, следовало бы немедленно отвергнуть его, не скрывая отвращения и омерзения.

Только она-то этих чувств не испытывала.

Осознав всю меру своего унижения, девушка залилась горючими слезами. Она ответила на поцелуй, она дала волю упоительно-острым ощущениям, которые разбудил в ней этот человек! О, какими же сказочно-прекрасными оказались эти ощущения! Восхитительными! Но ведь наверняка они греховны и постыдны! Сколько ни бей себя в грудь, от правды не убежишь. Да она и вообразить не могла, что обнаружит в себе столько глупости, необузданности и бесстыдства! Да, она согрешила и сознавала это — и тем не менее все ее существо еще трепетало при воспоминании об испытанном наслаждении. Розалинда подавила вздох и резко встряхнула головой, отказываясь принимать очевидное. Да, он искусный соблазнитель, но и она оказалась более чем усердной ученицей. Если Черный Меч и раньше не желал расставаться со смехотворной выдумкой насчет их предстоящего венчания, то что он возомнит теперь?

Краем рукава Розалинда вытерла слезы на глазах и на щеках. Что же теперь делать? — вопрошала она себя, свернувшись клубочком в просвете между корнями дуба. Как она осмелится взглянуть ему в лицо? Теперь и впрямь будет невозможно заставить его молчать об обручении. Розалинда снова заплакала и спрятала лицо в ладонях. Зачем она позволила ему еще больше закабалить себя?

Но силы девушки были на исходе. Съежившись под плотным пологом ветвей старого дуба и стараясь отгородиться от резкого света нового дня, Розалинда перешагнула тот порог, что отделяет явь от забытья. Ее душа отвергала ужасную реальность жизни, и только сон обещал отдохновение.

Но и во сне ее преследовали ясные серые глаза и непреодолимое притяжение зовущих губ.


Когда Эрик нашел девушку, он невольно поддался очарованию картины, представшей его взору. Розалинда умчалась от него в слезах, охваченная гневом и ужасом: по ее мнению, она поцеловала убийцу, преступника, человека из простонародья! Он не сомневался, что воспитание и спокойная жизнь под защитой надежных стен замка никак не могли подготовить ее к подобным треволнениям. И наслаждение, которое она получила от поцелуя, наверняка не только удивило, но и устрашило ее.

Он тоже получил удовольствие, живо напомнил себе Эрик при виде уснувшей девушки. Он вовсе не хотел тогда отпускать ее, но подумал, что она слишком перепугана и надо дать ей время прийти в себя. Поэтому он позволил ей убежать и спокойно ждал. Деваться ей было некуда, и если она проведет немного времени в одиночестве, то, возможно, это пойдет ей на пользу. Да и самому Эрику тоже требовалось кое о чем поразмыслить, и, лежа на маленькой полянке и разглядывая небо в просветах ветвей, он решил, что заставит Розалинду выслушать правду. Если она увидит его в ином и лучшем свете, если узнает о его благородном происхождении, то, возможно, мысль о браке с ним уже не покажется ей столь ненавистной. Эрик был почти уверен, что она не стала бы долго противиться утехам брачного ложа. Сейчас, глядя на хрупкую фигурку, свернувшуюся калачиком в неприветливых объятиях корявых корней, Эрик поклялся во что бы то ни стало добиться доверия Розалинды. Образ лесной нимфы снова возник у него в голове. Розалинда выглядела такой нежной и уязвимой, но он-то знал, что она намного сильнее, чем кажется на вид. Эта девушка сумела спастись от разбойников и решительно отправилась за помощью. Находясь в таком отчаянном положении, она сумела найти в себе достаточно отваги, чтобы предъявить права на помощь незнакомца, который, по всей видимости, был способен на самые грязные преступления. И она пошла на столь страшный риск с единственной надеждой — заручиться его помощью, посулив хорошую награду.