Через пятнадцать дней Кипр пал. Саймон был очень доволен положением дел. Он принимал участие в сражениях, был дважды легко ранен и стал намного богаче. Ричард все время пребывал в хорошем настроении, за исключением того дня, когда прибыли послы от Филиппа Французского, чтобы передать ему, что он должен прекратить преследование невинных христиан на Кипре и отправляться в Палестину на помощь войскам, осаждающим Акр. Летописец Джеффри де Винсеф записал следующее: «На это послание король ответил в таких грубых и непристойных выражениях, что их не выдерживала даже бумага». Саймон так смеялся, что у него появилась боль в боку. Уж он-то знал, что выражения короля подходили только для летописей ада. Ричард даже превзошел своего отца Генриха, который был известен употреблением крутых и сочных выражений.

Но причиной гнева Ричарда были слова из послания «невинные христиане». Из-за того, что Ричард потребовал, чтобы греки, которые присягнули ему, сбрили свои бороды, как символ смены сюзерена, Комненус приказал изувечить всех пленников. Были найдены некоторые из этих несчастных: ослепленные, с отрезанными носами, ушами, пальцами на руках и ногах. Ричард иногда сам применял эту меру наказания, но только по отношению к преступникам. Он никогда не приказывал изувечить воина, который честно сражался за своего хозяина, даже если этот хозяин был его злейшим врагом.

И Ричард решил мстить. Комненус, наконец, капитулировал; его крепости одна за другой попадали в руки Ричарда. Многие сдавались без единого выстрела, с облегчением меняя своего хозяина. Комненус поставил одно условие: Ричард не должен заковывать его в железные цепи. На что Ричард с готовностью согласился и, когда император сдался, отдал приказ заковать его в серебряные цепи. Это привело Ричарда в хорошее расположение духа, но Саймон заметил, что король хмурился всякий раз, когда упоминали о возвращении в Лимассол. Вместо того, чтобы покинуть поле битвы, он отослал армию назад с приказом заняться ремонтом кораблей для немедленной погрузки. Сам же он задержался на несколько дней, чтобы забрать все награбленное и обсудить с Ричардом де Канвиллем и Робертом Гурнхемским, на кого оставить управление островом.

Саймон не мог даже, и предположить, сколько времени они пробудут на Кипре. Но Ричард вдруг получил известие о том, что Акр вот-вот падет, и это встряхнуло его – король приступил к решительным действиям. Они отправились в Лимассол, где Ричард отдал приказ готовиться к выходу в море.

– А королева, милорд? – спросил Саймон.

Он знал, что играет с огнем. Возможно, нужно было просто посадить женщин на их корабль без всяких вопросов, тем более, что проход между Кипром и Акром не предвещал трудностей. При мысли о том, что Саймон будет вновь разлучен с Элинор, у Саймона голова шла кругом.

К его удивлению, Ричард, тяжело вздохнув, ответил:

– Она поедет с нами. Не хочу чувствовать себя опять виноватым. Но поедут только обе королевы и «твоя Элинор», да еще одна или две горничные. Не хватало, чтобы меня сопровождала орда визжащих женщин.

Но плавание оказалось довольно приятным. Беренгария доказала, что она может так же стойко переносить морское путешествие, как Элинор и Джоанна, и, понимая, что на корабле нет возможности побыть с королем наедине, она довольствовалась музыкой, песнями и красивыми речами.

Но перепады в настроении Ричарда никак не были связаны с его женой. Все началось тогда, когда корабль Ричарда и три сопровождающие его галеры приплыли в Тир, первый порт на их пути. Ричард послал несколько человек на берег, чтобы предупредить губернатора города и начальника гарнизона об их прибытии. Но вместо теплого приема его людей просто отослали назад. Король Франции Филипп и Конрад Монферрат запретили открывать ворота Ричарду. Саймон, взглянув на укрепленные стены Тира, сразу стал думать о том, как отговорить короля от нападения. Но Ричард сам решил не давать выход своему гневу и ничего не предпринимать.

Они провели ночь на корабле, а утром отплыли в Акр. На рассвете, на горизонте показался огромный транспортный корабль с тремя мачтами и высокими надстройками на корме. Капитан определил, что это – французский корабль, следующий из Генуи в Тир. Ричард закусил губу от зависти: он никогда не имел и не видел ничего подобного.

– Милорд, это не французский корабль, – раздался голос одного из гребцов.

– Что? Кто это сказал?

Гребец поднялся: – Милорд, у французов нет таких кораблей. Только турки строят такие суда.

– Ты можешь поклясться в этом? – спросил Ричард. Саймон понял, что Ричарду наплевать на то, чей это корабль, он так или иначе, намерен атаковать его. А если это был корабль Филиппа, тем лучше. Ричард отомстит ему за оскорбление, нанесенное в Тире.

– Клянусь жизнью, если на корабле не сарацины, – настаивал гребец.

– Поворачивай! – приказал Ричард капитану.– Подходи к нему! К бою! – призвал он воинов.

И тут полог, закрывающий вход в палатку женщин, распахнулся, и вышла Беренгария.

– Ричард, что тут происходит? – спросила она. Король резко повернулся, кровь бросилась ему в лицо. Саймон, направлявшийся за оружием, остановился и уже собрался, было вмешаться, как вслед за королевой появились Джоанна и Элинор.

– Черт побери, всех женщин! – воскликнул Ричард, но лицо его начало приобретать нормальный оттенок.– Передайте Питеру де Баррсу приказ: подвести его галеру к кораблю и испробовать его на прочность!

Когда они приблизились к кораблю, оттуда посыпался град стрел и ядер. Подошли остальные галеры. Так как у большого корабля была выше скорость, дюжина опытных пловцов поднырнула под корму корабля и быстро связала руль. Корабль потерял управление. Было предпринято несколько неудачных попыток высадиться на него. Ричард, как разъяренный зверь, метался по палубе, кляня себя за свою беспомощность. Он был уверен, что если бы он лично возглавил атаку, все было бы не так.

– Будь я проклят, если еще когда-нибудь возьму женщину на борт корабля, – бушевал он.

Они так и не смогли захватить корабль. Высота бортов не давала возможности высадиться на корабль, и все, кто находился на низких галерах, служили для защитников корабля отличной мишенью. Видя, что потери слишком велики, Ричард приказал своим галерам таранить корабль. Гребцы направили обитые железом носы галер на беспомощное судно. Ричард наблюдал, как в корабль хлынула вода, и он стал погружаться. Это не совсем обрадовало короля, так как он хотел заполучить его для себя.

Он пришел в еще большее негодование, когда узнал от выловленного из воды пленника, что на борту находились важные сарацины. Он потерял пленных, а с ними и выкуп. Но, несмотря на все неудачи, Ричард нанес Саладину ощутимый удар. На корабле было огромное количество оружия и припасов для Акра. Мысль об этом немного успокоила Ричарда. Король подумал, что он, возможно, сделал больше для захвата города, чем Филипп и все его люди. Но он не забыл о причине своей неудачи в нападении на турецкий корабль, а посему, как только все закончилось, он тотчас же отправился в палатку женщин.

– Мы больше не поплывем вместе, – резко сказал он Беренгарии.– Необходимость защищать вас обошлась мне слишком дорого.

– Я очень сожалею, милорд, – прошептала Беренгария.– Как прикажете, Ваша воля для меня закон.

Ричард ничего не ответил. Он был человеком необузданного темперамента, и часто срывал свою злость на других. Сейчас он не мог сделать этого по отношению к своим воинам, которые храбро сражались, и жертвой его раздражения стала Беренгария. Если бы она ответила ему резкостью сейчас, может, он бы оставил ее на корабле.

Но уже ничего нельзя было исправить. Ричард добавил холодно:

– Надеюсь, Вы понимаете, почему мы должны пока жить отдельно. Ведь иначе в Акре я не смогу сделать ни одного движения из-за боязни подвергнуть Вас опасности, тем самым, ставя себя в более чем глупое положение.

– Но, Ричард, – запротестовала Джоанна.

Тут вмешалась Беренгария и, стараясь успокоить Ричарда, произнесла:

– Я все понимаю. Не сердитесь, Ричард. Как Вам будет угодно.

Когда они подошли к Акру, оказалось, что нет таких мест, где можно разместить женщин, и они будут в безопасности. Может быть, только в городе, но там были сарацины. Армия христиан размещалась в павильонах, грубых палатках, под соломенными навесами или вообще под открытым небом. Не было даже возможности отправить женщин куда-нибудь еще, так как осаждавшие были сами окружены. Недалеко от лагеря христиан расположилась армия Саладина, причем воины были разбиты на небольшие отряды и затаились в близлежащих холмах и долинах.

Ричард приказал капитану плыть медленно, чтобы он имел возможность изучить расположение вражеских войск. Когда стало ясно, что город все еще хорошо защищен и что Саладин – достойный противник, стало ясно также и то, что успехи сарацин объяснялись не умом и способностями их правителя, а некомпетентностью романских принцев. Настроение Ричарда сразу улучшилось. Именно его приезд, а не Филиппа, решит исход битвы. Именно он поведет победоносную армию на освобождение Иерусалима.

Радость, с которой они были встречены, подтвердила предположения Ричарда. Даже французы выражали вслух свою радость. Гремела музыка, толпы людей ринулись проводить Ричарда к его павильону. Они благодарили Бога за то, что он послал им спасителя в лице Ричарда. Ночью по всему лагерю зажгли столько факелов, что сарацины всполошились, думая, что в долине пожар.

На следующий день Ричард занялся серьезными делами. Он собрал всех военачальников, и вместе они осмотрели лагерь, инспектируя все боевые машины и стены города. Прошло меньше часа, когда стало ясно, что французский король не был так же единодушен со своими воинами в их ликовании по поводу приезда Ричарда. Конечно, он был доволен пополнением армии и вооружения, а также тем, что Кипр будет снабжать их всем необходимым. Единственное, что омрачало его радость, было то, что Ричард не утонул по пути сюда.