К ноябрю, когда отряд королевы пересек Пиренеи во второй раз, Элинор была уже главным доверенным лицом Беренгарии. За исключением королевы, Элинор была единственной из придворных дам, которая умела читать, и она прочла Беренгарии многие рыцарские романы, которые любила Беренгария и в которые почти верила. После почти годового путешествия с королевой Элинор приучила себя переносить трудности, в то время как Беренгария никак не могла к этому привыкнуть. Элинор оказывала ей некоторые мелкие услуги, которые могли облегчить Беренгарии ее существование. Чтобы еще больше скрепить их дружбу, Элинор рассказала о собственной любви, но не открыла имени своего возлюбленного. Если Саймон увлекся кем-то другим, Элинор не хотела, чтобы ее жалели. Прошло достаточно времени, и Элинор поняла, что любопытство и хорошее расположение к ней Беренгарии можно использовать в своих целях.

– Я не могу открыть Вам имени моего избранника, – печально сказала Элинор.– Это было бы опасным как для него, так и для меня.

– Ты думаешь, я выдам тебя? – возмущенно спросила Беренгария, отрывая свой взгляд от пары перчаток, которые она вышивала для своего будущего мужа.

У них появилось время для рукоделия, так как королева решила встретиться с графом Филиппом Фландрским; будучи родственником и Филиппу Французскому, и королю Ричарду, граф Фландрский мог бы оставаться нейтральным по отношению к ним обоим. Королева выбрала графа, чтобы он представлял интересы Ричарда в расторжении его помолвки с Элоиз, чтобы можно было жениться на Беренгарии.

– Я уверена, что Вы не выдадите меня намеренно, но я нахожусь под опекой короля, и любое случайно брошенное слово может быть опасным.

Беренгария подумала и улыбнулась:

– О, дорогая, боюсь, что ты права. Если бы Ричард спросил меня, я не смогла бы солгать ему.

Она капризно надула губки:

– А впрочем, с какой стати он станет об этом спрашивать?

– Он не спросит обо мне. Я никогда долго не разговаривала с королем, и я не уверена, помнит ли он вообще мое имя или мое лицо, но когда влюбленные говорят о любви, они иногда вспоминают печальные истории о других влюбленных.

Это было правдой, и Беренгарии нечего было возразить. Она полюбила Элинор, и ей не хотелось, чтобы та была несчастна. Она никогда бы не решилась расспрашивать, но любопытство взяло верх. Кто же смог привлечь такую решительную девушку?

– Ты не можешь мне ничего сказать? Даже, почему это так опасно для вас – любить друг друга? Он, может быть, низкого происхождения…

Несомненно, Беренгария слышала историю Бертранда де Вентадорн и королевы. Элинор негодующе покачала головой:

– Нет, конечно. Он – достойный кавалер, доблестный рыцарь, но небогатый и не обладает большим влиянием. Мое поместье большое (конечно, не такое, как Ваше), но король, выдав меня замуж, сможет получить сильного союзника или получить много денег.

Беренгария запротестовала:

– Ричард не жаден!

– Конечно, – согласилась Элинор, – но он – король, а короли бывают озабочены делами государства и иногда действуют против того, что диктуют им сердца.

– Только не Ричард, – мягко возразила Беренгария. Элинор потупила взор. Возможно, это и было правдой в отношении Ричарда, но в отношении других королей Элинор осталась при своем мнении.

– Элинор! – воскликнула Беренгария.– Ты сказала, что твой рыцарь отважен в бою, а Ричард ценит это превыше всего. Смог бы он совершить что-нибудь такое, чтобы потом попросить в награду твою руку и сердце?

– Боюсь, что именно это он и собирается сделать, – вздохнула Элинор.– Но я также боюсь, что вместо меня он может получить свою смерть.

Беренгария вздрогнула:

– Ричард тоже может погибнуть, но я никогда не покажу ему своего страха! Это может ослабить его.

Элинор вновь склонила голову. «Два сапога – пара», подумала она. «Один – с мечтой о величии и славе, другая – романтическая натура». Но вслух она сказала:

– О своих страхах я могу поведать только Вам, миледи.

Беренгария уронила иголку и взяла руки Элинор в свои.

– Вот и правильно. Скажи мне, и тебе станет легче на душе. Затем, когда увидишь его, тебе будет легче быть храброй. О, я не глупа. Если ты боишься за него, а он идет на великие дела, он должен быть сейчас с Ричардом. Элинор, мне пришла в голову одна мысль. Я люблю тебя, а ты – меня, не так ли?

– Конечно, – ответила, улыбаясь, Элинор.– Как можно Вас не любить? Вы такая хорошая, добрая, умная.

– Сейчас не время для комплиментов, – сказала Беренгария, но тоже улыбнулась.– Если я попрошу королеву, она разрешит тебе быть одной из моих фрейлин. Она говорила мне, что среди ее придворных дам, нет никого твоего возраста, так же как нет никого моего возраста среди моих. А затем, если Ричард разрешит мне быть рядом с ним, – ах, Элинор, я знаю, что он против того, чтобы брать женщин в крестовые походы, но я жажду увидеть его за великими делами – я буду умолять его. Тогда ты сможешь видеться со своим возлюбленным и говорить с ним. Я помогу тебе, не буду допытываться, и следить за тем, кто он.

Элинор прижала руки Беренгарии к своим губам.

– Спасибо, миледи, – искренне поблагодарила она.– Больше всего на свете я бы хотела быть Вашей фрейлиной и следовать за Вами, куда бы Вы ни отправились!

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Если бы Санчо Мудрый был умнее в своих отношениях с королевой, он никогда бы не отдал Беренгарию в ее руки и даже не согласился бы на ее брак с королем Англии. Королева вовсе не собиралась ждать, когда откроются проходы в горах, и возобновила свое путешествие, как только граф Фландрский и она пришли к соглашению о том, что он должен делать. Ее отряд пробился через перевал Монт-Женевр в январе. Элинор, всегда любившая снег в мягком климате Англии, теперь думала, что она не скоро захочет увидеть его снова. Жуткий холод и великое белое безмолвие были чужды ей, выросшей на зеленой и нежной земле.

После того, как они спустились в долины Италии, Элинор призналась себе, что это было для нее определенным жизненным опытом, который она будет рада запомнить. Затем она рассмеялась и повторила:

– Запомнить, но не повторить снова.

Их путь через долины был не менее рискованным, хотя они больше не подвергались опасности попасть в лавины. Каждый маленький город здесь имел собственного короля, и каждый мелкий король хотел взыскивать дань. Некоторые, не довольствуясь тем, что предлагала королева, хотели забрать все. В дополнение к этому они держали их заложниками, ожидая выкупа от Ричарда. Воины Элинор участвовали в сражениях и проявили себя так хорошо, что королева похвалила их выучку и храбрость.

Элинор редко удавалось встретиться с королевой наедине. Пока они были в Альпах, не было никаких курьеров, но даже сейчас, когда их было легко найти, от Саймона не было писем. Элинор злилась и плакала, но ничего не могла поделать.

Когда февраль сменился мартом, они задержались на две недели в Лоди: встретились с Генрихом Гогенштауфеном. Королева была бы рада избежать встречи с ним, но до него дошла новость, что Ричард признал Танкреда королем Сицилии. Королева делала все, что могла, но этого было недостаточно. Генрих хотел обещаний, которых она не могла ему дать. Наконец, ей пришлось уехать, зная, что она оставляет врага.

В самом конце марта они прибыли в Бриндизи, где их ожидал большой корабль, чтобы перевезти в Регтио. Ричард встречал их там, ведя под руку одну из самых красивых женщин, которых Элинор когда-либо видела. Ее волосы не были такими черными, как у Элинор, они были с каштановым отливом, но ее глаза были темнее и казались бархатными. Если бы у Джоанны был характер, она была бы прекрасна в гневе, но в ее глазах не было ненависти, а счастье придало теплоту ее сияющему лицу.

Джоанна и королева обнялись. Несмотря на долгую разлуку, они не были чужими друг другу. Письма с новостями и советами пересекали моря, горы и равнины. Элинор переживала вместе с Джоанной, когда та не могла подарить Вильяму наследника, а Джоанна горько плакала, когда ее мать находилась в заточении. Элинор наблюдала за этим примирением с комком в горле. Она сама была очень нежным созданием, которое с любовью взрастили бабушка с дедушкой. Было невозможно ненавидеть это сияющее существо, когда она обратила взгляд своих мягких темных глаз на Беренгарию, обняла ее и назвала «сестрой». Затем Ричард подошел к Беренгарии, нежно обнял ее и поцеловал ей руку.

Элинор отвернулась. Ричард мог бы проявить больше пылкости. Она пристально посмотрела на мужчин, окруживших короля, не надеясь увидеть среди них Саймона, так как только высшая знать была приглашена встретить будущую королеву. Но ее сердце вдруг забилось и сжалось, как камень. Он был там, но его взгляд был прикован к Джоанне, которая беспечно разговаривала с королевой. Он даже не пытался найти ее среди фрейлин, хотя и знал, что она должна быть там. Она ведь сообщила ему в письме, что стала фрейлиной Беренгарии. Ричард представлял придворных кавалеров, которые один за другим подходили, чтобы поцеловать руку Беренгарии и поприветствовать королеву. После официального представления придворные разбились на группы и обменивались впечатлениями. Люди, знающие Элинор, останавливались поговорить с ней. Кто-то спросил, получала ли королева свежие новости из Англии. Элинор очень осторожно отвечала на все вопросы. Она разговаривала и улыбалась, но в душе ее бушевала буря. С каждой минутой ее гнев и отчаяние становились все сильнее. Она не осмеливалась искать его. Если он окажется в толпе, окруживших Джоанну и королеву, она не сможет контролировать себя. То, что подали лошадей, чтобы отвезти их, было и облегчением и разочарованием для нее. Элинор с трудом сдерживала слезы. Она повернулась, чтобы улыбнуться кавалеру, который помог ей сесть на лошадь, и улыбка замерла у нее на губах: молодой лорд Лестерский исчез, а на нее смотрели серо-голубые глаза Саймона. Он протянул ей поводья и вскочил на своего жеребца. Элинор забыла обо всем. Ее щеки запылали от гнева, глаза засверкали. Она повернулась к Саймону.