В зале воцарилась мертвая тишина. Даже бароны с континента, которые до этого молчали из вежливости или тихонько обсуждали свои дела, внезапно замерли, превратившись в слух. Ричард обвел взглядом море лиц, застывшие в напряжении фигуры. Каждая пара глаз смотрела настороженно, в ожидании взрыва его гнева. Каждая пара, кроме двух, потому что Лонгкемп не отрывал ненавидящего взора от Саймона, а в глазах своего брата Джона Ричард увидел зависть и надежду.

Именно этот последний взгляд, а не все увещевания королевы, спас Саймона в такой напряженный момент. Джон совершенно очевидно надеялся на то, что Ричард встанет на сторону Лонгкемпа. Тогда бы он смог выступить защитником традиций и справедливости, и все обиженные и недовольные потянулись бы к нему, объединяясь, чтобы восстать, как только король отправится в Святую землю. За Ричардом наблюдали и державшиеся солидно северные магнаты Англии, и его люди из Пуатье, отличавшиеся горячим темпераментом, – Вильяма Лонгкемпа не любили как в Англии, так и в Пуатье.

Как только Ричард подумал об этом, он бросил сердитый взгляд на Саймона, хотя этот взгляд был скорее направлен не на самого Саймона, а на тот тип людей, к которому он относился. Они ненавидели Лонгкемпа не за то, что он действительно сделал, а за то, каким человеком он был, и король был возмущен этим. А может, они ненавидели его за то, что он был предан ему, Ричарду? Лонгкемп не произносил банальных фраз о благосостоянии королевства. Он выполнял приказы своего господина, не руководствуясь такими понятиями, как честность, с которой Саймон относится к своей подопечной. Лонгкемп выжал бы из Сассекса и поместий Дево намного больше доходов. Тем не менее, Ричард знал наверняка, что Саймон никогда не обманет его, впрочем, это знали практически все присутствующие в зале. Король не мог принести Саймона в жертву ради Лонгкемпа и его гордости – это было бы только на руку Джону.

– Это правда? – спросил король Лонгкемпа.

– То, что я хотел лишить сэра Саймона его поста и опекунства – ложь, – огрызнулся Вильям Лонгкемп.

Саймон медленно повернулся и сделал три шага вперед. И хотя они были на значительном расстоянии друг от друга, да к тому же Лонгкемп стоял на первой ступеньке возвышения, ведущего к трону, Саймон был выше его.

– Вы называете меня лжецом? – тихо спросил он.

– Я имею в виду, что тот, кто написал тебе об этом, – лжец или дурак. Милорд, – Лонгкемп повернулся к королю.– Вы назначили меня Вашим канцлером и верховным судьей Англии, и я заявляю, что человек, которого сэр Саймон выбрал своим заместителем, совершенно не подходит для выполнения таких обязанностей. Он приходится дядей леди Элинор Дево, он глава ее вассалов и слишком любит дворян Сассекса, чтобы трезво судить о том, какая часть их доходов причитается Вам, Ваша милость.

– Ну, сэр Саймон, – чуть ли не улыбаясь, спросил Ричард: ему следовало бы знать, что Вильям не подведет его.– Правда ли то, что говорит архиепископ Илийский?

Лонгкемп был умен, но и он, и Ричард недооценили Саймона, решив, что все его достоинства – это крупная фигура и быстрая реакция в бою. Лонгкемп ожидал взрыва негодования и сердитых выражений со стороны Саймона, чтобы тут же их отмести. Но неожиданно для него Саймон жизнерадостно ухмыльнулся королю. У Ричарда сразу же испортилось настроение – он слишком хорошо помнил эту бодрую ухмылку.

– Каждое третье слово – правда. Сэр Андрэ, действительно, глава вассалов леди Элинор, и одна из причин, почему я его выбрал, это то, что он может собрать воинов леди Элинор на защиту побережья безотлагательно, в то время как обычный шериф должен для этого набирать рекрутов, теряя драгоценное время. Разве я не правильно рассуждаю, милорд?

Ричард был известен как непревзойденный солдат и тактик, он не мог не улыбнуться в ответ, оценив объяснение Саймона. Лонгкемп был умен в политике, финансах и софистике, но в вопросах войны – полный дурак, именно поэтому в Англии Ричард оставил не его, а Вильяма Маршала.

– Он выиграл, Вильям, – сказал король. Со стороны собравшихся дворян раздался смех. Напряжение, царившее в зале, несколько ослабло, как только присутствующие поняли, что король не намерен становиться на сторону своего фаворита, не приняв во внимание все факты. Почувствовав, что его действия вызывают одобрение, Ричард несколько смягчился.

– Ну, сэр Саймон, продолжай, – произнес он более добродушно.

– Сэр Андрэ был женат на незаконнорожденной дочери деда леди Элинор. Сам он утверждает, что такие родственные узы не стоит принимать во внимание, но за Вами право решать это. Далее, в Сассексе он только три или четыре года. У него там нет кровной родни, и последние годы он воевал практически с каждым семейством графства. И причиной этого были не его личные дела, а чересчур энергичные претенденты на руку его госпожи, – и я сомневаюсь, что его связывают с ними дружеские узы.

Эти слова вызвали новый взрыв смеха. Ричард не был в восторге, но факты были против него.

– Возможно, Вильям, ты не очень внимательно вник в эту проблему, – предположил король. Это был удобный выход из сложившейся ситуации.

– Пожалуйста, милорд, – Саймон вмешался прежде, чем Лонгкемп успел ответить, – дело не в этом. Вы назначили меня. Дал ли я Вам повод сомневаться во мне?

– Разумеется, нет, – быстро ответил Ричард. Он нахмурился, но не смог дать другой ответ. Никто просто не поверит, что Саймон не заслуживает его доверия.

– В таком случае, милорд, неважно, кого я выбираю, хоть обезьяну, своим заместителем. Даже если все, что говорил архиепископ Илийский, было бы правдой, он не имеет права вмешиваться в мои дела. Я отвечаю за это и пострадаю сам, если сделаю плохой выбор. Мой долг доставить то, что положено Вам, в нужный срок. Если я не выполню свой долг, Вы вправе забрать мои земли, а заодно и мою голову. Если Вы считаете, что я не в состоянии выполнять свои обязанности, Ваше право лишить меня всего, в том числе и жизни. Я не сомневаюсь в Вашем праве поступать так, но, с другой стороны, это мое право – назначать себе заместителя.

– Ты высоко замахнулся, Саймон, – слова Ричарда прозвучали резко.

– Я не хотел обидеть Вас, Ваша милость, – спокойно ответил Саймон, – но я должен быть уверен: то, что даровали мне Вы, не будет отобрано кем-либо под каким угодно предлогом и даже без него. Более того, я – человек чести. Я хочу быть уверенным в том, что если я что-то пообещал, я смогу выполнить. Если я не могу быть уверен во всем этом, то мне лучше вернуться и самому выполнять свои обязанности вместо того, чтобы отправляться в крестовый поход, как я планировал.

Лицо короля становилось все мрачнее с каждым словом Саймона, пока он не услышал последние слова. На его лице отразилось приятное удивление: речь зашла о его мечте.

Лонгкемп выругался сквозь зубы, а громко произнес:

– И кто же тебя вдохновил на это? Я слышал, что ты называешь идиотами тех, кто желает спасти Святой город!

– Меня мало волнует Святой город, – искренне ответил Саймон, – а еще меньше те дегенераты, которые управляют им и не в состоянии обеспечить его безопасность. Но меня очень волнует то, что делает мой король. И если лорд Ричард отправляется в Святую землю, я убежден – мой долг последовать за ним, – если, конечно, я свободен от тех клятв, которые дал раньше.

– Какие клятвы? – недовольно поинтересовался Ричард.

Доза лести, которую использовал Саймон, была более чем приятна. Ричарду нравилось, что верность ему лично была более мощным фактором в действиях его подданных, чем увещевания прелатов. Но он был несколько разочарован, что Саймон ставил свою клятву выше всех других обязательств.

– Я всегда служил лично королеве, – сказал Саймон.– Я присягнул ей на верность задолго до того, как Вы появились на свет, милорд, и ни разу не нарушил эту клятву. Мне нужно было разрешение Вашей матери, прежде чем я мог обратиться к Вам с просьбой позволить мне сопровождать Вас. И прежде, чем дать свое согласие, королева поставила два условия. Первое, это то, что я должен сопровождать Вас в качестве Вашего щитоносца.

Король широко открыл свои голубые глаза. Он уже раскрыл и рот, но задохнулся от возмущения. Когда Ричард был юнцом, очень дерзким и неопытным воином, его сопровождал более опытный, физически крепкий воин, к тому же более разумный и когда надо, осторожный. Саймон был рядом с ним, официально как щитоносец, а на деле, чтобы защищать Ричарда. Но теперь, спустя много лет, он уже не нуждался ни в такой защите, ни в советах. Саймон смело встретил его негодующий взгляд и от души рассмеялся.

– Я так и сказал, что за такое предложение Вы покончите со мной на месте, милорд, но королева настаивала, чтобы я передал Вам ее условие слово в слово. Она сказала, что она все еще ваша мать, и что она боится не Ваших врагов, которых Вы встретите лицом к лицу, а союзников, которые следуют у Вас за спиной.

Саймон очень осторожно подбирал слова. Он не сказал «люди» или «вассалы», что было бы открытым оскорблением дворян, собравшихся в зале, и к тому же прозвучало бы фальшиво, – люди Ричарда любили его. Саймон сказал «союзники», что вызвало возгласы одобрения.

Негодование исчезло с лица короля, сменившись своего рода благоговением. Ричарда всегда смущала способность его матери заглянуть в будущее. В большинстве случаев он предпочитал игнорировать ее предсказания, которые обычно касались различных политических вопросов и начинались с неизбежного «а если…. то…». Но сейчас он согласился в душе с предложением матери, так как в нем был здравый смысл. Дело в том, что Филипп Французский настолько «благоволил» к Ричарду, что предложил, чтобы отряд высокородных французских рыцарей сражался под личным знаменем Ричарда. И практически невозможно было бы избежать назначения одного из них на почетный пост, дающий право сражаться слева от него и в то же время защищать его со спины. Предусмотрительность матери снимала эту проблему.

– Очень хорошо. Даю слово: до тех пор, пока ты будешь в состоянии делать это, ты и только ты, будешь нести мой щит.