– Ох, ты как каменный столб, – пожаловалась она, – но именно тебя я хочу видеть больше всего на свете.

– С чего это вдруг? Что за причина? – проворчал Саймон, пытаясь высвободить руку.

Но Элинор буквально приклеилась к нему:

– Твои дела – вот причина, а вернее, дела твоего друга. Идем куда-нибудь, чтобы нас не подслушали.

Саймон с недовольным видом, наконец, освободил свою руку, прошел к нише окна и уселся, сложив руки на широкой груди. Элинор встала прямо перед ним.

– Я считаю, что мне бесполезно нахваливать Вильяма Маршала перед Изабель де Клер, когда он подпирает стенку как приклеенный, а она не успевает танцевать со всеми охотниками до ее приданого, какие только есть в зале.

– Ты что, обвиняешь ее в нескромности? – процедил сквозь зубы Саймон.– Ее поведение – сама невинность по сравнению с твоим, которое я имел неудовольствие наблюдать.

– Ага, значит, ты не одобряешь такого поведения, не так ли? А я уж было решила, что здравый смысл покинул тебя. Ну и как, ты уже жаловался королеве на меня?

– Я? Выдать твое поведение королеве? Какой же я тогда опекун…

И тут до него дошло:

– Что ты имела в виду, когда сказала, что здравый смысл покинул меня? – спросил он, повышая голос.

– Саймон, – Элинор вздохнула, заметно теряя терпение.– Ты хотел, чтобы королева узнала о том, что Изабель предпочитает Вильяма другим претендентам, разве нет? Но как она узнает об этом? Сама Изабель не может ей сказать. Конечно, ты можешь дать королеве понять, что Вильям хотел бы жениться, и королева поймет, что ты передаешь его желание, но как ты можешь говорить за Изабель? Разве она может хотя бы намекнуть тебе об этом?

– Я вообще не вижу смысла говорить о чувствах Изабель. Вряд ли это поможет, так как королева, без сомнения, будет настаивать на том, что Болдуин – наилучшая партия для Изабель. И вообще, если ты хочешь, чтобы королева знала о сложившейся ситуации, как обстоят дела, попроси у нее аудиенции. Тебе она не откажет. Элинор в гневе топнула ногой.

– Нет, я, в самом деле, считаю, что ты выжил из ума. Во-первых, если королева поддерживает Болдуина, ее не обрадует мое вмешательство. Более того, если я заявлю, что хотела бы поговорить с ней об Изабель, будь уверен, она окажется слишком занятой, чтобы принять меня сегодня, а завтра найдется другой предлог. Во-вторых…

– А я говорю тебе, что это не имеет смысла. Если королева желает видеть Болдуина первым претендентом на руку Изабель, ни твои слова, ни чувства Изабель не играют никакой роли.

– Ты к ней сейчас несправедлив. Я не утверждаю, что королева передумает, узнав о чувствах Изабель, но она добра. И она должна узнать то, что ты знаешь о Болдуине. Если она поймет, что Изабель далеко не безразлично, кто ее жених, и что она почувствует себя вдвойне несчастной, если ее вынудят выйти замуж против ее воли, – я считаю, это заставит королеву хотя бы задуматься. Ведь несчастливая женщина может доставить много хлопот.

– Может, ты и права, но что-то я не пойму, какое это имеет отношение к тому, что тебе нравятся Роджер Бигод и Мило де Боуэн.

– Нравятся? Кому это они нравятся? Они просто опасны. Ты даже не смог предостеречь меня…

– Я не смог? Не смог? – буквально прорычал Саймон, вскакивая на ноги и сжимая кулаки.– Ты что, считаешь, я боюсь Бигода или де Боуэна?

– Сядь и успокойся, – зашипела в ответ Элинор, толкая его. Если бы она толкала гранитный монумент – эффект был бы тот же. – Ты что, хочешь, чтобы все в замке узнали об этом? Разумеется, я не думаю, что ты можешь бояться любого из этих идиотов. Но слово твое, слово королевского опекуна, будет воспринято как пренебрежение к ним со стороны короля.

В этом была горькая истина. Саймон упрямо сжал челюсти.

– Ты поступаешь глупо. Ты затеваешь опасную игру.

– Нет, если королева проверит мое поведение, а я снова вернусь к девичьей скромности.

Саймон покачал головой. У него стоял шум в ушах. Он провел рукой по лицу. Глаза его теперь смеялись.

– Ты что, флиртовала с этими типами только для того, чтобы королева сделала тебе замечание, и ты после этого прекратила заигрывать с ними? – Он снова провел рукой по глазам, как бы снимая с них пелену.– Ты сведешь меня с ума своими выходками!

– Но, Саймон, – проговорила Элинор примирительно, – в самом деле, в этом есть смысл. Если ты скажешь королеве, что я упряма и не подчиняюсь тебе, а королева поверит этому…

– И не без оснований…

– Ах, Саймон, это совсем не так! Я всегда послушна тебе, кроме тех случаев, когда ты хочешь, – чтобы мы ввязались во что-нибудь, не думая о последствиях. Ну ладно, не обращай внимания, – быстро проговорила Элинор, видя, как он задохнулся от негодования.– Не затевай спор со мной из-за пустяков. Ты можешь, кроме того, сказать королеве, что не хочешь противостоять Бигоду и Боуэну без ее приказа. Ну, и тогда королева призовет меня к порядку.

– Гнев королевы не так легко вынести, Элинор. Я бы предпочел…

Она протянула руку и коснулась его щеки, взглянув на него так нежно, что от неожиданности голос Саймона замер, а сердце чуть не остановилось.

– Она не разгневается, – сказала Элинор мягко, благодарно улыбаясь за его заботу о ней.– Это всего лишь глупая девичья ошибка – я ведь впервые при дворе. Я сразу же раскаюсь и пообещаю немедленно изменить свое поведение, – и вот тогда у меня будет прекрасная возможность поговорить об Изабель и рассказать, как ее губит ее же собственная скромность. И, между прочим, я тоже так считаю. И почему это Вильям Маршал не танцует с ней и даже не беседует? Она же не может подойти к нему сама!

– Он не умеет танцевать. И, как только он пытается завести с ней разговор, обязательно возникает какой-нибудь галантный кавалер и уводит ее танцевать у него из-под носа.

– А что мешает тебе? Ты великолепно танцуешь. Ты что, не можешь научить его?

– Вильям знает, как надо танцевать, но он не может. Наступила очередь Элинор удивляться:– Что ты имеешь в виду: знает, но не может? Он что, дал клятву не танцевать?

– Ну, конечно же, нет. Он сильно пострадал в переделке на корабле. У него сломаны ребра, и он едва может нормально ходить, не испытывая боли, не то что танцевать.

– И он ничего ей не сказал? – взвизгнула от возмущения Элинор.

– А зачем? Если она испытывает к нему нежные чувства, она будет только переживать за него. А если это не так, она посчитает, что он хочет вызвать у нее жалость. И вообще, он никому не рассказывал, кроме меня, и появился при дворе, как будто ничего не произошло, не желая показывать врагам свою беспомощность.

– Но Изабель никому не скажет, а я не сплетница. Что же, теперь, когда мы всё выяснили, я думаю, Саймон, ты прав. Мне лучше самой все рассказать Изабель, а за меня ты не бойся. Только ты должен поговорить с королевой, или я, в самом деле, попаду в беду.

Следующие несколько часов Элинор провела, буквально дрожа от нетерпения, гадая, выполнит ли Саймон ее план и не решит ли он в последний момент, что все это нужно делать не так. Из всех переживаний Элинор была только одна польза: Изабель де Клер, заметив, как та выбрала неподходящую по цвету нить, как сделала стежок не там, где надо, вышивая воротник для Саймона, как чертыхалась, исправляя работу, наконец, не выдержала и, подойдя к Элинор, поинтересовалась, не может ли она чем-нибудь помочь.

С радостью, ухватившись за так вовремя подвернувшуюся возможность, Элинор воскликнула:

– Я вовсе не заслуживаю помощи. Я расстроена, потому что я – бездушная эгоистичная маленькая негодяйка. Я и сама это понимаю, но еще больше сержусь.

Изабель, не привыкшая к такой откровенности, была заинтригована.

– Вы очень честны, – проговорила она тихо. Элинор побаивалась спугнуть девушку, но вместо этого Изабель подобрала нитку и стала вдевать ее в иголку Элинор.

– Вот так будет хорошо, – подбодрила она Элинор.

– Только я не хороша для этой работы, – сказала Элинор, криво улыбнувшись.– Зато Вы такая мастерица. Пожалуйста, вышейте этот лепесток за меня, а я Вам все расскажу.

И она кое-как, не слишком убедительно, поведала историю о том, как Саймону не удалось присутствовать, хоть он и обещал, в некоем месте – непонятно, правда, в каком – Элинор не сумела придумать ничего подходящего. Однако причина его отсутствия была названа достаточно ясно – Саймон был вынужден провести время с другом, который неважно себя чувствовал.

– Не могла же я требовать, чтобы Саймон отказал в помощи и поддержке такому рыцарю, как Вильям Маршал. Этого я и вообразить не могла бы – не настолько эгоистична уж я. Тем более, трудно встретить более прекрасного и милого кавалера, чем Вильям. Вы согласны со мной, Изабель? – невинно спросила Элинор.

– Да, разумеется, но что с ним? – Изабель задохнулась от волнения.– Я видела его сегодня, он беседовал с королевой.

Элинор притворно прикрыла рот ладошкой:

– Ох, мой болтливый язык! Изабель, ведь Вам нравится Вильям? Вы же не захотите навредить ему?

– Навредить? Как? Огромные глаза. Изабель наполнились слезами, стройная фигурка трепетала, но голос прозвучал на удивление уверенно. Элинор подумала, что она недооценивала Изабель де Клер. Возможно, если ее правильно направить, она сумеет постоять за себя.

– У всех великих мужей есть враги, а поскольку Вильям Маршал неподкупен, у него их более чем достаточно. Разумеется, все порядочные люди уважают его, но есть лицемерные, подлые негодяи. Если хоть один из них узнает, он… Изабель, Вы ведь никому не расскажете?

На лице Изабель отразилась борьба чувств: если то, что собиралась рассказать ей Элинор, было тайной, она бы предпочла даже не знать этого. Но, с другой стороны, это касалось Вильяма, и она не могла устоять против соблазна…

– Не в моих привычках передавать другим то, что сказано мне доверительно.

«Ага, – подумала Элинор, – она неравнодушна к Вильяму. Ну, так пусть же она узнает и поступит так, как сочтет нужным».