Даже в Америке, сказали Россу, царит не меньшее разочарование. До сих пор Соединенные Штаты объединяла лишь ненависть к британской власти, но стоило только устранить эту помеху, как дали о себе знать послевоенные проблемы. Казалось, вся страна стоит на грани распада на местные автономные республики, враждующие между собой, как города средневековой Италии. Поговаривали, что Фридрих Великий, играя своими подагрическими пальцами на пианино во дворце Сан-Суси в Потсдаме, заметил, что страна стала столь неуправляемой, что в самую пору скинуть Георга III и поставить нового короля. И это замечание даже нашло отклик среди легкомысленных членов корнуолльского общества.

Благодаря непрерывной контрабандной торговле между французским и собственным побережьем, корнуольцы знали или ощущали множество других вещей. Возможно, Англия и пришла в упадок, но и в Европе дела не слаще. Время от время из-за пролива до них доходили странные отголоски вулканических волнений. Неприязнь к извечному врагу и не уступавшая ей преданность новому союзнику склонили Францию бросить золото и своих солдат на помощь делу американской свободы. В результате страна получила дополнительный долг в размере четырнадцати миллионов ливров военных издержек, и теоретические и практические знания в области внедрения революции в умы и плоть своих мыслителей и солдат. Оковы европейской деспотии дали трещину в самом уязвимом месте.

За эти два года Росс почти не встречался ни с кем из родственников или представителей своего сословия. Подслушанный им разговор в библиотеке в день крестин Джеффри Чарльза посеял в нем презрение к ним. И хоть Росс не признавался себе, что на него каким-либо образом подействовали сплетни Полли Чоук, он понимал, о чем они треплют языком, и ему претила сама мысль об их обществе. Раз в месяц, из простой вежливости, он ехал справиться о здоровье прикованного к постели Чарльза, который не желал ни умирать, ни выздоравливать. Но когда Росс встречал там общество, то никогда не присоединялся к светской болтовне. Его в отличие от них не так интересовало возвращение Мэри Фитцгерберт с континента или скандал, разыгравшийся вокруг колье французской королевы. В графстве было немало семей, которым не хватало хлеба и картошки, чтобы не умереть с голоду. Росс хотел, чтобы этим семьям помогли продовольствием, дабы эпидемии, свирепствовавшие в декабре и январе, не нашли среди населения легкую добычу.

Когда Росс заговаривал об этом, его слушатели сначала чувствовали себя неловко, а под конец уже обиженно. Упадок горнодобывающей промышленности и повышенные налоги больно ударили по многим из них. Они и так старались разрешить те тяжелые проблемы, с которыми им приходилось сталкиваться. И если их усилия были каплей в море, то на их взгляд, Росс делал не больше. Единственное, что общество было не готово принять, так это любую форму ответственности за текущие невзгоды или поправки к законам, чтобы те предлагали иные, менее душераздирающие способы облегчения жизни, нежели работный дом или дорога на кладбище. Даже Фрэнсис не мог этого понять. Росс чувствовал себя вторым Джеком Триппом, проповедующим с пустой кафедры.

На пути домой Росс поднялся на вершину холма и увидел вышедшую ему навстречу Демельзу. У её ног трусил Гаррик, как маленький шетландский пони.

Демельза вприпрыжку подбежала к нему.

- Джуд сказал мне, - произнесла она, - что шахта наконец-таки откроется!

- Как только наймем рабочих и купим оборудование.

- Урааа! Гаррик, отстань. Я очень рада. В прошлом году мы все сильно расстроились, когда уже было решили, что всё улажено. Гаррик, успокойся. Она будет такой же большой, как и Грамблер?

- Пока нет,- Росса забавляла её радость. - Довольно небольшая шахта для начала.

- Уверена, вскоре она станет большой с огромными дымовыми трубами и прочими штуками.

Они вместе стали спускаться с холма. Обычно Росс не обращал на нее особого внимания, но сегодня любопытные взоры остальных заставили его украдкой бросать на нее взгляды. В подросшей и расцветшей девушке уже нелегко было признать того щуплого полуголодного оборвыша, которого он окатывал водой под водокачкой.

За прошлый год произошло еще больше перемен. Демельза теперь превратилась в полноправную экономку. Пруди была слишком ленива, чтобы гореть желанием что-либо делать, когда существовать возможность увильнуть. Нога тревожила её еще пару раз, и когда она вновь поднялась с постели, то ей было легче вертеться на кухне, готовить себе чай или выполнять легкую работу, нежели изобретать и готовить обеды, что так нравилось Демельзе. Эта забота упала с плеч Пруди; Демельза никогда ею не командовала и охотно исполняла и свои обязанности, так с чего же было Пруди протестовать?

За исключением одной злобной перебранки, жизнь на кухне стала более мирной, чем в те времена, когда ее населяли только Пруди с Джудом. Между троицей установились крепкие приятельские отношения, и Пэйнтеры никогда не порицали дружбу Росса с девушкой. В последнее время Росс часто чувствовал себя одиноким и был рад компании. Верити больше не решалась приходить, и Демельза заняла её место.

Иногда она даже проводила с ним вечера. Всё началось с того, что она спросила его распоряжений по ферме и за разговором осталась. После этого два или три вечера в неделю она сидела вместе с ним в гостиной.

Из двух собеседников Демельза, конечно же, была более уступчивой, поддерживая разговор, когда он чувствовал на то желание, или обращалась к книге, когда он изволил читать, или послушно выскальзывая из комнаты, когда её общество становилось нежелательным. Росс по-прежнему сильно пил.

Демельза была не совсем идеальной экономкой. Хотя она неплохо справлялась с повседневными заботами, временами сказывался ее темперамент. Ею по-прежнему овладевали "настроеньица", как их называла Пруди. Тогда она могла переплюнуть в сквернословии Джуда, и даже однажды едва его не поколотила. В такие мгновения у нее напрочь исчезало чувство осторожности, и даже хозяйство не оставалось в стороне.

В один из мрачных дождливых дней прошлого октября она решила вычистить часть хлева и принялась расталкивать волов, когда те вставали у нее на пути. Один из них тут же этому воспротивился, и Демельза выбежала из хлева, кипя от возмущения и получив пинок, от которого не могла сидеть неделю. В другой раз она решила переставить кухонную мебель, пока Джуд с Пруди отсутствовали. Но один из шкафов оказался не под силу даже её кипучей энергии, и она опрокинула его на себя. Вернувшаяся Пруди обнаружила её распластанной под шкафом, пока Гаррик признательно лаял у двери.

Недомолвка с Джудом имела более серьезные последствия, и вскоре все благоразумно сделали вид, что ее забыли. Демельза отведала бутылку спиртного из старого железного сундука в библиотеке. Вкус ей понравился, и она осушила бутылку. Затем она слегка танцующей походкой пошла к Джуду, который весьма некстати тоже успел хлебнуть лишнего. Демельза принялась изводить Джуда, пока тот ее не повалил. Но она отбивалась, как дикая кошка, и когда вошла Пруди, то обнаружила их катающимися по полу. Пруди тотчас же пришла к ошибочному заключению и огрела Джуда каминной лопаткой. Возвращение Росса оказалось весьма своевременным, предотвратив серьезные увечья его работников.

После этого целую неделю на кухне царила леденящая холодность. В первый раз Демельза ощутила на себе жалящую язвительность Росса и хотела умереть, испытав такое потрясение.

Но это было двенадцать месяцев назад. Неприятный призрак, похороненный в прошлом.

Без дальнейших разговоров они прошли мимо яблонь и направились к дому через сад, в котором Демельза провела столько времени прошлым летом. Все сорняки были выполоты, открыв больше голой земли и несколько беспорядочно посаженных и сражающихся за жизнь растений, выращенных матерью Росса.

Среди них росли три куста лаванды, высокие и неаккуратные, поскольку их заглушали сорняки; хотя на аккуратно подстриженных ветках розмарина теперь проклевывались цветы. Демельза также посадила и дамасскую розу с её яркими розово-белыми цветами, мускусную розу и две красных розы. Со своих прогулок по сельской местности она начала приносить домой семена и черенки от живых изгородей. Подобные растения приживались плохо. Они были непокорными дикарями, с готовностью бурно разрастающимися в пустынных местах, которые сами себе облюбовали, но склонные чахнуть и отмирать, попади только в сад. Однако в прошлом году Демельзе удалось вырастить прекрасную клумбу из синяка, куста армерии и шеренги алых наперстянок.

Теперь они остановились. Демельза поясняла Россу, какие изменения собиралась здесь произвести, предлагая нарезать ветки лаванды и попытаться посадить их, чтобы сделать бордюр. Росс терпеливо осматривался по сторонам. Цветы его не сильно интересовали, но он любил порядок и яркие цвета; да и растения, которые можно употребить в пищу или сделать настойки, тоже пригодятся.

Совсем недавно Росс дал ей немного денег на личные нужды. На них Демельза купила яркий платок, чтобы повязывать голову, стальное перо для учебы письму, две тетрадки, пару туфель со сверкающими пряжками, большой глиняный горшок для цветов, шляпку для Пруди, а для Джуда - табакерку. Пару раз он позволил ей проехаться вместе с собой верхом на Рамуте до Труро, пообещав сводить её на петушиные бои и посмотреть на бой Герцога на приз в пятьдесят гиней. Это зрелище, к удивлению и изумлению Росса, вызвало у неё отвращение.

- Да это ничем не отличается от забав моего папаши, - возмутилась Демельза. Она ожидала от петушиных боев, проводимых аристократами, некоего благородства и утонченности.

По пути домой она была непривычно молчалива.

- Как по-вашему, животные, как и люди, тоже чувствуют боль? - вырвалось у нее внезапно.

Росс призадумался над ответом. Пару раз ему уже довелось угодить впросак, необдуманно отвечая на её вопросы.