Его лицо, начиная от высоких скул и кончая матовым цветом и ямочкой на подбородке, было еще более красивым, чем в ее воспоминаниях. Его блестящие, черные как смоль волосы были, как всегда, завязаны сзади в хвостик, и от него пахло одеколоном — этот завораживающий запах Кэролайн помнила еще с Палм-Бич. Она тут же напомнила себе, что перед ней современный Казанова и что она совершенно равнодушна к его чарам.

— Дорогая, — прошептал он, глядя ей в глаза и поднося ее руку к своим губам. — Прошло так много времени с тех пор, как мы виделись в последний раз.

Кэролайн удивленно подняла брови. Это было уж слишком помпезно, даже для Жан-Клода.

— Совсем не так много, — напомнила она ему сухо, отняв руку. Она твердо решила не поддаваться на его уловки и не позволить Жан-Клоду заставить ее чувствовать себя так же неловко, как во время их предыдущих встреч. Он был знаменитым шеф-поваром и автором бестселлера, человеком, который верил в то, что натиском может добиться всего чего угодно и который имел подход ко всем женщинам, попадавшимся на его пути.

— Достаточно долго, чтобы я с нетерпением ждал нашего вечера, — вкрадчивым голосом произнес он и, взяв ее за руку, повел в комнату.

— Мы не проводим вместе вечер, мы вместе ужинаем, — поправила его Кэролайн, снова убрав руку. Она решила, что настало время изменить тему и намекнуть на приятные запахи приправ и вина, которые неслись из кухни. — Что-то пахнет так вкусно! — сказала она.

— Тебе нравится запах моего одеколона? — спросил он с лукавой улыбкой.

Кэролайн мысленно спросила себя, прекратит ли он когда-нибудь свои насмешки.

— Я имела в виду ужин. Пахнет очень заманчиво.

— Конечно, заманчиво. А как будет вкусно! — со своей обычной самонадеянностью заявил он. — Но сначала экскурсия, а потом еда.

Жан-Клод снова взял ее за руку и повел вглубь своей квартиры, но вдруг остановился.

— Это было «до», — сказал он, показывая на обшарпанный угол возле окна с облупившейся краской. — А это — «после», — и он показал на обширный шикарный зал, весь покрытый коврами и хорошо обставленный, где одна стена почти сплошь была стеклянной.

Кэролайн невольно рассмеялась. Всего парой слов Жан-Клод сумел дать полную характеристику своей квартиры. Обняв ее за плечи, он продолжил показ.

— Мы начнем с «после». А потом постепенно дойдем и до «до», — пообещал он, открывая перед ней дверь в просторную комнату. К удивлению Кэролайн, это оказалась ванная, шедевр дизайна и декора, достойная того, чтобы ее снимок поместили в самом престижном журнале. Там были сплошной мрамор и зеркала, а застекленная крыша давала естественное освещение. За большой квадратной ванной располагалась рощица из бамбука, а на ее широком крае стояли различные гели, тальки, туалетная вода и лежали губки. Стопка аккуратно сложенных пушистых белых полотенец только и ждала, когда их возьмут. Рядом с ванной комнатой стояла огромная кровать, накрытая бежевым покрывалом. По обеим сторонам кровати стояли книжные шкафы, забитые книгами и оснащенные разными светильниками, чтобы было удобнее читать. Здесь же были вазочки с маргаритками. Но у Кэролайн не создалось впечатления, что это место предназначено для чтения. Вся обстановка была слишком чувственной, слишком сексуальной, совсем как человек, который стоял рядом с ней. Она снова попыталась внушить себе, что не должна обращать внимания ни на эту кровать, ни на привлекательную мужскую фигуру Жан-Клода, ни на теплое прикосновение его руки, пока он показывал ей это просторное, шикарное, но такое необычное жилище.

— А теперь мы посмотрим «до», — провозгласил он, когда они подошли к кухне на другой стороне чердака. Здесь ни к чему еще не прикоснулась рука современного архитектора, и Кэролайн сказала, что все здесь выглядит так, как, наверное, было еще в те времена, когда президентом был Герберт Гувер.

— Настоящий антиквариат, — согласился с ней Жан-Клод, обводя широким жестом потрескавшуюся старинную раковину, приземистый холодильник со спиралью наверху и видавшую виды печку, когда-то покрытую белой эмалью, на которой были три горелки и духовка со сломанной ручкой, функцию которой теперь выполняла скрученная проволока.

— Меня удивляет, что владелец ресторана не отремонтировал первым делом эту часть помещения, — сказала она, удивленная той патетикой, с какой Жан-Клод хвалился свей обшарпанной кухней.

— Дело в том, что я провожу целые дни на кухне, и последнее, что мне хочется делать, когда я прихожу домой — это готовить. — Он оглянулся на широкую кровать и ванну, и Кэролайн сразу стало ясно, чем он хочет заниматься, когда приходит домой.

— Тогда почему ты готовишь для меня? — спросила Кэролайн.

— Потому что ты относишься к тем людям, для которых представления об обеде ограничиваются сандвичами. — Он усмехнулся. — Мне не хотелось травмировать твои нежные чувства, предложив равиоли с корешками таро, грибами с трюфельным соусом и маслом — блюдо, которое обычно подают в «Мустье». Дома я могу сделать что-нибудь более…

— Основательное? — подсказала Кэролайн. — Подходящее для провинциальной американки?

Жан-Клод улыбнулся.

— Для очаровательной провинциальной американки, — сказал он, окинув Кэролайн одобрительным взглядом. Она была одета в строгий костюм хорошего покроя и шелковую блузку и представляла собой удивительное сочетание деловой женщины и просто красивой женщины. Выглядела она очень молодо, несмотря на то что уже была замужем и родила ребенка. Она была полна противоречий, эта Кэролайн Годдард, и разительно отличалась от хрупких, утонченных, капризных манхэттенских женщин, с которыми он привык иметь дело.

От его комплимента и взгляда щеки Кэролайн порозовели. Несмотря на ее твердое решение оставаться бесстрастной и несмотря на убеждение, что он говорит все это автоматически, его хорошо проверенные комплименты искусного соблазнителя в сочетании с его очарованием и притягательной силой произвели на нее впечатление, которому она была не в силах сопротивляться. Пока Кэролайн наблюдала, как он вытаскивает пробку из бутылки с белым вином, ей удалось подавить свои непроизвольные эмоции и сконцентрироваться на нереальности самого факта, что она находится сейчас здесь с ним. Такой вот ужин на двоих она не могла даже представить себе. Она не могла даже подумать, что когда-нибудь попадет в Нью-Йорк, когда он впервые пригласил ее и сказал, что она должна отплатить свой долг. И вот теперь они сидели вдвоем на его «чердачке» в Сохо, молодые, здоровые, красивые, мужчина и женщина, и в воздухе между ними как бы проскакивали искры таинственной связи. Кэролайн изо всех сил старалась не замечать всего этого.

— Неужели ты и правда можешь приготовить ужин вот на этом? — спросила она, имея в виду старую печку, а Жан-Клод в это время старательно ввинчивал штопор в пробку.

Он кивнул.

— Хочешь верь, хочешь не верь, но мне приходилось готовить и на кухоньках поменьше и не так хорошо оборудованных. По-настоящему старых! — сказал он со своим неуловимым и милым французским акцентом, протягивая ей бокал с искрящимся приятно прохладным вином.

— В самом деле? В это трудно поверить, — ответила Кэролайн, принимая бокал. — Лично я вряд ли смогла бы сделать что-нибудь стоящее в такой кухне, хотя должна признаться, что я неважная кухарка. Мы с Джеком умерли бы с голода, если бы не было свежемороженых продуктов и микроволновок.

Жан-Клод состроил гримасу и застонал.

— Микроволновки! — воскликнул он. — Все, что я могу сказать, — это что тебе сказочно повезло, что я сжалился над тобой и пригласил попробовать настоящую еду.

— Тогда скажи мне, что ты приготовил для бедной изголодавшейся провинциальной американки сегодня?

— Canard braise au vin rouge, мадам, — сказал он с церемонным поклоном, как будто был метрдотелем очень изысканного ресторана. — Утку. Тушенную в соусе с красным вином, — перевел он на английский.

Кэролайн вздохнула, представив деликатесное блюдо, которое ее ждет.

— Мне кажется, что я умерла и сразу попала в рай, — сказала она, садясь в одно из брезентовых кресел, стоявших возле соснового стола, и вдыхая смешанный запах красного вина, тмина и лука, с которыми готовилась утка. — Это для меня просто роскошь, — заявила Кэролайн и, не желая дать ему шанс съязвить, добавила: — Я имею в виду, что для меня специально готовят.

Она откинулась на стуле, отпивая приятное вино, а Жан-Клод подошел к стереопроигрывателю и поставил компакт-диск с квартетом Моцарта. Когда он приглашал Кэролайн, то сказал, что всю работу будет делать сам, и, уставшая после суеты дня, она с удовольствием приняла это условие. Он поставил на стол белые фаянсовые тарелки и бокалы ручной работы — Жан-Клод объяснил ей, что они из Мустье. На столе стояли свечи и маленькая вазочка с красными анемонами. Перед каждой тарелкой лежали аккуратно сложенные льняные салфетки. Кэролайн поймала себя на мысли, что на Сисси все это произвело бы хорошее впечатление.

Жан-Клод стоял перед маленьким разделочным столиком и очищал спаржу, сезон которой только начинался. Он был очень привлекательным мужчиной, и Кэролайн до сих пор не верилось, что она находится с ним здесь, в его необычной квартире. Только сегодня утром, когда Сисси получила почту, она видела его фотографию в «Нью-Йорк пост» — он был на премьере нового фильма с актрисой Региной Куинн. А день назад там же была заметка Лиз Смит о его связи с Мэрили Стерлинг, очаровательной директрисой рекламного агентства. И Кэролайн напомнила себе, что она — Кэролайн Шоу, выросшая «на той стороне улицы», и не из тех, кто шагает впереди всех. Так почему она оказалась здесь? Что такое увидел в ней Жан-Клод Фонтэн? Очередную победу? Очередную дырку в ремне? Или просто он был послушным сыном и делал одолжение знакомой его отца?