– Я так и думала, что не наказывали.

Если бы он был менее снисходительным, и если бы перед ним был любой другой человек, кроме Пенелопы Физеренгтон, которую он хорошо знал, и которая никогда не была вредным и злонамеренным человеком, он бы, несомненно, обиделся. Но он был необыкновенно легко отходчивым мужчиной, а перед ним была Пенелопа Физеренгтон, лучшая подруга его сестры Бог знает сколько лет. Поэтому вместо того, чтобы принять жестоко циничный взгляд (который, по общему мнению, ему никогда не удавался), он просто улыбнулся и спросил:

– Такая твоя точка зрения?

– Только не думай, что я хотела покритиковать твоих родителей, - сказала она с невинным, и в то же время лукавым выражением лица.

– Я никогда и не думал подозревать тебя в том, что ты можешь быть такой испорченной, - он любезно кивнул ей.

– Знаешь, просто, - она склонилась к нему, словно собираясь передать очень важный секрет, - Я думаю, тебе все сошло с рук, даже если ты совершил бы убийство.

Он закашлялся - нет, не для того чтобы прочистить горло, и не потому, что он не очень хорошо себя чувствовал. А просто потому, что он был просто чертовски поражен. Пенелопа была такая забавная. Нет, не совсем так. Она была… удивительная. Да, это слово, казалось, объединяло все черты ее характера. Очень немногие люди по-настоящему знали и понимали ее; у нее никогда не было репутации приятного собеседника. Он был совершенно уверен, что она, за время этих трехчасовых приемах, часто, не произносила ни одного простого слова.

Но, когда Пенелопа оказывалась в компании с человеком, с которым она могла чувствовать себя спокойно и уютно - и Колин понял, что может занести себя в список таких людей - она блистала своим остроумием, хитрой улыбкой, и своим очень высоким интеллектом.

Он не удивлялся тому, что вокруг нее не крутятся толпы соискателей ее руки. Она не была красавицей по мнению света, хотя после близкого осмотра, она ему казалась гораздо более привлекательной, чем он помнил до этого. Ее каштановые волосы с рыжими прядями, красиво переливались в свете свечей. А кожа ее была просто прекрасна - чудесный оттенок персика со сливками, именно этого оттенка добивались все леди, намазывая себе лица мышьяком.

Но привлекательность Пенелопы была не того типа, который обычно замечают мужчины. И естественно ее обычно застенчивое поведение и глупые разговоры, иногда с заиканием, не раскрывали ее индивидуальности.

Однако это очень плохо сказывалось на ее популярности. Если бы не это, она точно стала бы для кого-то очень хорошей женой.

– Так, ты говоришь, - проговорил он, возвращаясь мыслями обратно к разговору, - Я должен рассмотреть возможность преступной жизни?

– Ничего подобного, - ответила она, скромно улыбаясь, - Просто я подозреваю, ты бы смог кого угодно заговорить.

А затем, выражение ее лица неожиданно стало совершенно серьезным, и она тихо сказала:

– Я завидую этому.

Колин удивил сам себя, предложив ей руку и сказав:

– Пенелопа Физеренгтон, я думаю, ты должна потанцевать со мной.

Пенелопа удивила его еще больше, засмеявшись и произнеся слова:

– Это очень мило с твоей стороны приглашать меня на танец, но тебе больше не нужно танцевать со мной.

Его гордость почувствовала себя странно уязвленной.

– Что, черт подери, ты хочешь этим сказать?

Она пожала плечами.

– Это не обязательно. Я старая дева. Больше нет причин танцевать со мной, чтобы я не почувствовала себя уязвленной и обиженной.

– Я танцевал с тобой не по этой причине, - запротестовал он, прекрасно зная, что это была одна из причин.

А другой причиной была его мать, которая постоянно тыкала его в спину и напоминала ему.

Она наградила его немного жалостливым взглядом, что вызвало у него сильное раздражение, потому что он никогда не думал, что его будет жалеть Пенелопа Физеренгтон.

– Если ты думаешь, - сказал он, чувствуя, как его спинной хребет напрягся, - Что я собираюсь позволить тебе избежать танца со мной сейчас, то ты точно сбрендила.

– Ты не должен танцевать со мной, лишь для того, чтобы доказать, что ты не возражаешь против танца со мной, - сказала она.

– Я хочу танцевать с тобой, - почти прорычал он.

– Очень хорошо, - сказала она, после смехотворно долгой паузы, - Было бы довольно грубо с моей стороны отказать тебе.

– Было весьма грубо с твоей стороны сомневаться в моих намерениях, - сказал он, беря ее за руку, - Но я прощаю тебя, если ты сможешь простить саму себя.

Она споткнулась, что заставило его улыбнуться.

– Я думаю, я смогу справиться с этим, - прошипела она.

– Превосходно, - он наградил ее мягкой улыбкой.

– Да, мне ненавистна мысль, что тебе придется жить с чувством вины.

В этот момент заиграла музыка, и Пенелопа, держа его за руку, сделала реверанс, и они начали танцевать менуэт. Было довольно трудно разговаривать во время этого танца, что дало Пенелопе возможность отдышаться и собраться с мыслями.

Возможно, она была чересчур груба с Колином.

Она не должна была наказывать его за то, что он пригласил ее на танец, тем более, правда заключалась в том, что все танцы, которые она танцевала с ним, были ее наиболее лелеемыми воспоминаниями. Какая разница, что он танцевал их всего лишь из жалости? В конце концов, было бы гораздо хуже, если бы он вообще никогда не приглашал ее на танец.

Она скорчила гримаску. Хуже всего, значит ли это, что ей придется принести ему свои извинения?

– Что-то не так с тем эклером? - спросил Колин, когда в следующий раз они приблизились к друг другу в танце.

Прошло добрых десять секунд перед тем, как они снова приблизились к друг другу, что позволило ей переспросить:

– Прошу прощения?

– Ты выглядишь так, словно проглотила, что-то мерзкое, - сказал он довольно громко, видно теряя терпение из-за того, что па танца не дают им толком поговорить.

Несколько человек посмотрели на них, затем осторожно отошли подальше, словно Пенелопа могла оказаться больной, и заразить их инфекцией прямо здесь в танцевальном зале.

– Тебе что, необходимо об этом орать на весь мир, - прошипела Пенелопа.

– Знаешь, - глубокомысленно начал он, склоняясь в любезном поклоне, поскольку музыка уже заканчивала играть, - Это был самый громкий шепот, который я когда-либо слышал.

Он был невыносим. Но Пенелопа не собиралась ему об этом говорить, поскольку это прозвучит совсем как в плохом любовном романе. Она как раз прочитала один на днях, в котором героиня использовала это слово (или его синонимы) почти на каждой странице.

– Благодарю за танец, - сказала Пенелопа, как только они достигли периметра комнаты.

Она почти добавила: “Ты можешь сейчас пойти к своей матери и сказать ей, что ты полностью выполнил все свои обязательства”, но тут же пожалела о своем импульсе. Колин не сделал ничего такого, что могло заслуживать такого сарказма. Не его вина была в том, что мужчины танцуют с ней только под давлением со стороны своих матерей. По крайней мере, он всегда улыбался и смеялся во время выполнения своих обязанностей, что нельзя было сказать об остальных мужчинах. Он вежливо кивнул ей и тоже произнес слова благодарности.

Они только успели остановиться, и тут услышали громкий женский голос, который буквально пролаял:

– Мистер Бриджертон!

Они оба застыли. Этот голос они оба очень хорошо знали. Этот голос знали все.

– Спаси меня, - простонал Колин.

Пенелопа оглянулась через плечо чтобы увидеть печально известную леди Данбери, пробирающуюся к ним через толпу. Пенелопа невольно вздрогнула, когда вездесущая трость леди Данбери приземлилась на ногу какой-то несчастной юной леди.

– Может быть, она имела в виду какого-нибудь другого мистера Бриджертона? - предположила Пенелопа. - Вас ведь довольно много, и это возможно.

– Я дам тебе десять фунтов, если ты сейчас меня не оставишь, - резко сказал Колин.

Пенелопа выпустила воздух.

– Не будь глупым, я -

– Двадцать.

– Идет, - сказала она с улыбкой, не потому что ей нужны были деньги, а скорее всего потому, что ей было до странности приятно вымогать их у Колина.

– Леди Данбери! - позвала она, направляясь к старой леди. - Как приятно видеть вас здесь.

– Никто, находясь в здравом уме, не может считать, будто ему приятно видеть меня, - резко сказала она, - Кроме, возможно, моего племянника, и то половину времени я и в нем не совсем уверена. Но я все равно благодарю вас за эту милую ложь.

Колин ничего не сказал. Но она все равно направилась в его сторону и легонько стукнула своей тростью по его ноге.

– Хороший выбор - танцевать с ней, - сказала леди Данбери, - Она мне всегда нравилась. Больше мозгов, чем у всех оставшихся членов ее семьи вместе взятых.

Пенелопа открыла рот, чтобы защитить, по крайней мере, свою младшую сестру, когда леди Данбери выдала: - Ха!

И после секундной паузы, добавила: - Должна сказать вам, что мне никто не смеет противоречить.

– Я всегда рад вас видеть, леди Данбери, - сказал Колин, улыбаясь ей улыбкой, которой чаще всего награждают оперных певичек.

– Ишь, какой бойкий, - сказала леди Данбери Пенелопе, - Смотри, не упусти его.

– Мне вряд ли это удастся, - ответила Пенелопа, - Он большую часть времени проводит вне нашей страны.

– Видишь! - леди Данбери почти закричала Колину, - Я же тебе говорила, что она яркая и интересная.

– Вы должны были заметить, - мягко сказал Колин, - что не противоречил вам.

Старая леди одобрительно улыбнулась.

– Да, вы мне не противоречили. Я вижу, вы с возрастом становитесь умнее, мистер Бриджертон.

– Следует отметить, что и в юности я обладал хотя бы маленькой частицей интеллекта.

– Хм-м. Самое важное слово в этом предложение, несомненно, маленькая.

Колин посмотрел на Пенелопу, сузив глаза. Она, казалось, с трудом сдерживала смех.