И что же? Все-таки наступает время, когда имя женщины, которая познакомила нас с таким счастьем, произносят иногда с презрением, иногда с ненавистью, и почти всегда с равнодушием! А между тем, если б оба пола захотели, то легко могли бы избежать такого печального результата; это — испытать один раз блаженство и не идти далее. Тогда оставалось бы столько таинственного в этом упоении, столько неразгаданных очарований, воспоминаний… Казалось бы, одной минуты было бы достаточно, чтобы понять все значение жертвы, принесенной женщиною, и не сомневаться в ее любви, и чтобы при встрече с нею могло воскреснуть воспоминание о мгновенном счастье, воспоминание — которое было бы тем отраднее, чем более походило на сновидение, а следовательно, и не могло иметь своим последствием — пресыщение.

Но, к несчастью, природа распорядилась иначе — и разочарование кажется естественным последствием всех человеческих наслаждений. И точно, вас мучит жажда — первый стакан воды доставляет вам невыразимое удовольствие, половина второго вам еще приятна, но мысль, что вы должны выпить еще третий, — вам уже становится противною. Что же такое любовь, как не жажда сердца?

Читающий эти строки, вспомните, не случалось ли вам встретиться с женщиной, полюбить ее, вымолить у нее свидание, овладеть ею?.. И на другой же день ревность мужа, опасности, которых вы не могли предвидеть вчера, отъезд и другие неблагоприятные обстоятельства вас разлучают. Вам остается от этой встречи одно воспоминание, и это-то воспоминание не драгоценнее ли всего для вашего сердца? Оно не расстается с вами, и как только вы остались одни, мысль об этой женщине не первая ли посещает вас в уединении, не ее ли образ наполняет вашу мечту? Не есть ли она для вас то же самое, что для путешественника плод, который он вкусил только однажды? Тот великолепный пейзаж, который он видел только мельком и которого более никогда не увидит? Где бы вы ни были, не ощущаете ли вы внезапных порывов и непреодолимого желания перенестись к ней, потребность видеть ее, любить еще?.. Но, к счастью вашему, эта потребность не может быть удовлетворена, и грезы одной ночи не могут удовлетворить действительности, так что могила, вырытая ею в вашей душе, вечно покрывается свежими цветами.

Но если по прошествии нескольких лет, судьба опять сведет вас с этой женщиной и уничтожит преграды, разлучавшие вас с нею, — пожмите ей руку как другу, но удержитесь повторить ваши воспоминания; продолжайте видеть в ней существо отсутствующее и не уничтожайте поэзии чистого чувства. Тогда только, при каждой встрече с нею, вы почувствуете, что сердце ваше переполняется молодостью, и ваши глаза будут всегда видеть в этой женщине то же свежее и прелестное создание, каким она была в тот миг, когда отдалась вам. Она будет для вас цветком, напоминающим о былом счастье: лепестки его могут засохнуть, благоухание может испариться, но в нем всегда останется благоухание прошедшего, которое он напоминает собою; подобные воспоминания уподобляются бриллиантам — оправа их может устареть, но от этого не теряется цена самих камней. Устояв при встрече с любимой женщиной против естественного к ней влечения, вы никогда не потеряете ваших иллюзий и можете быть уверены, что, как бы жизнь ваша ни была суха и бесплодна, вы всегда найдете в ней оазис, где вы отдохнете с удовольствием, и в глубине души — имя, которое может утешить и облегчить вашу грусть. Ничто не в состоянии будет очернить в ваших глазах эту женщину; пусть она любит других, отдается им, но в сердце ее останется навсегда неприкосновенный уголок, полный воспоминанием о вас. И как бы она ни была развратна — вам стоит только подойти к ней, напомнить ей прошлое, и она грустно улыбнется или заплачет. Оно бы так и было, если бы поступали добровольно, а не в силу принуждающих обстоятельств; но убедите женщину, что для того чтобы любить ее всю жизнь, надо бросить ее после первого поцелуя. За одну такую идею она обвинит вас в равнодушии, в неблагодарности, возненавидит вас и будет думать, что вы считаете ее недостойною вашей привязанности, — тогда как вы только хотели ее счастья. Посмотрите, чем кончаются все браки по любви, — и вы увидите, что мы правы.

Сделав уже отступление от нашей истории, пойдем дальше по этому пути и, начав, так сказать, излагать теорию любви, выскажемся до конца.

Любопытство всегда было величайшим и главным двигателем этого чувства. «Будет ли этот человек любить меня иначе, как мой муж?» — спрашивают себя женщины, когда решают выбор любовника. «Будет ли эта женщина для меня такою же, как были другие?» — спрашивает мужчина, начиная новую связь.

Можно бы отвечать сразу на два этих вопроса: будет совершенно одно и то же, только увлечение будет заключаться: для женщины — в неизвестности, а для мужчины — в перемене.

Принимая в основание, что оба они обманывают друг друга только силою увлекающего любопытства, можно избегнуть его печальных последствий, которые влечет за собою этот двигатель грехопадения Евы; и вот каким образом. Любимая вами женщина любит перемены — льстите ее наклонностям, не оставаясь всегда одним и тем же; являйтесь пред нею в различных видах, старайтесь не высказываться и не давайте узнать себя вдруг; удивляйте ее, принимайте все формы и все изменения, которые требует ее характер; заставьте ее находить в вас то, чего бы она искала в других; следите умом и сердцем за потребностями ее натуры, разгадайте ее; будьте откровенны настолько, чтобы доказать ваше уважение, и настолько ревнивы, чтобы доказать вашу любовь; удаляйте от нее без насилия и грубостей все, что могло бы соблазнить ее; не будьте никогда слишком серьезны, чтобы не наскучить ей, и слишком ветрены, чтобы не потерять ее доброе мнение; не забывайте, что женщина всегда ребенок и что одинаково нужно и забавлять ее и покровительствовать ей; напоминайте иногда ей, что у нее есть сердце, и будьте осторожны, выспрашивая у нее о прошедшем; приучайте ее к мысли, что будущее ее неразлучно с вашим; хвалите ее туалет, как будто вы все еще ухаживаете за нею, ибо часто случается, что любовь удерживается в сердце весьма тонкими нитями; не развивайте перед нею теорий, чтобы не дать ей охоты опровергнуть их. Наконец, пусть ваша жизнь идет рядом с ее жизнью, и когда после всего этого она обманет вас, то значит, что в ней нет и не было никогда сердца.

Но, скажете вы, чтобы поступать так, надо не иметь ни одной минуты покоя и свободы, надо сделаться уже не любовником, а часовым, надо всю жизнь посвятить только любви и не иметь уже других занятий!

Я говорю это для людей, которые ставят любовь главнейшею задачею их существования — и они-то поймут меня. Те же, которые смотрят на это чувство не более как на удовольствие и развлечение, не нуждаются в подобных советах. У них есть молодость и деньги — и больше им ничего не нужно.

Понятно, что Эмануил далеко не так понимал любовь, как мы ее изложили, потому что смотрел на нее совершенно с другой точки зрения; но надо признаться, начало наших суждений пришло ему в голову, и он видел в них единственное средство избежать угрожавшей ему опасности.

«Юлия, — думал он, — единственная женщина, которая заставила меня думать о ней и желать; если я буду продолжать ее видеть — я могу влюбиться, а так как рано или поздно нужно же будет разорвать эту связь, то к чему готовить себе печаль или по крайней мере скуку? Вооружусь же твердостью. Она умная женщина и потому не рассердится, если я оставлю ее несколько необыкновенным образом. Разойдемся же скорее, покуда нам не в чем упрекать один другого; говорят, она обманывала всех своих любовников, так буду же я один, которого ей не удастся обмануть! Когда-нибудь мы вспомним с удовольствием проведенные минуты блаженства, а теперь?.. Завтра я еду, и разлука сделает остальное».

Хотя Эмануил и рассчитывал на это последнее обстоятельство, однако он предчувствовал, что это не кончится так легко, как он предполагал, и что минутная вспышка страсти, которой он поддался, рано или поздно, а будет-таки иметь огромное влияние на его жизнь. Быть может, эта мысль была только одним предчувствием, а может быть, она явилась потому только, что Юлия была единственною женщиною, которой удалось отвлечь Эмануила от его занятий; между тем он долго обдумывал, что отвечать на полученную записку и какие уважительные причины дать предполагаемому разрыву.

Оставим же его среди этих размышлений и посмотрим, что делала в это время Юлия и для чего она выехала из дома тотчас же, лишь только Эмануил ее оставил.

Мы сказали, что Юлия, как только вышла от Эмануила, отправилась в министерство внутренних дел, где она отдала письмо, которое тотчас же и было передано секретарю министра; письмо заключало в себе следующие слова: «Этот вечер. До завтра!»

Довольно загадочное письмо, а между тем оно было понятно, ибо министр, прочитав его, остался совершенно довольным и тотчас же бросил его в камин.

В то утро, когда Эмануил оставил Юлию, она, не медля, велела заложить карету и отправилась опять в министерство; на этом-то пути и встретил ее барон.

Только что пробило 10 часов, Юлия уже входила в квартиру министра, отворила дверь его канцелярии и прошла прямо в его кабинет; здесь встретил ее секретарь министра; увидев Юлию, он пошел ей навстречу и, протянув ей руки, сказал:

— Как твое здоровье, прелестная Юлия? Министр ждет тебя.

— Доложи же ему.

— Разве ты очень торопишься? — сказал он, пожимая ей руки и смотря на нее таким образом, как будто взглядом хотел заставить ее понять то, что было у него в мыслях.

— Да, — отвечала она, отталкивая его с улыбкой, — сегодня мне нельзя терять времени.

— Это твое последнее слово? Ну а что поделывает де Брион?

— Узнаешь после. Поди же скорей к министру и доложи ему обо мне.

Молодой человек отворил двери и скрылся.

Юлия как бы нечаянно взглянула на бумаги, которые лежали перед молодым человеком в минуту ее прихода, и, увидев, что они не были важны, уселась перед зеркалом, опустила голову на руки и задумалась.