Зато едва мы вышли на улицу, как я повесилась на него и попыталась громко спеть не очень приличную песенку, привлекая к нам внимание прохожих. Роман тут же зажал мне рот рукой, и я не смогла отказать себе в удовольствии укусить его за ладонь. Он отдернул руку, а я с всё тем же псевдопьяным напором пообещала ему:

– Я никому не позволю затыкать нам рты!

К нам торопливо подошел Вадим. Хмуро взглянув на меня, спросил у Пронина:

– Что это с ней? Похоже, она под кайфом.

Роман удрученно согласился:

– Похоже. Ее одна стерва сигареткой угостила. Ну, ты понимаешь, какой.

Возмутившись оскорблением ни в чем не повинной девчонки, я схватила его за грудки, и, с удовольствием заехав кулаком в скулу, завопила:

– Как ты смеешь оскорблять хорошего человека! А ну, иди и извинись перед ней сейчас же!

Но дальше разыгрывать такой чудненький фарсик мне не дали. Подъехал наш автомобиль и меня шустро закинули на заднее сиденье. Роман во избежание дальнейших покушений на свою драгоценную физиономию сел впереди, а со мной уселся Вадим. Я хотела поорать еще чего-нибудь малопристойное, но он склонился ко мне и чуть слышно заметил:

– Не переигрывайте, Маргарита Викторовна! Лучше притворитесь, что заснули.

Да уж, профессионала не проведешь. Но, чтобы принести достаточно неприятностей и своему бдительному стражу, я положила голову ему на плечо, чмокнула его в шею, и, протянув:

– Какая ты душка, Вадимчик! – сделала вид, что заснула.

Роману не было видно того, что делается сзади ниже пояса, вернее, ниже спинки его кресла, и я, воспользовавшись этим, начала злорадно терзать сидящего рядом мужика, оглаживая его по бедру, как жеребца. Спасаясь от насилия, он притиснулся к самой дверце, но я не дала ему скрыться, бесстыдно играя с его пружинящей ширинкой.

Бедняга пытался воспротивиться, сжимая мне руки, но в этом случае я пускала в ход коленки. Когда мы подъехали к коттеджу, Вадим был уже не красный, а багровый, и дышал так, будто на нем черти воду возили. В общем, победительницей в этой тайной схватке вышла я.

Когда мы приехали, Вадим даже из машины не вышел, лишь вытолкнул меня прямо на руки Роману. Тот, уверенный, что я крепко сплю, легко понес меня в дом, сердито бормоча на ходу:

– Знал бы, что нас ждет на этой дурацкой вечеринке, ни за что бы ни поехал!

Я считала наоборот: если бы знала, что у меня впереди зажжется лучик надежды, то поехала бы на нее сразу, не думая отказываться.

На следующий день надутый как индюк Вадим не мог смотреть мне в лицо, то и дело заливаясь мучительной краской. Я даже начала гордиться собой, никогда не думала, что могу до такой степени заводить мужиков. Мне пришла в голову забавная мысль завести с ним интрижку, но я ее тут же отбросила: мне слишком нравилась Марина, чтобы разбивать их семью.

Роман молчал, косо поглядывая на меня. Я же вела себя как ни в чем ни бывало, делая вид, что ничего не помню.

За завтраком я невинно поинтересовалась:

– Куда мы сегодня пойдем?

Любовник сердито рявкнул:

– Никуда! У меня работы полно!

На что я резонно возразила:

– Ну и сиди дома, а мне нужно доехать до аптеки и магазина.

Непонятно с чего занервничав, он принялся выискивать отговорки:

– Скажи Марине, она всё купит.

Разозлившись, я сладенько поинтересовалась:

– Мне что, слепок ноги сделать, чтобы она могла мне туфли купить?

Он немного задумался, изучающе меня разглядывая, будто впервые увидав.

– И почему мне не верится в безобидность твоей просьбы?

Пришлось встать в позу оскорбленной невинности:

– Я здесь что, в заключении? Может быть, мне уже пора в милицию жаловаться?

Милиция его, конечно, не напугала, но вот сигналы приближающейся грозы в моем посерьезневшем голосе сделали свое дело. Поморщившись, он нажал на кнопку переговорного устройства.

– Вадим, возьми, пожалуйста, Марину, и съездите с Ритой, куда она захочет. Что? – Роман непритворно удивился. – Горло болит? Ну хорошо, отправь кого-нибудь еще.

Тут же всё поняв, я тихонько захихикала, воображая себя мелким бесом. Ничего у Вадима не болит, он просто не хочет со мной ехать, страшась таких же подловатых лобзаний, что я устроила ему накануне. Ай да я! Ну, теперь я знаю, как справиться со своим главным врагом.

Повернувшись ко мне, Роман озадаченно произнес:

– Он заболел. Впервые за десять лет. Очень странно. – И он снова с подозрением принялся барабанить пальцами по столу, явно в чем-то меня заподозрив.

Его подозрения мне были вовсе ни к чему, и я решительно поднялась из-за стола.

– Ладно, пойду собираться! – и быстро отправилась к выходу.

Роман проводил меня долгим недовольным взглядом. Что ж, он сам загнал себя в угол – я чувствовала, что он боится оставлять меня без своего хозяйского пригляда, но после гордого заявления о своей крайней занятости идти на попятную ему просто стыдно. А, возможно, у него и впрямь есть неотложные дела, кто его знает.

Во всяком случае, через полчаса Марина, я, один из охранников с гордым именем Марат и водитель Толик уже подъезжали к одному из огромных торговых центров на Тверской.

Толик остался караулить Мерседес, а мы с Мариной и Маратом быстрым шагом прошли на второй этаж и нырнули в отдел женского белья. Вернее, нырнули мы с Мариной, а Марату я велела оставаться у входа, чтобы нас не смущать.

Недовольно присвистнув и решив, что ничего с нами не случится, если мы походим по бабскому отделу без него, охранник встал так, чтобы держать нас в поле зрения. Выбрав симпатичный наборчик, я кинула сумку на стул у стола выдачи и ушла в примерочную кабинку.

Не раздеваясь, позвала Марину якобы на помощь. Даже не начиная расстегивать блузку, внезапно спросила:

– Где стоит прослушка?

От неожиданности она ответила:

– В сумочке… – И, зажав рот, испуганно охнула.

Что ж, Сиси был прав. Ох, как хорошо он изучил нравы нашего бомонда. За свое надо бороться любыми способами. Неважно, этично это, не этично. Для них это полнейшая ерунда. Но испуганную Маринку утешила:

– Чего ты так переживаешь? Нас же никто не слышит. Или эта дрянь есть где-нибудь еще?

Она пожала плечами.

– Да вроде нет.

Я пошла дальше.

– Сколько можно снять с моей карточки, чтобы банк ничего не сообщил Роману?

Она вяло призналась:

– Да нисколько. Обо всех совершенных операциях идут SMS-ки на его сотовый.

Я задумалась. Деньги, вернее, наличка, мне была нужна позарез. Почему-то казалось, что Марина меня не выдаст, и я пошла ва-банк:

– Я собираюсь сбежать. Надоело мне работать резиновой куклой.

Она всполошилась:

– Да Роман с ума сойдет! Он же вас обожает! Он чуть не рехнулся, когда вы в прошлый раз от него в воду сиганули! Вадим его за плечи держал, чтобы он за вами следом сам в Волгу не нырнул!

Я строго ее перебила:

– Я вообще-то человек. У меня семья есть. Дети. И муж. – О том, что это не так, говорить не стала, надеясь, что Роман не рассказывал своим служащим подробности моей личной жизни. – И я хочу жить с ними. Почему с моими желаниями никто не считается?

Она вяло возразила:

– Ну, если бы вы так хотели вернуться к своей семье, давно бы ушли. Подняли скандал в каком-нибудь публичном месте – и всё. Мне кажется, не очень-то вы на свободу и стремитесь. Вадим правильно говорит – всё это только показуха.

В ее словах была определенная правда, и я призналась, внезапно перейдя на «ты»:

– Нет, дело не в том, что я не хочу уйти от Пронина. Я хочу уйти с минимальными для него потерями. Всё же он меня любит, и, возможно, даже искренне. К тому же, как ни крути, и для меня он стал близким человеком. Вот мне и не хочется обращаться к властям, скандалы устраивать, лишнюю боль ему причинять. Сама понимаешь, он будет драться за меня до последнего. И втянуто в эту разборку будет множество людей. И чем это может закончиться – неизвестно. Я же никакой публичной шумихи не хочу. Но, если честно, и наказать его мне тоже хочется. Чтобы он на своей шкуре понял – каково это, когда им манкируют, как вздумают.

Был тут и еще один момент – мне очень хотелось, чтобы Роман доказал мне свою любовь, отпустив. Вот тогда, возможно, у нас с ним и возникло бы что-нибудь действительно серьезное. Ведь любовь – это когда желания любимого человека значат больше, чем собственные.

А Пронин упорнейшим образом демонстрировал мне свой крайний эгоизм. Его страсть, которую он мне так агрессивно при первой же возможности доказывал, была так же далека от любви, как гнилое болото от океана. И то и другое – вода, но разница неимоверна.

Но это я спутнице говорить не стала, избегнув тем самым обвинений в откровенном утопизме и незнании жизни.

Марина призадумалась, и я поняла, что она меня одобряет.

– Но ведь Пронин вас всё равно найдет.

– Ну, для того, чтобы нашел, надо сначала удрать. Помогать мне я тебя не прошу. Просто отворачивайся иногда, договорились?

Марина неохотно мотнула головой, и я вполголоса сказала:

– Жди меня здесь, будто я еще меряю эти дурацкие шмотки.

Пользуясь тем, что продавщица была занята с капризной клиенткой, а дверца примерочной Марату из фойе не видна, я выскользнула в двери черного хода.

Быстро проскочив по служебной лестнице, вынырнула на четвертом этаже, где, как я знала по своему прошлому сюда набегу, располагался ювелирный магазин. Охранник подозрительно меня оглядел, но, поскольку у меня в руках не было ничего, кроме пластиковой банковской карты, удовлетворился моей извиняющейся улыбкой.

Мне еще в прошлый раз показался жуликоватым парень, многозначительно оглаживающий руку своей покупательницы, и я подошла к дальней витрине, взглядом позвав его за собой. Мне повезло, на этот раз он скучал в одиночестве и кинулся за мной, уже предвкушая добычу.

Разглядывая колье, очень похожее на то, что купил мне Роман, я тихо прошептала: