– Главное, не опоздать!

– О чем это вы?

– Так, не слушай… – отмахнулась Ева. – Куда же мы все-таки идем?

– После увидите, – уклончиво ответила Тоня. – Вообще говоря, вам в деревню лучше не возвращаться.

– Это еще почему? – возмутилась Ева.

– Там Телятников со своими дружками.

– Оч-чень хорошо! – вскинулась Ева. – Он-то мне и нужен! Все, мы возвращаемся…

– Да постойте вы! – закричала Тоня, ухватив ее за рукав легкой куртки, спасавшей от мошкары. – Нельзя вам туда… Этот Телятников – совсем отмороженный!

– Ну и что он мне сделает? – хищно спросила Ева.

– Я не знаю… Но у нас совсем другие законы – не то, что у вас, в Москве. У нас власть у того, кто сильнее!

– Да и у нас то же самое! – отмахнулась Ева. – А почему ты Телятникова не боишься?

– Боюсь, – сказала Тоня. – Но… Я даже не знаю, как объяснить!

– Как умеешь.

– Тогда я вот что скажу – у меня отец. Не то чтобы Телятников его уважает, но он его остерегается – потому что знает: отец точно убьет его, если со мной что случится. Из-под земли достанет! Ну, а отец, в свою очередь, не особо к нему придирается, потому что не хочет рисковать мной. У них обоих – нейтралитет меж собой, что ли…

– А милиция? Настоящая милиция у вас есть?

– Есть, – с достоинством произнесла Тоня. – Андрон Федулов. Но он один против всех. И потом, над ним начальство тоже есть, а начальство это больше за Телятникова, чем за правду…

– Ну, тогда герой он у вас, этот Федулов, если против всех!

– Разве герой?..

Но Ева не ответила ей, она задумалась. Тоня явно что-то недоговаривала. Она снова захотела расспросить девушку о событиях той злосчастной ночи, но вместо этого вдруг встрепенулась:

– А это что шумит? Водопад?

– Так это речка наша, Синичка! Во-он она…

Ева направилась в сторону реки, ожидая увидеть очередную красоту. Так оно и получилось – Синичка, несмотря на уменьшительно-ласкательное название, довольно бурно текла по порогам, создавая в своем ложе вихри и водовороты.

– Ух ты… – пробормотала Ева, потом, балансируя, потянулась рукой к воде. До ее лица долетали ледяные брызги.

– Осторожней! – Тоня дернула ее назад. – Унесет – и не выплывешь… В этом месте очень сильное течение.

– А холодная какая… Бр-р! – Ева смахнула водяную пыль со щеки, повернулась к своей спутнице. – Ты чего?

Тоня смотрела в сторону – напряженно и с беспокойством. Ева проследила ее взгляд – из-за деревьев шел к ним человек в военной форме, с ружьем за плечами, и на его тонких губах дрожала улыбка. Из-под фуражки висели прямые, светлые – точно солнцем выбеленные – волосы.

– Телятников… – шепнула Тоня. – К нам прямо идет!

– Пусть идет… Давно мечтаю с ним побеседовать.

– А-а, барышни… – пропел воевода, приблизившись к ним почти вплотную. – Лесникова дочка и ты, моя милая… Супруга покойного писателя, так я понимаю? Прямиком из Москвы, да?..

Ева молча глядела на него.

– Ну, чего молчишь? – Он снял с плеча ружье и слегка ткнул им Еву. Она хладнокровно отвела рукой от себя ствол.

– А что тебе сказать, милый? Дурак ты, вот что… – с веселым бешенством произнесла Ева. Тоня вздрогнула, посмотрела на нее смятенно. Но Ева никакого страха не чувствовала.

– Но-но… – Лицо Телятникова моментально окаменело. – Ты как разговариваешь – ты, фитюлька столичная?..

– Не нравится? Ничего, привыкай… – благодушно посоветовала Ева. – Я ведь завтра уезжаю отсюда. Из города буду в Москву звонить. Ты не знаешь, а я тебе скажу – у моего мужа есть весьма влиятельные знакомые. Пока они сидят у себя по кабинетам, не чешутся. Но ничего, думаю, я их раскачаю. Всех на уши поставлю!

– Ой-ой-ой… – недобро осклабился Телятников. – Испугала! У нас здесь своя власть!

– С кресла она слетит, твоя власть! – Ева для убедительности потрясла перед его носом кулаком. – Я не успокоюсь, пока твоего Мигунова не посадят и тебя вместе с ним! Я до европейского суда дойду!!! Я, между прочим, очень упорная… Сюда столько комиссий да проверяющих приедет, что сам не рад будешь! – закричала она. – Что ты с моим мужем сделал, а?

– Ева, не надо… – прошептала Тоня и тихонько потянула ту за рукав. – Не надо, не связывайтесь вы с ним… Пожалуйста!

Но Еву уже невозможно было остановить. Телятников, насколько она могла судить, принадлежал к наихудшему типу мужчин – самоуверенный нахал, который встречается повсеместно. К тому же явно склонный к жестокости, если не к садизму. Обычно подобные субъекты бьют жен, а перед дружками похваляются своей удалью. Они холодны, осторожны и расчетливы, но в случае крайней опасности способны на все.

– Ты ведь трус на самом деле, я знаю, – сказала Ева, глядя Телятникову в ярко-серые, почти белые от ярости глаза. – Надел на себя эту форму ублюдочную… Это кто ж ее придумал, какой модельер?.. О, дружи-ина! – произнесла она саркастически. – Наверное, нравится, когда тебя воеводой называют?.. Воево-ода! Смешно, честное слово. Мания величия у тебя, дружок, – вот что!

– Ева, прошу вас… – в отчаянии прошептала Тоня. – Ева, миленькая…

– Ты думаешь, Мигунов тебя защищать будет? Не дождешься! Он из тебя козла отпущения сделает, – радостно продолжила Ева. – Скажет – воевода мой во всем виноват, у начальства ведь всегда подчиненные виноваты… И тебя посадят, непременно посадят! Я Сазонова знаю, я к Сазонову пойду – он Данькин однокурсник бывший, он на всю страну, на весь мир шум поднимет! – Ева, ошалев от ярости, уже не понимала, что кричит Телятникову в лицо. – Ты ведь слышал о Сазонове, да, слышал?.. Сначала посадят тебя, а потом – Мигунова!

Она не замечала, как по его лицу бегут тени, дрожат выгоревшие ресницы, кривится в улыбке узкий рот…

– У, ведьма! – вдруг с ненавистью выдохнул он и с силой толкнул Еву в грудь.

– Ой, мамочки… – заголосила Тоня. – Ой, что ж это делается, а?!

– Ведьма… – напирал на Еву Телятников. – Никуда ты не поедешь, никому ничего не скажешь – вот что! Потому что я тебе не позволю, да, я…

И тут она опомнилась. Поняла, какого зверя дразнит. Но в следующее мгновение он снова толкнул ее – и Ева, потеряв равновесие, спиной полетела в реку. Взмахнула руками и окунулась с головой в стремительный ледяной вихрь, который завертел ее, понес вперед, вниз. Вынырнула с замершим на губах криком и увидела, словно сквозь белесую пелену, как Телятников улыбается ей вслед, а по берегу, спотыкаясь, бежит Тоня, кричит что-то, тянет к ней руки…

Но это было последнее, что Ева видела.

В следующее мгновение волна снова захлестнула ее, придавила своей ледяной тяжестью и потащила за собой – быстро, очень быстро, еще быстрей, слишком быстро…

* * *

Михайловский, опираясь на сучковатую палку, обошел лесную сторожку. Ноги дрожали от слабости, голова кружилась, но, в общем и целом, все было очень даже неплохо. «Живу!» – с иронией улыбнулся он.

– Даниил Петрович! – сквозь кусты на поляну ломилась Тоня, не разбирая дороги, – бледная, дрожащая, совершенно не обращая внимания на ветки, которые хлестали ее по лицу.

– Что? Что такое? – встревожился он, отбросил палку и подхватил Тоню обеими руками.

– Беда… – прошептала она, повиснув у него на плечах, зажмурилась, и слезы потекли у нее из-под ресниц.

– Какая беда? Рассказывай!

– Вы не понимаете, Даниил Петрович… Это ведь я во всем виновата, я! Ева, она…

– Ева? – удивился Михайловский. – При чем тут Ева?

– Так она приехала же! – взвизгнула Тоня. – Прямо к нам, в Синичку, приехала! Ваша жена!

Сердце у Михайловского замерло, а потом ухнуло куда-то вниз, в желудок. Ева давно стала для него фантомом, призраком из прошлого, который преследовал его постоянно, но тем не менее в этом фантоме не было уже ничего от той, реальной женщины. Михайловский в первый момент даже не поверил Тоне – наверняка она что-нибудь напутала! Разве Ева может быть здесь?! Бред, чушь, нелепая фантазия, ошибка…

– Ева?.. – повторил он.

– Да, она к нам приехала, уж дня три как тому назад… – закивала судорожно Тоня.

– Зачем она сюда приехала? – растерянно спросил он. Потом вспомнил, как Ева не любит путешествия, поездки, перелеты, как страшится покинуть свой обжитый мирок, как пугают ее отсутствие комфорта и дорожные опасности. Ева, дитя большого города, Ева, которая и на дачу-то Михайловского согласилась переехать с трудом…

Представил, как она добиралась до Синички, представил ее на фоне глухого бездорожья, покосившихся изб, в туче мошкары и гнуса – и похолодел. Ева, нежнейшая из нежных, – здесь!

– Так она вас приехала искать!

– О господи! – он схватился за голову. – Погоди… А чего ты так переполошилась, Тоня?

– Так вы ж мне договорить не даете… – вытирая слезы, жалобно запричитала та. – В общем, она с Телятниковым поругалась, и он ее в речку сбросил.

Михайловский не верил собственным ушам. Холодный пот заструился между лопаток.

– Где она? Пошли… Где она?

Тоня побежала вслед за ним.

– Я не знаю… Я же говорю – она в речку упала!

– И что?

– Ничего, – тихо сказала Тоня. – Нет, нам туда… – указала она направление.

Они шли довольно долго, быстрым шагом – у Михайловского даже закололо в боку и снова стало саднить в груди, но он на подобные мелочи не обращал внимания. Ева, Ева, Ева – стучало у него в висках.

– Сколько она здесь?.. Почему ты мне раньше не сказала?

– Я не знаю! Я думала, она вас не любит, я думала… Ну, в общем, я не думала, что все так серьезно! А когда я поняла, что она совсем не такая, как я представляла, я ее решила к вам отвести… Да, собственно, Даниил Петрович, мы сейчас-то к вам с Евой и шли! А тут Телятников…