– Есть. Хозяин он нашей тайге, к тому же неглуп и зря на человека не идет. В прошлом годе случай вот был, – стал рассказывать Федор. – Женщины малину собирали, одна и вышла на спящего мишку, вскрикнула и – в обморок. Мишка встал, понюхал, перевернул на спину, лизнул лицо – та очнулась. Ни жива ни мертва! А мишка высыпал ей на грудь собранную малину и удалился… Вот оне какие бывают!

– А что, Федор, детям запрещаете дальше учиться?

– Нет, Петрович, кто хочет, тот учится. Запретов нет! Главное только – избегать излишеств… А мы как-то и не рвемся учиться. Вот научились от топора, от топора и живем. Дед отца научил, отец нас – это наш университет.

– Нет, я бы тут долго не смог прожить, – честно признался Михайловский. – Уж больно много мошкары! Оводы какие-то, комары, гнус… Да на мне места живого нет!

– Это и хорошо, – не согласился Федор. – Кабы не мошкара эта, защитники наши, – уж давно б разграбили тайгу, леса все вырубили, туристы все мусором забросали… А если неймется тебе, Петрович, так ты дальше иди. Чего на одном месте-то стоять!

– Как – иди? – удивился Михайловский. – Мне ж геологов дождаться надо, оборудование у них взять, потом идти с ними до деревни Синичка… А в Синичке я бы проводника себе нашел и двинулся бы дальше один. Ну, если б нашел в деревне то, что искал.

Федор задумался.

– Плохой у тебя план, Петрович.

– Это почему же?

– А ну, как не придут твои геологи? А ну, как обманули тебя, или еще какое недоразумение случилось? И еще – в Синичке ты проводников не найдешь.

– Почему? – окончательно растерялся Михайловский.

– Да потому, что там одни старики остались! Лесничий есть, я его знаю – Иван Платонович Силин, хороший мужик, а боле из молодых – никого. Да, батюшка там есть, отец Стратилат… Не из наших Синичка будет, а из ваших.

– Не староверы, что ли, в ней живут?..

– Не, не староверы… Мы к ним не лезем, и они к нам не лезут. Сколько уже было соборов, чтобы нам соединиться, но пока что-то не получается. Уж больно много погрешностей у вас, у новообрядцев! Вот, помню, собрались как-то староверы и новообрядцы. Староверы говорят: «Мы старые. Наши законы старей». А новообрядцы: «А нас много». И больше ничего придумать не смогли. Ну, на том и разошлись…

– Погоди. Ты говоришь, священник там есть. А церковь? – с волнением спросил Михайловский. – Есть там церковь, старая такая, с позапрошлого еще века?..

– Да вроде… Николая Чудотворца, что ли?

– Она!

– Да вроде…

Михайловский задумался. Он жил здесь больше недели, и пока – без всякого результата. А что, если Федор прав – и не дождется он никого?..

– Как, ты говоришь, до Синички добраться?

– Пожалуй, сначала на лошади до узкоколейки. Лошадь я тебе дам, провожу. А дале – на узкоколейке. Работает она раз в день или через день… Ну, а потом – пешком, километров десять всего будет, – сказал Федор.

…Название деревни Синичка Михайловский в Москве суеверно скрывал ото всех. Таежная деревня Синичка была главной целью его путешествия, именно в ней надо было искать дневник прапорщика Гуляева.

Михайловский боялся, что, кроме него, ринутся туда другие люди – те, которым блеск золота затмевает все. Они опередят его, отнимут у него тайну. Лихие люди, люди без принципов!

Синичка была целью его путешествия и вместе с тем – трамплином к новым поискам. Если в деревне он найдет дневник, а в нем прямые указания на то, где надо искать золото адмирала, то Михайловский пойдет дальше. Пойдет до конца – и плевать на всякие мелкие неурядицы. Голый, босый, без копейки денег – он сделает то, что задумал, ничто и никто его не остановит…

Но, только добравшись до деревни с милым названием Синичка, Михайловский понял, что не всякий сможет повторить этот путь и конкурентов ему бояться незачем. Это была такая глухомань, что и представить страшно…

Искусанный мошкарой, с опухшим лицом, весь в грязи, с ноющими ребрами (умудрился свалиться с лошади), со стертыми ногами, Даниил прибыл наконец в Синичку. От запаха багульника, пропитавшего всю тайгу, у него болела голова.

Крошечная деревушка с низкими черными избами была теперь перед ним как на ладони. Тишина, которую изредка нарушал петушиный крик. И вдали – вытянувшаяся вверх колокольня из белого камня. Когда Михайловский увидел церковь, сердце его замерло, а потом забилось сильнее.

Он закрыл глаза и представил, как напишет об этом своему сыну. Сережка, наверное, уже давно ждет вестей от него… Он с таким энтузиазмом отнесся к идее отца, он тоже верит в успех. Михайловский представил еще, как расскажет об этом Еве… Стоп, стоп, стоп! Никакой Евы не было. Ева давно исчезла из его жизни. Ева – главная ошибка в его жизни… Наваждение, кошмар – вот что такое эта самая Ева!

Навстречу по узкой тропинке спускалась девушка в выцветшем оранжево-красном платье и посеревших от пыли домашних тапочках. Курносая, веснушчатая, светлые волосы убраны высоко в хвост, который мотается из стороны в сторону при ходьбе.

Увидев Михайловского, она остановилась, сделала ладонь козырьком.

– Эй, вы кто?

– Добрый день, – вежливо сказал Михайловский, понимая, что выглядит сейчас, после долгого пути, не самым лучшим образом. Опухший, заросший щетиной дядька, вылезший из леса… – Скажите, это ведь деревня Синичка?

– Да. А кто вам нужен?

– Я историк, я прибыл сюда для научных изысканий, – подумав, вычурно изрек Михайловский. – Вы не подскажете, кто мне сможет сдать комнату на время? Я, разумеется, заплачу!

– Комнату? – Девица почесала веснушчатый нос. – Мы сможем. У нас есть очень хорошая комната! – почти угрожающе воскликнула она. – У Семенихи теленок в избе – так не продыхнуть! У Никишкиной места нет, у других вообще бардак… И мы недорого возьмем!

– Хорошо, я согласен.

– Идемте… Нам во-он туда! – Девица зашагала рядом с Михайловским, с любопытством разглядывая его. – Так вы ученый, да?

– Не совсем. Я беллетрист… то есть писатель.

– Писа-атель… – завороженно повторила девица. – И откуда вы?

– Из Москвы.

– Мама дорогая… Из Москвы! – Судя по всему, девица была просто потрясена. – А фамилия ваша как?

– Михайловский. Даниил Петрович Михайловский.

– Врете, – выдохнула та и вцепилась ему в рукав куртки. – Однофамилец?

– Чей, простите, однофамилец?

– Так у меня книжка дома есть! «Последняя любовь императора» называется – про царя Александра Второго и эту… Катю Долгорукую! Отец лет пять назад привез, когда в Иркутск ездил, по делам…

– Это моя книга, – удивленно ответил Михайловский. – Вот уж не думал, что меня будут читать в таких далеких от Москвы краях.

– Ваша?.. Значит, вы – тот самый?!! О-о-о– о-о… – застонала девица от избытка чувств. – Значит, я сейчас живого писателя вижу? О-о-о-о-о…

– Ну, почти живого… – засмеялся он и провел ладонью по опухшему лицу. – А у вас умыться можно будет?

– Конечно, можно! – закричала девица. – У нас все можно! Да я вам баню растоплю! И вообще… Отец с ума сойдет! Ну как же, такой гость… Из Москвы… Даниил Петрович, живой… – Она еще раз потрогала его за рукав. И вдруг покраснела. Неожиданно стала степенной и тихой. – А меня Тоней зовут. Антонина я, то есть… А отец мой – Иван Платонович Силин.

– Лесник?

– Да, точно! Вы о нем слышали? Ну да, его тут все знают! Вот он обрадуется, что у нас такой гость… У нас ведь красота необыкновенная, а воздух… Наверное, в Москве он совсем другой, да?.. – важно говорила Тоня. – Мне уже двадцать два года. Я в Иркутске на медсестру училась, а потом сюда вернулась. Там… – Она поморщилась и затрясла головой. – …словом, я не смогла там. А вам сколько лет, если не секрет?

– Тридцать девять.

– О-о… ну, хотя вы еще не старый, – тут же поправилась она. – Я ведь, если честно, думала, что вы старик и, может быть, вообще умерли… Ну, в том смысле, что вы жили давно и давно писали свои книжки! А вы… – Тоня стрельнула в Михайловского таким взглядом, что ему стало не по себе.

Со стороны к ним медленно ехал милиционер на лошади. Тоня моментально надула губы и сделала непроницаемое лицо.

– Участковый инспектор, старший лейтенант Федулов… – хмуро сказал милиционер, спрыгнув с лошади. Довольно молодой, темноволосый, неулыбчивый, в выгоревшей на солнце форменной рубашке. – Ваши документы…

– Андрон Георгиевич, это писатель из Москвы! – мстительно произнесла Тоня. – А вы с ним так… Он у нас будет жить, между прочим!

– У вас, Тоня? – Участковый, пролистав, отдал Михайловскому его паспорт и помрачнел еще больше.

– Не Тоня, а Антонина Ивановна! Даниил Петрович, к вашему сведению, прибыл сюда специально из Москвы для этих… – Тоня смешно наморщила лоб. – Для научных изысканий, вот!

– Ну-ну… – пробормотал Федулов и снова вскочил на лошадь. – У нас много чего интересного…

Когда он уехал, Тоня повернулась к Михайловскому и сказала шепотом, словно открывая страшную тайну:

– Он дурак. Вы не обращайте внимания, Даниил Петрович!..

– Да все в порядке, Тоня, это ж его работа!

Изба у Силиных оказалась довольно чистой, на окнах стояли полевые цветы, занавески из обычной бязи… Холодильник использовали вместо шкафа, а телевизор – вместо тумбочки. И все потому, что в деревне уже давно не было никакого электричества.

– А людей в деревне много? – поинтересовался он.

– Да нет… Повымирали все, – вздохнула Тоня. – Одни старухи остались. Мужики все от пьянства повывелись, а молодежь разъехалась. Одна я только из молодежи осталась!

– А участковый?

– Ой, он не нашенский, из другой деревни! – презрительно отмахнулась Тоня. – Просто у него участок очень большой. Вот и ездит туда-сюда… Я только одного не понимаю – чего он к нам-то, в Синичку, ездит? У нас, слава богу, мир и порядок… В другом месте проверки бы свои проводил!