Элоиза Джеймс - Роман на Рождество

– И все же, – меланхолично покачала головой леди Невилл, – мужчина всегда ждет, что женщина с восторгом бросится перед ним на колени.

Флетч с воодушевлением подумал о том, что могла бы сделать она, стоя перед ним на коленях. Улыбка, заигравшая на пухлых губах прелестницы, подсказывала, что это занятие, возможно, придется леди Невилл по душе.

– Вы так и не угадали, как меня зовут, – напомнила она.

– Мне известно, что вы – леди Невилл, – сдался Флетч. – Но я не знаю самого главного.

– Чего же?

– Вашего имени. – Он снова взял ее за руку. – Имя женщины может сказать так много. Надеюсь, вы не Мери – это имя слишком пуританское.

– Нет, я не Мери. – Она снова издала низкий горловой смешок, и Флетч затрепетал от возбуждения.

– Многие имена рождают в воображении образ типичной англичанки, – продолжал он, проводя пальцами по ее запястью. – Но мне трудно представить себе вас как Люси или Маргарет.

– Конечно. Разве я выгляжу как типичная англичанка?

Воспользовавшись этим приглашением, Флетч оглядел собеседницу с головы до ног: раскосые глаза с чуть приподнятыми уголками, подчеркнутыми сурьмой, щедро напомаженные, почти пунцовые губы, обильно расшитый кружевами лиф с глубоким вырезом, над которым вздымалась, словно стремясь вырваться из заточения, пышная грудь – гораздо пышнее, чем у Поппи.

– Нет, – проговорил он, с трудом сдерживая вожделение, – вы совсем не кажетесь мне типичной…

– Я помогу вам – мое имя начинается на «Л».

– Лили?

– Слишком добропорядочно, – покачала она головой.

– Леттис?

– Вот еще! Похоже на сорт салата.

– Простите. У меня была пожилая тетушка, которую так звали, и это имя мне всегда нравилось. Тогда Летиция?

Леди Невилл снова отрицательно покачала головой.

– Лорелея?

– Мило, но я не Лорелея.

– Лилиан?

– Луиза! – наконец не выдержала она.

– Луиза… – повторил Флетч, словно пробуя ее имя на вкус. – Отлично.

Его дама ответила ему своим волнующим смешком.

Рядом с ними неожиданно появилась Поппи в сопровождении Гилла и Сент-Олбана.

– Здравствуйте, – сказала она. На ее лице не было улыбки.

При виде Вильерса Джемма почувствовала, будто камень упал с души. Только теперь она поняла, как волновалась, – брат Деймон остался цел и невредим, а вот что с ее милым другом и партнером по шахматам…

Герцог остановился в дверях, не обращая ни малейшего внимания на пристальные взгляды сотен глаз. Он был немного бледен, но, как всегда, необычайно элегантен.

Обычно слово «плащ» ассоциируется с черным бархатом, но плащ, прикрывавший в тот вечер плечи герцога, был из розового шелка, отороченный темно-лиловой тафтой с изумительной вышивкой, которая напоминала кованый узор – даже во Франции, при Версальском дворе, Джемма ни разу не видела такого великолепия, хотя провела там не один год. Черные с сединой волосы Вильерса были собраны сзади и перевязаны бархатной лентой, идеально подобранной под цвет плаща.

– Плащ прикрывает его раненое плечо, – пробормотал Деймон. – Умный парень.

– Второго такого нет, – ответила Джемма улыбаясь.

В своем стремлении к элегантности Вильерс вплотную подошел к опасной черте, разделяющей мужественность и женственность, но, как ни странно, в яркой, подчеркнуто модной одежде он выглядел больше мужчиной, чем многие другие в заурядной. Разумеется, этому способствовали и черты его лица, которые никак нельзя было назвать женственными (например, крупный нос и квадратный подбородок), особенно в сочетании с природной сдержанностью герцога и его всегдашним скучающим выражением лица.

Действительно, в Англии больше не нашлось бы никого, кто надел бы такой плащ, вернее, осмелился бы надеть. Но при всем этом Вильерс выглядел великолепно, как какой-то сказочный принц, счастливый обладатель целого гарема прелестных женщин.

Боком протиснув кринолин между двумя дамами, остолбеневшими при виде нежданного гостя, Джемма присела перед Вильерсом в глубоком книксене.

– Ваш приход – огромная честь для нас, ваша светлость, – приветствовала она герцога.

– Я пропущу прием у герцогини Бомон только в тот день, когда с меня будут снимать мерки для гроба, – ответил Вильерс с не менее глубоким поклоном и продолжил, покосившись на Деймона: – Хотя ваш братец приложил все силы, чтобы я оказался на этом весьма неудобном ложе, я остался жив и готов к новому поединку.

Поклон, который отвесил ему Деймон, сделал бы честь и императору.

– Только не со мной, ваша светлость, – проговорил юный дуэлянт. – Я больше не хочу с вами драться.

– Разумеется, я вам не верю, – ответил раненый герцог с улыбкой. – Я нахожу положение побежденного весьма неудобным и не желаю новых неудач, Гриффин. Представьте, в какие-то два дня я проиграл дважды – вам и вашей сестре.

– Если вы имеете в виду наш шахматный поединок, – тоже улыбнулась Джемма, – то вы проиграли всего лишь одну, самую первую партию.

Вильерс обвел взглядом притихших гостей, жадно ловивших каждое слово, и они тотчас отвернулись, безуспешно пытаясь придать себе равнодушный вид. На губах герцога снова заиграла улыбка, но на сей раз в ней было что-то дьявольское.

– Думаю, нам надо сегодня начать вторую партию, герцогиня, – сказал он. – Мне известно, что несколько глупцов заключили пари относительно исхода нашего шахматного матча, поставив больше двух тысяч фунтов. Было бы невежливо заставлять их ждать.

По залу пробежал шумок, похожий на шелест волнуемой ветром пшеницы: в последние несколько недель ставки спорщиков сильно возросли, а с известием о проигрыше Вильерса, считавшегося лучшим шахматистом Англии, они должны были взлететь до небес, не говоря уже о том, что…

Появившийся возле Джеммы супруг, герцог Бомон, как и подобает тонкому дипломату, отвесил Вильерсу глубокий поклон.

– Счастлив видеть вас, ваша светлость, – приветствовал он гостя, и в его голосе не было ни неприязни к Вильерсу, ни волнения из-за участия Бомона в параллельном шахматном поединке с женой. А ведь злые языки поговаривали (и половина Лондона этим слухам верила), что призом победителю в поединке Джеммы Бомон с Вильерсом и собственным мужем была она сама. Естественно, герцогиня рассчитывала выиграть и у того, и у другого. – Я с большим сожалением узнал о вашем ранении, – продолжал Бомон так, словно его шурин не имел к этому происшествию никакого отношения. – Не лучше ли было вам отдохнуть, ваша светлость?

– Ах, этот отдых, – со скучающим выражением произнес Вильерс. – Не стоит преувеличивать его значение, особенно сейчас, когда появился шанс сыграть в шахматы. Видите ли, – добавил он, – я не люблю проигрывать.

– Но мы делаем не больше одного хода в день, – с наигранной серьезностью возразила Джемма, – и сегодня вы не сможете определить, проиграете вы или победите.

– Я приложу все силы, чтобы привести вас в трепет своим искусством шахматиста. Испуг лишит вас способности логически мыслить, и вы сами бросите игру.

– Такая перспектива меня действительно пугает. Я согласна с мужем, вам нужен отдых, но раз вы настаиваете… Если вы соблаговолите сопровождать меня в библиотеку, то мы можем начать игру.

– Окажите мне честь, – поклонился Вильерс.

Джемма взяла его под руку, и они двинулись сквозь толпу. Шушукавшиеся пэры расступились перед ними, словно перед всходившей на трон королевской четой.

– Признаться, мне гораздо больше пришлась по душе камерная обстановка, в которой прошла наша первая встреча, – сказал Вильерс.

– Если вы настаиваете на продолжении игры, когда в доме полно народа, то вас не должна смущать публичность. Я ни за что не приглашу вас в свою спальню во время приема.

Поприветствовав лорда Сосни кивком, Вильерс снова повернулся к Джемме.

– Я кое-что понял во время поединка с вашим братом, – сказал он.

– Что вам было бы неплохо взять несколько уроков фехтования? – предположила Джемма с самым невинным выражением лица. Заметив, что леди Рапсфеллоу с выпученными от напряжения глазами прислушивается к их разговору, герцогиня с улыбкой обратилась к ней: – Да, миледи, мы намерены начать вторую партию. Не хотите ли к нам присоединиться?

Издав восторженный возглас, почтенная дама засеменила за ними.

– Вы слышали старую легенду о дудочнике, который уводит крыс из города? – шепнул Вильерс, наклонившись к Джемме.

– Я рассчитываю, что леди Рапсфеллоу помешает вам сосредоточиться, – рассмеялась герцогиня. – Так что же вы поняли во время дуэли?

– Будучи человеком неглупым, – продолжал с улыбкой Вильерс, – я сразу сообразил, что моя жизнь в руках вашего брата. В голове наступила особая ясность, как бывает, когда вдруг оказываешься на краю пропасти…

– Деймон никогда бы не пошел на убийство, – попыталась успокоить герцога Джемма, одновременно кивая двум дамам, которых даже не знала по имени.

– Правда, я решил, что доброе имя невесты значит для Деймона меньше, чем моя грешная жизнь, но ведь я мог и ошибиться, не правда ли? Вы думаете, этот случай изменил меня? Увы, этого не произошло.

– Понимаю, – ответила Джемма. – Однажды в Париже я попала под карету, и когда пришла в себя, то первая мысль была не о том, что станет с моей душой, а цела ли моя пелерина.

У распахнутых дверей библиотеки стоял наготове лакей, ожидавший приказаний. Сопровождаемые примерно сорока гостями Джемма и Вильерс прошли внутрь и уселись за шахматный столик. За спиной картинно завернувшегося в свой великолепный плащ герцога маячил лорд Рэндалф.