– Ох, уж не Илья ли Всемилич?! – вскричал брянский сотник. – Вщижский, не так ли?!

– Вот уж так, – кивнул головой Дмитрий. – Илья…да будто вжический…Ну, он мне поведал, что посылал своих торговых людей весной «в греки», и они узнали по дороге, что осенью все татары пойдут сюда, на Киев. Осады не миновать! Так решил их безбожный царь! Дружинники и «старцы градские» не советовали мне верить словам торговых людей. Они уверены, что татары сюда не сунутся, но я ведь ратный человек…Для меня позор – не подготовиться к осаде! Вот я и думаю о том, как защищать город. Усилил строгость, что ни день веду ратные учения с дружинниками и стражниками, укрепляю стены. Однако же я вижу, что нам грозит тяжелая беда со стороны Лятских ворот, там, где лес! Я прилагаю все старания, чтобы это дело поправить, но если враг туда ударит, беда будет непоправимая!

– Так, может, пошлешь нас, брянцев, туда, в это тяжелое место? – спросил с надеждой в голосе Ермила. – Уж очень мне хочется достойно послужить нашей русской земле! Ведь мы пришли сюда не сидеть, но сражаться!

– Ну, уж нет! – усмехнулся Дмитрий. – У меня по всем местам уже подготовлены люди! Поэтому не обессудь! – он бросил взгляд на покрасневшего от досады брянского сотника. – Мы пошлем твоих людей к Грецким воротам, очень важному месту. Мы ждем именно отсюда главный удар татарского воинства! Враги всегда отсюда нападали! А если говорить о лесе, что, якобы, татары боятся древесных чащоб…Есть у них какое-то поверье… Однако мы должны готовиться к любому случаю. Да хотелось бы помощи от нашего господа Бога! – Он энергично перекрестился. То же сделали все стоявшие рядом воины и Ермила.

После этого разговора брянский сотник со своими воинами отправился в городскую баню, где, хорошо помывшись и отдохнув, сбросил со своего тела дорожную грязь и усталость.

На другой день, выспавшись в большом церковном здании, приспособленном киевским воинством под жилье, и откушав простой, но сытной воинской пищи, приготовленной по распоряжению киевского воеводы, брянцы разошлись по городу, чтобы познакомиться с великой русской столицей. Ермила отправился на рынок искать лавку купца Ильи Всемиловича. Это оказалось делом не трудным. Стоило ему только произнести имя купца у входа на рынок, как сразу же первый торговец указал правильный путь. Купец Илья как раз был при деле: отвешивал товар городским ремесленникам. Он был очень рад видеть земляка и сразу же поручил все торговые дела приказчику. Весь день провел Ермила в гостях в купеческом тереме в обществе Ильи Всемиловича и его супруги Василисы. Они вдоволь наговорились о своих приключениях за последнее время…Когда Ермила уходил, купец Илья, провожая дорогого гостя, сказал: – Смотри, Ермилушка, если тебе будет плохо, иди к нам без промедления! Мой дом велик: могу здесь поместить всех людей! Если мы и не втиснем сразу всю твою сотню, но непременно поможем!

– Не говори так, мой дорогой Илья Всемилич! – улыбнулся брянский сотник. – Не дай Господь, чтобы мы прятались в твоей усадьбе! Мы пришли сюда не отсиживаться и прятаться. Здесь мы для того, чтобы мать русских городов и Василису и твоих детей надежно защитить! Но если не удержим врага и поляжем костьми, тогда не взыщи… Храни нас Господь! – Он перекрестился. – Наша погибель – это ваша погибель! Что твоя усадьба для татар?

– Как знать, – улыбнулся купец, – Иногда дощечка лучше спасает, чем большой корабль! Тогда обещай мне, если настанет такое время, что тебе некуда будет деваться, тогда ты придешь в мою усадьбу! Я верю я, что всегда смогу тебе помочь!

– В этом обещаю! – кивнул головой Ермила, и они, троекратно поцеловавшись, расстались…

И вот теперь, в это холодное утро 19 ноября Ермила вспоминал на городской стене все прошедшие события и то улыбался, то грустил…

Неожиданно подул сильный ветер, повалил густой мокрый снег. Земля не успевала покрыться даже тонким слоем снега, как вновь теплело, и грязные лужи заполняли все низкие места, рытвины и ямы. Воины проваливались в липкую холодную грязь, ругались и проклинали погоду. Ермила, слыша их разговоры, обыденные и бесхитростные, стал потихоньку дремать. Ему приснилась мать, такая молодая и красивая, какой была в детстве. Она улыбнулась сыну и весело сказала: – Ну, уж готовься, Ермилушка! Тебе предстоит великое дело!

– Какое, матушка? – радостно спросил мальчик.

– Будешь сражаться за русскую землю! – громко сказала она и вдруг застонала, заплакала, расплылась перед ним, как облако.

– Господи! – очнулся Ермила. – Да что же это такое?

Откуда-то издалека до него донеслись какие-то непонятные, но густые, все приближавшиеся звуки. Они напоминали сначала блеяние то ли коз, то ли овец…Вдруг где-то замычал вол, а за ним еще один и еще и, наконец, заревело, застонало, заскрипело и затрещало все вокруг!

Ермила подскочил и крикнул вниз: – Вперед! Хватайте, молодцы, оружие!

Воины забегали. Сразу же был послан вестовой к воеводе Дмитрию. Шум между тем усиливался. Теперь было ясно, что ревут волы, и скрипят телеги.

– Вот так нашествие! – подумал Ермила. – Они раздавят наш город только одними повозками!

На стену к брянскому сотнику влезли его ближайшие помощники Никита и Воята, уже ранее служившие в Киеве.

– Что это, Ермила Милешич? – спросил Воята, дрожа от возбуждения. – Неужели татары?

– Смотрите вон туда, ребятушки, – Ермила показал рукой на юг. – Видите эту темную мгу?

– Да это туча, батюшка, – рассмеялся Никита. – Внимательно смотри, вот уж там облака!

– Тучи и облака на небе! – возразил Ермила. – А это на земле!

– Так и есть! – вздрогнул Воята. – Ну, и глаза у тебя!

Неожиданно снегопад прекратился. Ветер усилился. Небо очистилось от туч, и солнце ярко, но не радостно осветило жуткую картину: к Киеву двигались несметные полчища!

Ермила переглянулся со своими воинами и покачал головой: – Да, дело прескверное! – Веселая бодрость, доселе торжествовавшая в нем, куда-то исчезла. Остались безнадежность, тоска и отчаяние.

Грязная туча между тем все более увеличивалась и, расплываясь вокруг города, постепенно превращалась во вражеское воинство. Шум уже был такой, что было непросто между собой разговаривать: даже громкая речь растворялась в визге, грохоте и реве…

– Вот уж попали в мышеловку! – подумал Ермила. – А нам говорили, что не по зубам татарам Киев…Помолюсь-ка я нашему Господу! – решил он. Встав на колени и вперив взгляд в небо, Ермила прочитал «Отче наш», а затем и собственную, пришедшую на ум отчаянную молитву. Обращаясь душой и сердцем к Богу, он просил Его помочь киевлянам спасти город от невиданной напасти.

– Только ты, Господи…, – молился брянский сотник, – но не мы, слабые люди…

Молитва помогла Ермиле очнуться и придти в себя.

– Что ж, – сказал он про себя, – если у меня такая судьба, тогда не посрамлю русской земли! Эй, молодцы! – крикнул он и махнул рукой стоявшим рядом. Те едва услышали крик и обернулись, дрожа от смертельного страха. – Не бойтесь татар, их не так уж много, как кажется! Это они согнали со всех сторон скот, телеги и рабов! А их войско не больше нашего! Справимся! Идите к нашим людям и готовьтесь к осаде!

Уверенность сотника передалась его товарищам. Спустившись со стены, они побежали выполнять поручение Ермилы и объяснять молодым воинам, как защищать заранее выделенные каждому участки обороны. Поскольку все уже было предусмотрено, одни воины заняли свои места у бойниц, другие, готовые на замену выходившим из строя бойцам, засели внизу с запасом стрел и дротиков. У ворот запылал большой костер: в медном чане подогревались смола и деготь. Столпившиеся вокруг горожане держали в руках пустые ведра, чтобы подавать вверх защитникам стен горячую смолу.

Но татары сразу не бросились к стенам. Их передовые отряды объезжали город на расстоянии полета стрелы. Вражеские всадники махали руками и что-то кричали.

– Ишь, ругаются поганые! – пробурчал Никита, вновь поднявшийся на стену и усевшийся рядом с Ермилой. – Вот бы им преподать урок!

– А ты попробуй, – кивнул головой сотник, – может что-то получится!

Никита снял с плеча лук, извлек из колчана стрелу и, натянув тетиву, пустил смертоносный снаряд в сторону ближайшего всадника. Гарцевавший на стройном арабском скакуне татарин в этот миг остановился, превратившись в удобную мишень. Но стрела не причинила ему вреда: не долетев нескольких саженей до всадника, она воткнулась в землю.

Татарин замахал руками и засмеялся. Промелькнули его белоснежные зубы, четко выделившиеся на темном, скуластом лице. Неожиданно смеявшийся выхватил из-за плеча лук, быстро приладил стрелу и прицелился. – Ох! – вскрикнул стоявший слева от Ермилы Воята. – Господи! Лихо!

Крик был настолько громким и визгливым, что все, кто были на стене, услышали его и вздрогнули. Воята лежал между зубцами городской стены и судорожно бился. Ермила подбежал поближе и онемел: перед ним был уже не боевой товарищ, а изуродованный труп со снесенной половиной черепа! Стрела попала прямо в лоб несчастному, раздробила ему голову и, отлетев вместе с брызгами крови и мозга, ударилась о бойницу, застряв в замазанной глиной трещине!

Ермила, едва державшийся на ногах от потрясения, забыв об опасности, подал знак стоявшим внизу придти на помощь. Воины быстро влезли на стену и, увидев труп, остановились.

– Тащите его вниз! – заорал приходивший в себя Ермила. – Да в церковь несите!

Воины двигались, как в тумане. Слава Богу, что татары не догадались в этот миг выпустить еще несколько стрел: защитников города намного бы поубавилось! Но, к счастью, враги и не думали нападать в этот день на город. Они не спешили. И пока татары совершали объезд Киева, брянские ополченцы медленно приходили в себя. Ермила первым вышел из этого нелегкого положения. Он бегал взад и вперед, спускался вниз, опять влезал наверх, убеждал каждого защитника, что произошедшее – нелепость, случайность!

Он затратил почти час на эти разговоры, подходя вплотную к своим воинам и крича им прямо в ухо. С превеликим трудом ему удалось и вновь подготовить к обороне расстроенных, напуганных людей.